Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки (СИ) - Иконникова Ольга - Страница 8

— Я чувствую себя вполне хорошо, тетушка, — лепечу я.

— Да? Ну, что же, ладно. Но если вечером ты решишь не выходить к гостям, я пойму.

Ого, у нас будут гости!

Тетушка будто читает мои мысли.

— Ты же понимаешь, Наташа, мы долго никого не принимали. Но сейчас, когда доктор подтвердил, что болезнь отступила, отказываться и долее от визитов было бы неприлично.

Я торопливо киваю.

— Но не волнуйся — будут только ближайшие соседи. Бельские, Назаровы да сам Алексей Никанорыч.

Я никого не знаю, кроме доктора, поэтому мне всё равно. По поводу этикета за столом я тоже волновалась зря. Похоже, здесь его как такового не существует. На завтрак подали только кашу с маслом да что-то похожее на творожную запеканку. И ели всё это ложками. Я несколько приободряюсь.

А после завтрака устраиваю инвентаризацию своего гардероба. Если для встреч с тетушкой и кузиной ситцевое платье вполне уместно, то для ужина с гостями оно решительно не подойдет.

Меланья, охая, показывает мне более изысканные платья. Кажется, мое внимание к нарядам ее удивляет. Судя по всему, прежняя Наташа была к ним равнодушна.

— Да вот же какое хорошее платье, — протягивает мне нянюшка нечто бледно-зеленое и изрядно протертое в районе локтей. — Тут правда, на рукавчике пятнышко сальное не удалось отстирать, да только кто же его заметит?

Я меряю и бледно-зеленое, и темно-бордовое (тоже не первой свежести!), и в мелкую клетку — все они болтаются на мне как на вешалке.

— Исхудала-то как! — сокрушается няня. — Ну, ничего — Дашутка платье сейчас ушьет. У нее руки золотые.

Я прихожу к выводу, что графский титул еще не означает безбедного существования. Это довольно грустно.

Я выбираю темно-бордовое, и пока нянюшка удаляется с платьем на поиски Дашутки, расспрашиваю Захара Кузьмича о вечерних гостях.

Князь Бельский — родовитый, но обедневший (должно быть, в провинции все такие). Был другом моего отца и очень горевал после его гибели. Поддерживает отношения с Самохваловыми исключительно для того, чтобы наблюдать за моим воспитанием. И он, и его супруга Настасья Константиновна, и младшая дочка Верочка, по словам Кузьмича, милейшие люди. Ну, что же — поверим на слово. Друзья мне сейчас не помешают.

Назаровы — ближайшие соседи Самохваловых. Старший сын их в прошлом году сватался к кузине Софии, но получил отказ, из-за чего общение между семьями прекратилось на несколько месяцев. Потом возобновилось — хотя и без прежней приятности.

— А почему же ему отказали? — мне уже юношу почти жаль.

Но Кузьмич не склонен к сантиментам.

— Отец его пожалован всего лишь в личное дворянство — за заслуги перед Отечеством. А значит, к Никите Иванычу положение не перейдет. А разве Татьяна Андреевна отдаст Софию Васильевну за человека без звания? Хотя живут Назаровы в достатке.

— А ко мне, то есть, к прежней Наташе, никто не сватался? — я замираю в ожидании ответа.

— Как не сватались? — хмыкает Кузьмич. — Сватались, конечно! Вы, Наталья Кирилловна, — невеста богатая. У батюшки вашего хорошие капиталы были. А графский титул — и того дороже. Только Татьяна Андреевна всех женихов отвадила. Но и женихи-то, я вам скажу, были незавидные. Да у нас в губернии других и нет. Чтобы достойную пару вам найти, в Петербург ехать надо. А барыня ни в какую ехать не хочет. Оно и понятно — ежели там к вам какая важная персона посватается, уж так просто не откажешь.

— А что же, тетушка не хочет, стало быть, меня замуж выдавать?

Старик машет рукой:

— Ас чего бы ей хотеть? Вы под ее опекой только до тех пор, пока замуж не выйдете. А как выйдете, с чем она останется? Из Закревки уехать придется, в деревню свою вернуться. А у них там дом маленький, в несколько комнат всего. И сада нет. Да и деревушка-то — меньше десятка дворов. После сытого-то житья-бытья не скоро привыкнешь.

— А если я вовсе замуж не выйду? Что же, тетушка до старости моим опекуном будет?

