Бессердечный (ЛП) - Реншоу Уинтер - Страница 4

Может, это и странно, но все-таки хорошо, что мы никогда не знали друг друга. Было бы тяжело быть здесь, заниматься всем этим, если бы у меня была какая-то глубокая, давняя, эмоциональная привязанность к нему. На самом деле, не знаю, смогла бы я разобраться с его вещами так небрежно и отпустить их так легко, если бы они для меня что-то значили. Можете называть меня сентиментальной, если хотите.

Всегда были только я и мама. У меня никогда не было братьев и сестер или дедушек и бабушек, двоюродных братьев, тети или дяди. Мама рассказывала мне об отце — отце Брайса — что он был ее боссом, когда она работала в Кеннебанкпорте в отделе сбережений и кредитов. О романе, в результате которого появилась я. Затем мой отец повел себя так, будто меня и вовсе не существовало. И когда его жене поставили диагноз инвазивная агрессивная опухоль головного мозга, он перевез семью в Сиэтл, чтобы у нее был доступ к всемирно известной команде нейрохирургов и онкологов, которые являлись специалистами в данной области.

Шейн возвращается с двумя кувшинами пива и сразу же доливает мне еще.

Думаю, я останусь на второй раунд.

— Как долго ты пробудешь в городе? — спрашивает Шейн.

Я пожимаю плечами, поднимая свой бокал к губам.

— Столько, сколько нужно.

— Если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони. — Он просит телефон, который я выуживаю из сумки и отдаю ему, и наблюдаю за тем, как он вбивает туда свой номер. Не думаю, что у меня будет желание общаться с незнакомыми людьми, но на случай, если мне что-то понадобится, хорошо, что он будет готов оказать мне помощь.

Год назад моя соседка по комнате в колледже переехала сюда, и я обязательно ей позвоню. У меня такое чувство, будто мы наверстаем упущенное, но я не против. Раньше мы были неразлучны, и я скучала по ней, как сумасшедшая, с тех пор, как мы закончили учебу и пошли каждая своей дорогой. Я мысленно добавляю в свой список дел звонок Бостин и убираю телефон.

— Хочешь выпить с нами коктейль? — спрашивает Рыжий.

— Какой?

— «Кровь оленя», — говорит он, наблюдая за выражением моего лица. — Шутка. Мы пьем «Ягер-бомб». (Примеч. «Ягер-бомб» — коктейль, который делают из ликера и энергетического напитка). Это был любимый коктейль Брайса.

Забавно. Это был и мой любимый коктейль в те дни, когда я относилась к жизни менее серьезно.

— Да, я с вами. — Я встаю со своего места и следую за ребятами к бару, где все выстраиваются в очередь, чтобы взять коктейль.

— Эй, это Ретт? — слышу я возглас одного из парней. Проследив за его взглядом, я вижу, как светловолосый, почти двухметровый широкоплечий Адонис с грохотом ставит свой коктейль на стол и швыряет деньги на барную стойку, а затем стремительно несется к выходу, прежде чем кто-нибудь может его остановить.

— Да, — говорит второй парень. — Это он.

Первый парень почесывает бровь, наблюдая за тем, как Ретт уходит.

— Черт.

Ретт

— Как ты? — Этим воскресным утром мать Дамианы дотрагивается своей рукой до моей щеки, глядя такими же медово-карими миндалевидными глазами, благодаря которым ее дочь зарабатывала миллионы. — Мы за тебя волновались.

— Не стоило. Будете кофе? — Я указываю на кофе-машину, стоящую на кухонном столе позади меня, и Ирена бегло бросает взгляд на нее.

— Нет, спасибо.

Отец Дамианы, Джордж, сидит в гостиной, его руки спокойно лежат на подлокотниках мягкого кресла. Он смотрит на пустой экран телевизора, не двигаясь и не говоря ни слова.

— Спасибо, что пришел вчера, — говорит Ирена и кладет руку на мою ладонь.

— Вам не нужно благодарить меня за то, что я пришел на похороны своей невесты.

— Ну, учитывая все то, что всплыло на этой неделе. — Она делает паузу и касается крестика, висящего на цепочке, скручивая ее. — Мы бы поняли, если бы ты...

