Красноглазый вампир - Рэ Жан - Страница 27

Директором этого почтенного заведения был доктор Стивен Говард. Он отпустил всех учеников на каникулы и собирался устроить себе продолжительный отдых.

Хотя его отдых стоит назвать относительным, поскольку педагог собирался писать бесконечные эссе и мемуары об устаревшей и подзабытой литературе начала XIX века.

На следующий день после расставания с учениками доктор Говард взял стопку чистых листов и полгаллона фиолетовых чернил, уселся перед открытым окном и приступил к работе.

Он работал весь день и даже часть ночи, поскольку слуга через дверь пожелал ему доброй ночи, когда пробило одиннадцать часов. В час утра этот слуга по имени Питер Сламкин проснулся от сильнейшего приступа зубной боли. Он встал, чтобы принять старое лекарство, которое считал самым надежным, а именно «якобинскую воду». Затем выглянул в окно.

Он увидел, что лампа на столе доктора погасла, и решил, что тот отправился спать.

Между тремя и четырьмя часами ночи зубная боль вцепилась ему в челюсти с новой силой, и Питер принял новую порцию «якобинской воды».

Он машинально выглянул в окно, чтобы узнать погоду, поскольку утром собирался отправиться на рыбную ловлю.

Конечно, не в привычках доктора Говарда было подниматься среди ночи, чтобы вновь засесть за работу. «Один раз еще не привычка», — сказал себе Питер Сламкин, снова укладываясь в постель.

Когда он проснулся, то почувствовал себя свежим и отдохнувшим, готовым немедленно отправиться на ловлю пескарей.

Он проворно оделся и спустился по лестнице.

К своему величайшему удивлению он увидел свет в кабинете хозяина, хотя уже давно рассвело.

Он постучал, не дождался ответа и открыл дверь.

Доктор Говард сидел в своем кресле. Его голова свесилась на грудь. Немного крови стекло на его ночную рубашку, поскольку на нем был распахнутый пиджак. Удар кинжала прямо в сердце оборвал жизнь бедняги.

Питер по телефону предупредил полицию и, когда впускал примчавшихся полицейских, обратил внимание, что замки входной двери были открыты, а цепочка снята.

С самого начала по настоянию Скотленд-Ярда сыщик Гарри Диксон присоединился к следственной бригаде.

Доктор Стивен Говард не относился к большим ученым, но обладал отличными связями, и кое-кто из его покровителей увидел в убийстве национальное бедствие, которое требовало немедленного и всеобъемлющего отмщения.

Директорский дом был отделен от опустевших школьных помещений. Дом не был велик, а кроме того, поскольку доктор Говард прослыл человеком весьма экономным, если не откровенно скупым, то все работы по дому выполнял единственный слуга Питер Сламкин.

Сейф устаревшей модели, который взломщики вскрыли бы играючи, оказался нетронутым, хотя в нем хранилась немалая сумма денег. В ящике стола, не запертого на ключ, был найден набитый бумажник доктора, а также великолепный золотой портсигар, украшенный рубинами.

Гарри Диксон допросил Питера Сламкина, но бедняга ему почти ничего не рассказал.

Он пожелал мне через дверь спокойной ночи, — пожаловался Сламкин, — добавил, что барометр показывает хорошую погоду и что мне обязательно повезет на рыбной ловле… Он был хороший хозяин. После этих пожеланий он снова взялся за работу.

Откуда вы знаете, ведь вы его не видели? — спросил Гарри Диксон.

Тут нет ничего хитрого, — ответил слуга. — Все, кто знал доктора, скажут вам, что он совсем не производил шума, когда писал. Но его перо скрипело так сильно, что скрип был слышен даже через дверь.

Был вызван надзиратель школы, простой служака, который снимал комнату недалеко от школы. Диксон спросил его: То, что сказал Сламкин, правда?

Надзиратель выглядел ошарашенным и откашлялся, чтобы прочистить голос.

Не хочу никому противоречить, — тихо произнес он, словно извиняясь, — но я никогда не слышал…

Как? Вы никогда не видели доктора Говарда пишущим?

Видел, но никогда не слышал скрипа пера… Напротив… Питер Сламкин побагровел от гнева.

Что он еще лопочет, этот чертов надзиратель, который никогда досыта не ел? Что я лгу?

Нет, — пробормотал бедняга, — но я говорю правду.

