Охотник из снов (ЛП) - Кеньон Шеррилин - Страница 27

От этого поцелуя всё мысли Симоны спутались. Как прекрасно было чувствовать его ладони, скользящие по её телу, пока их языки сплетались в танце. Её давно никто так не прижимал к себе… Она почти забыла, каково это — ощущать объятия сильных рук, мужской запах, трение щетины о кожу. Чистое блаженство.

Симона жаждала оседлать Сайфера и скакать на нём, пока они оба не запросят пощады.

— Оттолкни меня, Симона, — хрипло прошептал он ей на ухо.

— Ты этого хочешь?

— Нет, — прорычал он. — Я умираю, как хочу оказаться внутри тебя. Хочу пропахнуть тобой, мечтаю пробовать на вкус каждый сантиметр твоего тела, упиваясь тобой до головокружения.

Она задрожала. В этот момент она желала того же самого. Но они же совсем не знакомы, и он — прóклятый демон.

«Демон, Симона… демон».

Положив руки ему на плечи, она отстранилась:

— Я тебя не понимаю.

Сайфер проглотил готовый сорваться с языка язвительный ответ. Честно говоря, он и сам себя не понимал. Не знал, почему так отчаянно хочет быть с Симоной.

«Ты умрёшь за меня?» — прозвучал из глубин памяти насмешливый голос Сатары. И он сделал это. Сайфер отдал за неё жизнь, а она смеялась, когда он умирал. С тех пор женщины перестали его интересовать.

До сегодняшнего дня.

Он обхватил лицо Симоны руками и поднял её подбородок, пока их взгляды не встретились.

— Если бы ты полюбила кого-то, то заставила бы его умереть за тебя?

В её глазах отразилось непонимание.

— Что?

— Ответь на вопрос. Да или нет. Отправила бы ты вместо себя на смерть того, кого полюбила?

— Сайфер, вся моя семья мертва, обе семьи: и та, в которой я родилась, и приёмная. Я живу в страхе потерять близких мне людей. Конечно же, нет. Я ни за что не стала бы просить любимого умереть за меня.

Радость, которую он испытал, услышав эти слова, была просто невероятной.

— А сама ты умерла бы за того, кого любишь?

— Разумеется, а ты разве нет?

Он сделал шаг назад, вспомнив день, когда его схватили и прикончили. Пошёл бы он на это снова?

Сайфер презрительно усмехнулся:

— Другие люди не стоят твоей жизни. Это бесценный дар, который никто не оценит, над тобой лишь поглумятся. Нельзя быть такой наивной.

Симона вздрогнула, поняв подоплёку его слов. Кто-то, кого он любил, его предал. Неудивительно, что он жаждет мести.

— Не все так наплевательски относятся к любви, Сайфер. Папа не смеялся над мамой, когда она умерла. Я никогда не видела, чтобы кто-то так сильно горевал. Он был столь безутешен, что пять месяцев спустя покончил с собой.

Симона посмотрела на фото на столе, где она стояла рядом с мамой, папой и братом, снимок сделали за месяц до их гибели. Иногда вид их счастливых лиц её угнетал, а иногда, как сегодня — утешал.

— Отец любил говорить, что наша жизнь будет такой, какой мы сами её сделаем. Сегодня первый день всей твоей оставшейся жизни. Нельзя изменить прошлое, а вот будущее не определено. Мы в силах на него повлиять. Пусть тобой движет не ненависть или любовь, а желание достичь поставленной цели.

Сайфер так резко набросился на неё, что она охнула.

— Что ты только что сказала?

Она постаралась повторить поточнее:

— Сегодня первый день…

— Я не про то. В конце.

Ей понадобилась секунда, чтобы вспомнить:

— Про движение к цели?

— Да, где ты это слышала?

— Папа часто повторял эти слова. Они имеют для тебя какой-то особый смысл?

Он посмотрел на клятву у себя на предплечье.

— Эта старая поговорка шумерских демонов. Что-то вроде нашего боевого клича. Я никогда не слышал, чтобы люди тоже его употребляли.

Она коснулась замысловатого текста, который не могла прочесть.

— Эта фраза написана у тебя на руке?

— В том числе.

— А остальное?

Он отнял у неё руку.

— Напоминание о том, через что я прошёл. Призыв не сдаваться, не испробовав крови.

