Другая правда. Том 2 - Маринина Александра Борисовна - Страница 12

– Что так смотришь, мальчик? – ехидно спросил Елисеев, заметив, что в этом месте Петр словно передернулся. – Тебя небось мама учила, что нужно быть скромным, что хвалить себя неприлично, а уж врать о себе и приписывать себе достоинства, которыми на самом деле не обладаешь, вообще крантец для нормального человека? Это всё только до перестройки работало, все эти этические принципы. А в девяностые знаешь как было? Врали все и обо всём. Что реклама по телику, что люди в разговорах. Подай-ка мне во-он ту кожаную штуковину, которая сверху на Юридической энциклопедии лежит.

Он протянул огромную толстую руку в сторону стеллажа с книгами. Петр поискал глазами в указанном направлении и заметил темно-красную обложку.

– Эту?

Он осторожно прикоснулся пальцем к шершавой коже.

– Ага, ее самую. Давай сюда.

Под обложкой оказалось нечто вроде кляссера для марок, только плотные серые страницы организованы иначе, и вместо марок в них находились визитные карточки.

– Это моя коллекция, я ее четверть века собираю, – Елисеев с нежностью погладил красный переплет. – Официальная часть визитки – лицом вверх, а на обороте – неофициальная. Погляди, полюбопытствуй. Вот, к примеру, эта.

Он вытащил из держателя карточку и торжественно прочитал:

– Общество с ограниченной ответственностью «Прима Люкс», головной офис – Москва, Пречистенская набережная, дом… Захарьин Вячеслав Игоревич, генеральный директор. Звучит?

– Ну… да, звучит, – согласился Петр.

– Что такое адрес на Пречистенке – объяснять надо?

– Нет, я в курсе, я же здесь пять лет жил, пока в универе учился.

– А теперь, – Елисеев перевернул визитку лицевой стороной вниз и протянул Петру, – полюбуйся на этого генерального директора.

Петр взял карточку, на обороте которой была приклеена фотография такого же размера, как сама визитка. На фотографии пацан, едва вышедший из школьного возраста и имевший абсолютно идиотский вид, стоял, вальяжно облокотившись на сверкающий дорогущий внедорожник. Причем по одежде и всему виду пацана было понятно, что такая машина никак и ни при каких условиях не может принадлежать ему. На лице – ни грамма интеллекта, одна только дурашливая, но горделивая ухмылка.

– Ну и как тебе? И этого дерьма было – ложку не провернуть. Зарегистрирует фирмешку из двух человек, он сам да бухгалтер, и бежит скорей визитки заказывать, себя гендиректором называет, а на обороте еще и на английском напишет, чтобы создать видимость, что его гнилая личность интересна иностранным партнерам. Смех один! А вот этого посмотри, тоже красавец.

Он протянул Петру другую карточку. Тоже генеральный директор, еще один головной офис, только уже на Котельнической набережной, а на фотографии лицо тяжелого алкоголика с мутными глазами и золотыми фиксами, приоткрытыми вымученной улыбкой.

– Этот тоже свою фирму создал?

– Да прям! – фыркнул Елисеев. – Этот за пару бутылок пойла отдал свой паспорт, чтобы на его имя фирму зарегистрировали, так поступали сплошь и рядом, когда настоящие имена и паспортные данные светить не хотели. Спасибо еще, если бутылками расплачивались или налом, это хоть по-честному, а зачастую просто украдут паспорт и регистрируют на него штук десять-пятнадцать юрлиц разных, владелец паспорта и не в курсе, живет спокойно. И с адресами поступали точно так же: сунут алконавту бутыль и регистрируют кучу фирм на его домашний адрес. Наше российское ноу-хау, его теперь даже за границей используют. Ты знаешь, что в Париже, например, торгуют адресами на Елисейских Полях для доставки почты? Платят денежки хозяину, указывают красивый адрес для деловой корреспонденции, давят фуфло в глаза партнерам по бизнесу, дескать, офис на Елисейских – это вам не кот начхал, там квадратный метр столько стоит, что можете себе представить масштаб моего успеха и благосостояния. Европа теперь пользуется, а придумка наша, российская. Пока не появился в нашей стране интернет и не создали всякие информационные базы, доступные всем, кому надо, можно было такие схемы проворачивать – в страшном сне не приснится. Кругом царил сплошной обман, а проверять и разоблачать – долго и муторно, никто вязаться не хотел, проще деньги взять и нужную подпись поставить. Куда ни кинь – все сплошь директоры, управляющие, менеджеры высшего звена, начальники департаментов, у всех красивые визитки на двух языках. «У меня свой бизнес!» Самые распространенные слова были в те времена.