— Выйдете, как не выйти, — кажется, он не сомневается, что замужество — мечта каждой нормальной девицы. — А если все же не выйдете, то вступить в наследство сможете в двадцать один год.

Ну, что же, кажется, в вопросах моего замужества мы с тетушкой — союзники. Но одна тревожная мысль все-таки меня гложет.

— А если со мной что-то случится, кому отойдут батюшкино имение и деньги? — мне уже представляется, как тетушка, стремясь завладеть наследством, подсыпает яду мне в суп.

Но Захар Кузьмич качает головой:

— Поскольку наследство складывается из имущества вашего батюшки, Самохваловы, как родственники по материнской линии, претендовать на него не могут. Всё достанется двоюродному дядюшке Кирилла Александровича — но тот сам уже старик, к тому же небедный.

— А не может ли тетушка, управляя моим капиталом, растратить его в своих интересах?

Бедная Татьяна Андреевна! И в чём я ее только не подозреваю?

— Имением управляет человек, делавший это еще при вашем батюшке — Кирилл Александрович всецело ему доверял. А его отчеты каждый год изучают те, кого его сиятельство для этого в завещании определил — князь Бельский и княгиня Артемьева. Княгиня в силу преклонного возраста давно уже из Петербурга не выезжает, управляющий сам ездит к ней с докладами. А на ведение хозяйства Татьяне Андреевне выделяется каждый год одна и та же немаленькая сумма.

— Если сумма немаленькая, — продолжаю допытываться я, — почему же тетушка так скромна? У Наташи и нарядов почти никаких не было, и драгоценностей.

— Наталья Кирилловна этим не интересовалась, — кажется, в голосе его проскальзывает гордость. — Она во всем с Татьяной Андреевной соглашалась. Не перечливая она, послушная.

Ну, что же — скромность девушку украшает.

Бельские и впрямь оказываются весьма приятными в общении. Александр Денисович кажется настоящим аристократом — он статен, галантен, и даже его усы выглядят благородно. Его супруга Настасья Константиновна мне тоже нравится — она невысока ростом, не худенькая, но без излишеств, и улыбка у нее, в отличие от моей тетушки, вполне искренняя. А дочь их Верочку я и вовсе сразу готова считать своей подругой.

Вот бывает так — впервые видишь человека, но сразу понимаешь, что он — «твой». Вера Бельская сухощава, не жеманна, и взгляд ее сразу выдает человека неглупого и любознательного. Интересно, дружила ли с ней та Наташа?

— Рада видеть тебя в добром здравии, Наташенька, — она легонько касается губами моей щеки, и я чувствую аромат сирени.

Он очень идет ей, этот аромат — и к ее темным глазам, и к лиловому платью (самого простого покроя, но очень элегантному).

С Соней, судя по всему, они отнюдь не подруги — они церемонно раскланиваются, но не делают попыток завязать разговор. Впрочем, я и сама пока молчу. Прибывают новые гости, и я пытаюсь запомнить каждого.

Иван Степанович Назаров оказывается простым, но очень милым человеком — веселым, шумным. Пышнотелая жена его Арина Максимовна — тоже хохотушка. А вот сын Никита молчалив и грустен. Хотя его можно понять — бывать в гостях в семействе, которое не сочло тебя ровней, приятного мало. Тем более, что у моей тетушки нет никаких оснований для такого поведения. Насколько я поняла, Самохваловы благородным происхождением тоже не отличаются.

Доктор Алексей Никанорыч Курицын (наверно, правильно — Никанорович, но я начинаю называть его так же, как все) при приветствии профессионально касается ладонью моего лба и одобрительно кивает.

Мы рассаживаемся за стол. Ужин сегодня почти роскошный — есть и всякие закуски, и несколько видов горячего.

— Ох, Татьяна Андреевна, и балуете вы нас! — восхищается Курицын. — Давно я таких рябчиков не едал!

Тетушка слащаво улыбается — ей нравятся похвалы.

— Да ведь как же, Алексей Никанорыч, вы же сами говорили — Наташеньке сейчас особое питание требуется. Вон она как за время болезни похудела — кожа да кости остались.

Все, кроме Бельских, смотрят на меня. По одному только этому можно определить, кто здесь из благородных. Но я, если и смущаюсь, то совсем чуть-чуть. Аппетит у меня хороший, и я пробую каждое блюдо. И почти каждое мне нравится. Вкус у некоторых необычный, у других — простоватый, но в целом тетушкиного повара можно похвалить. Хотя, наверно, это не повар, а кухарка.