— Сайфер…

— Симона! — Крик Джесси эхом прокатился по комнате прежде, чем он сам влетел сквозь стену. — Смотри скорее!

Он схватил шнур жалюзи и поднял их.

Отшатнувшись, Симона врезалась в Сайфера — из окна на неё уставились жуткие красные глаза.

Сайфер инстинктивно встал между Симоной и окном, за которым, с ненавистью глядя на них, висел Кайафас. Черные волосы кольцами вились вокруг покрытой пузырями морды.

Демон с криком попробовал взорвать цветное стекло, но соль отразила удар в него самого. Выругавшись, он уклонился и криво усмехнулся Сайферу:

— Ты ведь не думаешь, что этот примитив спасет вас от меня?

Тот негромко и зло засмеялся:

— У меня глюки? Или тебе только что влетело? Наверное, бесит, когда на тебя нападает соль. Вот что бывает с теми, кто наполовину слизняк.

Кайафас поднял руки, будто снова собираясь ударить в окно молнией, но сдержался.

— Вы не сможете сидеть внутри вечно.

— Это точно, но можем просидеть достаточно долго, чтобы испортить лучший день в твоей жизни.

Кайафас зашипел в ответ. Его взгляд скользнул за спину Сайфера на Симону, которую тот обнимал за талию.

— Очаровательно… Вместо того чтобы запугивать людей, ты их теперь защищаешь. Если в самом деле хочешь её спасти, выходи, я убью тебя и оставлю её в покое.

— Это бы сработало, если бы не браслеты, которые нам подарила Сатара. Умру я — умрет Симона. Раздели нас, и я, может быть, подумаю над твоим предложением.

Кайафас раздраженно фыркнул:

— Не веришь мне?

«Доверие…»

Это слово будто вернуло его в детство. Он тогда едва научился ходить и был так голоден, что сделал бы ради еды что угодно. Зима выдалась суровая, весь урожай был съеден. Как-то Сайфер заметил на карнизе какого-то дома остывающий хлеб, но не мог дотянуться и достать его. Почти час он искал, на что встать или чем сбить хлеб, но ничего не получалось.

Умирая от голода и досады, он в слезах вернулся домой, где к нему подошел Кайафас:

— В чем дело, крысеныш?

Он по глупости всё выложил.

— Скажи мне где это, и я с тобой поделюсь.

— Это мой хлеб!

Кайафас несогласно поцокал языком:

— Его съедят люди. Разве не лучше иметь половину, чем совсем ничего? Доверься мне, крысеныш. Я с тобой поделюсь.

Сайфер согласился, отвел его на место, а потом смотрел, как тот ест свежий хлеб, и плакал. Хуже всего было то, что в отличие от него Кайафасу не требовалась обычная еда, он питался кровью. Он поступил так только из подлости. А когда Сайфер пожаловался матери, та ударила его по лицу с такой силой, что рассекла губу.

— Если ты неполноценный демон и не в состоянии самостоятельно добыть еду, ты её не заслуживаешь. — Мать всегда так делала, мечтая взрастить в нем ненависть и злобу.

Доверие — удел дураков. Никогда больше он не поверит Кайафасу.

— Ничуть. Отдай ключ, и, как только она будет свободна, мы с тобой сразимся.

— У меня его нет.

Похоже, он не лжёт.

— Я так и думал. Ты и не собирался выполнять свою часть сделки. Ты, брат, не меняешься.

Кайафас дёрнулся к окну, и его лицо ярко осветило всю раму.

— С каким наслаждением я тебя прикончу!

Сайфер не спеша подошел к окну, взялся за шнур и со словами: «Маме — мои наихудшие пожелания» — опустил шторы.

Симона не знала, чему удивляться больше. Тому, что за её окном маячит омерзительный демон, или тому, что вышеупомянутый демон — брат сексуального красавчика, который стоит напротив.

— Он ведь на самом деле тебе не брат?

— Ты разве не видишь сходства?

— Ну, поскольку у тебя обычно кожа не покрывается кипящими пузырями, а глаза не наливаются кровью, не особо.

— Он тоже чаще всего выглядит по-другому. Просто выпендривается, чтобы пугать людей. Жалкий дилетант.

— У тебя получилось бы лучше?

Она и моргнуть не успела, как Сайфер взлетел к потолку и превратился в густую тень, которая расползлась на полкомнаты. Изо рта показались клыки, глаза засияли тошнотворным желтым. Потом его охватило пламя.