Понять. Поверить. Простить (СИ) - Леонова Светлана - Страница 22

— Увезти? — Виктор удивился ходу мыслей жены. — Зачем?

— Мы не сможем контролировать каждый ее шаг. А просто запретить видеться и общаться с ним мы не сможем. Ты же знаешь, какая она своенравная — будет делать все назло.

— И что ты предлагаешь?

— Мы уедем все. Куда-нибудь подальше.

— Это не выход.

Кристина задумалась. Она постукивала наманикюренными пальцами по крышке стола, и от этого Виктор начал немного раздражаться.

— Ладно, Крис, мне нужно еще работать. Иди. Я задержусь, ты меня не жди — ложись.

Кристина бросила на него недовольный взгляд и вышла из кабинета.

***

Два дня спустя.

— Твою-то мать, — Виктор в сердцах швырнул ручку на стол. Новый проектировщик внезапно отказался с ними работать. А сегодня Виктор узнал, что у Зарипова имеются копии всех чертежей и карт. Даже те, которые хранились у него дома. — Сереж, у нас завелась крыса — вычисли.

Сергей как обычно невозмутимым голосом оттарабанил:

— Да не вопрос.

Виктор попытался проанализировать ситуацию: не мог ли сын Зарипова каким-то образом разнюхивать у него дома важную информацию? Сейчас Виктор был ни в чем уже не уверен. Но Кристина оказалась права — Элю необходимо оградить от общения с ним.

Вечером Виктор позвал Кристину в спальню и плотно закрыл за собой дверь.

— Ты была права, нам нужно что-то делать с Элей. Она сейчас для Зариповых как входной билет к нам.

Кристина спокойно выслушала Виктора.

— А я тебе что говорила. Кстати говоря, насчет Эли: что-то какая-то странная она ходит — грустная, о чем-то думает постоянно.

Виктор гневно посмотрел на Кристину.

— Ну так ты мать или нет? Поговори с ней, узнай, в чем дело.

— Вить, по-моему, ОН принудил ее лечь с ним в постель…

Кристина выжидающе смотрела на мужа, ожидая его реакции. В ее глазах по-прежнему не было никаких эмоций, что еще больше взбесило Виктора.

— Ты хочешь сказать, что он ее…

— Я не могу ничего утверждать. У меня только есть подтверждение от врача, куда она вчера обращалась. В той клинике меня тоже знают, и врач позвонил и попросил приглядеть за настроением дочери — как бы она никаких глупостей не сделала.

Виктор сжал кулаки, до скрипа стиснул челюсти и отвернулся к окну. В его душе сейчас загоралось дикое пламя гнева. Ну уж вмешивать его дочь в их дела — совсем низко. Тем более таким образом. Виктор не прощает никому обид. Особенно причиненных его родным.

***

Эля не выходила из своей комнаты. Она молча смотрела в окно — смотрела на мелькавшие в темноте огни машин, на спешащих домой под уличными фонарями людей.

Мать дома истерила по любому поводу. И вся эта истерия была направлена на нее — Элю. Как бы ни пытался отец заступиться, легче от этого не становилось. В довершении ко всему ей запретили куда-либо выходить. Это уж совсем диким показалось Эле. Она заперлась в своей комнате, желая спрятаться от этого сумасшествия.

Немного спустя в комнату постучался отец.

— Я войду?

— Проходи, пап.

Отец выглядел очень обеспокоенным.

— Нам нужно поговорить, — сказал он, присаживаясь в кресло. Эля поняла, что разговор будет серьезным. Она удобней устроилась на подоконнике, поджав под себя одну ногу, и приготовилась слушать. — Ты знаешь, у меня сейчас на работе большие неприятности. И к сожалению, у меня имеются опасения, что это может навредить нашей семье. Поэтому с завтрашнего дня ты и Рома будете ездить под охраной.

Увидев удивленный взгляд Эли, отец подтвердил:

— Ты не ослышалась — под охраной. Это вынужденная мера. Поверь, если бы в этом не было необходимости, я бы так не поступил. И еще — через несколько дней вы все уезжаете.

— Что? — в ужасе выпалила Эля. — Куда?

— Не важно. Это тоже для вашей же безопасности. Только об этом никто не должен знать.