Он бережно вложил карточку на место и закрыл альбом.

– Время больших денег и большого фуфла, вот что я скажу, – заключил адвокат. – Но Самоедову я потом вломил, конечно, чтобы язык не распускал.

– Самоедову? – переспросил Петр.

Смена темы прозвучала для него непонятно. При чем тут Самоедов? И почему он не должен был распускать язык?

– Ну да, – кивнул Елисеев, – он же вместе со мной в СИЗО приехал, следователь разрешение на двоих дал. Но я его в допросную не взял, оставил в машине ждать.

– Почему?

Елисеев насмешливо посмотрел на него и покачал головой:

– Совсем ничего ты в той жизни не понимаешь, мальчик. Ордер в консультации выписали только на меня, потому что я адвокат. Самоедова я потом сам вписал, строчкой ниже, уж не помню, какие у меня в тот момент были соображения, не то Самоедов очень просил, не то я чего-то там запланировал. Давно это было, да и не важно. Я же не знал, что Риту Лёвкину поставят на это дело, с самого начала был другой, мальчишечка совсем, фамилию забыл, но мать Сокольникова мне ее называла, когда в первый раз приходила ко мне. Сказала, что молоденький, фамилию эту я слышал впервые и решил, что неопытного мальчика я сделаю в полторы секунды.

– Гусарев, – тут же подсказал Петр.

– Может, и Гусарев, – равнодушно согласился адвокат, – не помню, из головы сразу вылетело. Короче, пришел я к нему, отдал ордер, он спросил, что это за помощник Самоедов, я наплел что-то очень убедительное, на какую-то статью Закона об адвокатуре сослался, якобы недавно измененную и дополненную, он поверил, разрешение на посещение в СИЗО выписал. О том, что создана бригада и что Лёвкина – старшая, я как раз от него и узнал, но ордер-то я ему уже отдал, назад не переиграть. Поэтому решил не рисковать и Самоедова на встречу с задержанным не тащить, хотя и мог бы. Понимал, что если Лёвкина прицепится, то такой хай начнется! Зачем мне этот головняк?

– И за что вы вломили Самоедову?

– Мальчик, – с досадой произнес Елисеев, – ты что, совсем ничего не понимаешь? Это сейчас я настоящий адвокат, хоть и не практикую давно, а тогда я был обычным решальщиком. Что видели мои шестерки? Что я выхожу из здания суда вместе с подсудимым, которого признали невиновным. Или что я встречаю у ворот СИЗО подследственного, в отношении которого дело прекратили. Что я захожу в нужный кабинет и выхожу, неся в зубах положительно решенный вопрос. Вот что они видели. Они знали, что я могу отмазать кого угодно, если захочу. Я в их глазах был всемогущ и всесилен. Разумеется, они знали, как дела делаются и как мир устроен, сами же курьерами между мной и братвой работали. Но то, что с их слов у Сокольникова возникли такие странные представления, это уж увольте. Что они ему наговорили такого, после чего он решил, что босс может всё, для него нет нерешаемых вопросов, мы – одна команда, и своих не сдают? Зачем болтали о конвертах, карманных прокурорах и пацанских понятиях? Сокольников – никто, водила наемный, таксист по факту. Базар, как говорится, надо фильтровать. Вот за это Самоедов и получил от меня по полной. На этом – всё, мальчик. Больше я к делу Сокольникова никакого касательства не имел.

Петр еще около получаса пытался задавать новые вопросы, но ничего не вышло, другой информации из Елисеева вытянуть не удалось…

Сидя дома за компьютером, Петр старательно записывал все, что удалось запомнить из разговора с адвокатом, и досадовал сам на себя. Как он мог забыть про вписанного в ордер помощника? Ведь вобла Каменская сразу обратила внимание на это и долго рассуждала вслух, как и почему так вышло. А он, Петр, не вспомнил. Если бы Елисеев сам не заговорил о выволочке, устроенной Самоедову, Петр и не спросил бы. Вот бестолочь! «Я не могу все помнить, – тут же принялся он оправдываться перед самим собой, – такой огромный массив информации, никто не удержал бы его в голове».