Я, — возразил Питер твердым голосом, — не раз проходил мимо его двери и почти каждый раз слышал, как и вчера, скрип пера доктора!

— Секундочку, — перебил его Гарри Диксон. — Вы слышали, как он пишет. Но вы его не видели?

Сламкин задумался, потом медленно покачал головой:

— Послушайте, то, что вы только что сказали, сэр, удивительно для меня. Действительно, я его не видел. Правда есть правда.

— Прекрасно, — согласился сыщик. — Спуститесь на мгновение в гостиную. И вы тоже, господин надзиратель. Как вас?

— Проспер Ревинюс, помощник преподавателя французского языка.

— Спасибо. До скорого. Я буду вам чрезвычайно признателен, если вы останетесь в моем распоряжении еще на какое-то время…

Они удалились не попрощавшись, и Гудфельд, суперинтендант Скотленд-Ярда, выслушавший разговор в полном молчании, буквально бросился к своему знаменитому другу.

— Забавно, Диксон? Человек, который видел, как доктор пишет, не слышал скрипа его пера, а тот, кто слышал этот скрип, не видел, как тот пишет.

— Вряд ли можно лучше описать ситуацию, Гудф, — согласился сыщик.

— Как? Вы называете это ситуацией?

— Да… Да… Вообще-то всё это просто… Подождите!

Гарри Диксон наклонился над столом, вооружился лупой и указательным пальцем собрал немного сверкающей пыли.

Потом повернулся к Гудфельду. Глаза его горели.

— Какой шум больше всего походит на очень сильный скрип пера? — осведомился он.

— Ну, — усмехнулся Гудфельд, — к примеру, на хруст мышиных челюстей.

— Неплохо. А еще?.. Что бы вы сказали о маленьком напильнике?

— Да, но тогда доктор Говард вчера вечером не писал, а что-то обтачивал?

— Совершенно верно. А вот тому доказательство.

Гудфельд пощупал пальцем тонкую блестящую пыль и воскликнул:

Боже! Но это же золото! В прошлые века доктора обвинили бы в том, что он подпиливает экю!

Гарри Диксон долго рассматривал своего друга.

Ваши слова абсолютно верны, Гудфельд, — задумчиво прошептал он.

Он рассеянно листал бумаги, лежащие на столе. Только один листок был частично исписан.

Посмотрим, за какой труд взялся бедняга…

Он принялся вполголоса читать заголовок и подзаголовки:

Роман ужасов… Произведение Энн Радклиф… Замысел ее романа… Замок Черных Лиц… Ого! — вдруг воскликнул он.

Что такое, Диксон?

Ничего… Какое-то неясное воспоминание.

И внезапно память заставила его пережить странное приключение на Уайльд-стрит. Он мысленно увидел молчаливую женщину, углубившуюся в чтение этого романа.

Я знаком с этой историей, — вдруг сказал Гудфельд. — Я читал ее в одном шестипенсовом издании. Ужасающий роман. Прямо мурашки по коже. Дело происходит в Шотландии, в одном из горных замков в районе Дамфри. Там множество окровавленных или просто черных лиц, которые появляются в зеркалах, и ужасные клятвы, которые произносятся в полночь. Кроме того, там идет речь о сокровищах, которые охраняют то ли драконы, то ли призраки. И прочая, и прочая! Доктор Говард читал эту чушь? Я думал, он умнее. Мир праху его.

Он философски пожал плечами и последовал за сыщиком в соседнюю комнату, где на кровати лежал труп доктора.

Гарри Диксон внимательно изучил руки покойного.

Та же пыль забилась ему под ногти, Гудфельд, — сообщил он. — И посмотрите на мозолистые места на пальцах, которых изредка касался напильник. Доктор, похоже, работал долгое время, иначе у него не было бы столь выраженных мозолей.

— Надо бы выяснить, над чем он так упорно работал, а ведь одновременно он соблюдал тайну, — заметил Гудфельд.

Они вернулись в кабинет. Гарри Диксон остановился перед окном и замолчал перед тем, как раскурить трубку.

— Мне надо покурить, — проворчал он. — И надо поразмышлять… надо…

— …и найти, — с улыбкой добавил Гудфельд.

Утро занялось ослепительно ясным. В листве деревьев и на лужайках на все лады пели птицы. Две сойки отчаянно переругивались в кроне красного ясеня.