Ее слова повисают в воздухе, и покрасневшими глазами она смотрит в мои глаза. Она, наверное, гадает, почему, черт возьми, я выгляжу таким спокойным и сдержанным. Она не спала несколько дней, отец Дамианы за эти дни едва ли проронил несколько слов, а я стою здесь, делая кофе, как ни в чем не бывало.

— Мы не хотели оставаться надолго, — говорит Ирена, побуждая своего мужа встать. — Просто решили проведать тебя, прежде чем покинем город. Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, хорошо, Ретт?

— И вы звоните, если что. Я буду здесь, если понадоблюсь.

Я провожаю их до двери, отмечая, что модельная походка Дамианы досталась ей от матери. Если бы она только переняла ее непоколебимую преданность и верность, мы бы не стояли сейчас здесь и не обсуждали это.

Ирена обнимает меня за плечи своими длинными руками и целует в обе щеки, прежде чем вытереть слезы с глаз и взять за руку Джорджа. Я запираю за ними дверь и возвращаюсь к своему кофе.

Я не сказал Ирене, но я тоже не спал.

Кроме того, я уверен, что она могла все и так понять по моему лицу — по темным кругам под глазами и затуманенному взгляду. В мыслях я продолжаю воспроизводить образ тех двоих, трахающихся снова и снова. И это не остановить. Каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу их.

Дотянувшись до чашки в шкафчике, я слишком быстро хватаю ее дрожащими от отсутствия сна руками, и она падает, разбиваясь о столешницу. Вытащив из-под раковины мусорное ведро, я начинаю бросать куски разбитой керамики поверх сломанной рамки с фотографией Дамианы, Брайса и меня во время прошлогодней игры с «Метс». (Примеч. «Метс» — нью-йоркская команда по бейсболу).

Она стоит между нами, улыбаясь, и мы оба обнимаем ее, и от меня не ускользает ирония этой фотографии, лежащей среди разбитых остатков рамки.

Не знаю, давно ли Брайс и Дамиана начали спать вместе, и планировали ли они во всем мне признаться, но даже в самых страшных снах я не ожидал получить тот телефонный звонок. Я бы предпочел застукать их вдвоем, тогда, во всяком случае, я бы получил удовольствие, надирая его зад и посылая ее куда подальше.

Мой телефон вибрирует, скользя по столешнице, и имя Шейна высвечивается на экране. Ребята звонили мне всю неделю, проверяя, все ли со мной в порядке. Даже присутствовали на похоронах Дамианы.

— Привет. — Я плечом прижимаю телефон к уху, продолжая поднимать оставшиеся осколки керамики.

— Просто позвонил узнать, как ты. — В последнее время Шейн напряжен и неловок, как и остальные члены команды. Все вокруг меня ходят на цыпочках. Когда я вхожу в комнату, они замолкают. Когда прохожу мимо, пялятся. Не нужно обращаться со мной, как с ребенком. С психикой у меня все нормально.

Злой? Да.

Взбешен до чертиков? Еще бы.

Слаб и уязвим? Едва ли.

— Да сам понимаешь, — говорю я.

Он не понимает.

Никто не понимает, каково это, потому что с ними никогда не случалось ничего подобного.

В этой ужасной аварии столкнулась фура и два гребаных предателя, которым посреди ночи приспичило покинуть свой гостиничный номер, чтобы перекусить блинчиков, предположительно после интенсивного сеанса траха.

— Ты ходил к Брайсу? — спрашивает Шейн.

— Неа.

Я хотел, но не смог. Брайс был для меня братом. Лучшим другом. Единственным сукиным сыном, который меня понимал, потому что во многом был похож на меня.

Но он отнял у меня две вещи, которые мне чертовски были дороги, и теперь я сделаю все, чтобы забыть этого ублюдка.

Вчера утром, когда ушел с похорон Дамианы, я остановился возле церкви, где несколько минут назад началась прощальная церемония с Брайсом. Я просто стоял там. На крыльце. Без единого движения. В одиночестве. Вел диалог с самим собой о том, пожалею ли я об этом когда-нибудь. В конце концов, я решил, что так и сделаю, и, пробравшись внутрь, остановился перед алтарем и внимательно слушал, как тренер говорит о том, каким парнем был Брайс, как для других был готов на все, что угодно, и что у него было золотое сердце. Кажется, он даже использовал выражение «верный до конца».