— Пап, я не хочу уезжать. А как же учеба, а моя работа, а… — Эля даже побоялась закончить, но главный вопрос все же вертелся у нее в голове: "А как же Стас?".

— Дочур, так нужно. — Эле даже показалось, что эти слова тяжело даются ему. — Это все ради вашей же безопасности. Ты сама учишься на юридическом, и должна прекрасно понимать, как легко даже по малейшей информации вычислить человека. Когда все образуется, вы вернетесь. Я обещаю.

— Пап, а это… надолго? — робко спросила Эля.

Виктор встал и подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в макушку.

— Не знаю. Не переживай, солнышко, все будет хорошо. — И потом добавил. — Если то по поводу этого Стаса, то если ему надо будет, он тебя дождется. А пока никому ничего не говори, хорошо? — Он еще раз прижал к себе дочь. — Я тебя очень прошу.

Когда отец ушел, Эля грустно посмотрела в окно. На душе стало очень неспокойно. Какое-то нехорошее предчувствие. Мысли проносились в голове вихрем, но ни одна из них так и не успевала оформиться во что-нибудь определенно связное.

Так хотелось позвонить Стасу, поговорить, услышать его голос. Но сегодня весь день он был недоступен. К тому же Эля сейчас подумала, что отец никогда не был таким обеспокоенным. Что же такого могло случиться, что требует немедленного и тайного отъезда семьи из города? Эля решила никому не звонить и ничего не рассказывать. После она свяжется со Стасом, все ему объяснит и извинится.

***

День спустя.

Виктор вывез семью поздней ночью. К ним присоединилась мать Виктора — София Владимировна. Эля была очень рада этому обстоятельству — оставаться один на один с матерью было сродни тому, чтобы находиться с горящим факелом рядом с пороховой бочкой. Та была в уже ставшем привычным раздраженном состоянии, постоянно срывалась на крик.

Они приехали в какой-то загородный дом, Эля даже не знала, кому он принадлежит — возможно кому-то из знакомых отца или был предусмотрительно снят на некоторое время.

Охранники сразу же попросили отдать все имеющиеся средства связи, предупредив также, что в в этом месте все равно не работают вышки сотовых операторов. Виктор Сергеевич уехал на следующее утро, оставив в доме двух охранников, и пообещал, что через день-два приедет проведать их.

И начались одинокие будни. Тоскливые. Без НЕГО. Эля понимала, что с ее стороны очень эгоистично думать только о себе, но ничего поделать с этим она не могла. Кристина совершенно отстранилась от всех, Эля заметила, как мать все чаще и чаще стала прикладываться к алкоголю. Нет, та не напивалась до бессознательности, но по одному-другому бокалу в день она могла пропустить. Единственный, кто старался поддерживать во всех оптимизм — это бабушка. Она старалась придумывать для Эли и Ромки какие-нибудь дела, чтобы хоть чем-то занять их: то они дружно готовили что-нибудь под бабушкиным руководством, то начинали уборку в доме. Эля даже научилась вязать и вышивать крестиком.

Бабушка каждый вечер приходила к Эле и Ромке перед сном, чтобы поддержать их моральный дух. Она садилась к каждому из них, обнимала и для каждого всегда у нее находилось нужное слово.

София Владимировна давно заметила, что с Элей творится что-то неладное. Девочка как будто ушла в себя, закрылась от внешнего мира — ее что-то сильно тревожит. Будучи мудрым человеком, она не стала допытываться в чем же причина — захочет, расскажет все сама. Но она видела, как день за днем девочка становится все грустнее от своих мыслей.

— Евочка, — бабушка всегда любила называть ее именно так, — деточка, ты что-то совсем пала духом. Ну не расстраивайся так — папа все решит и скоро за нами приедет. Все будет хорошо. Потерпи немного.

Эля любила тесно прижиматься к ней и, как когда-то в детстве, слушать ее неторопливую речь. Это всегда успокаивало. Именно бабушка предложила завести дневник для того, чтобы записывать все свои переживания.

— Евочка, я вижу, как тебя что-то беспокоит. Тебе нужно снять груз с души — высказаться. Я ни в коем случае не давлю на тебя — если ты сама захочешь, то можешь мне все рассказать. Я все сохраню между нами. Если никому не хочешь доверять, то вырази все на бумаге — но только не держи в себе. Станет полегче, вот увидишь.