Брачная афера (СИ) - Ночь Ева - Страница 11

Зато я очень хорошо знаю, с кем. Сейчас он мой. Только мой. И не важно, что будет завтра.

Кажется, я на миг закрываю глаза, расслабленная и удовлетворённая. С улыбкой на лице и с горячим солнцем вместо сердца.

А когда я открываю их — уже утро. Я одна. Никого рядом нет. И только смятая простынь говорит, что мне ничего не приснилось. Всё было. Но куда-то исчезло.

Тихо и пусто. Я боюсь этой тишины. Хочется спрятаться от неё под одеяло, но я поднимаюсь в надежде, что Анри всё ещё здесь, со мной. Просто вышел из комнаты, отлучился на минутку. И сейчас он в душе или пьёт кофе на кухне. Смотрит в окно или вышел ненадолго, чтобы вернуться с цветами или свежими булочками.

Никого нет. И вещи его исчезли. И дверь аккуратно закрыта на защёлку. И тогда я спускаюсь спиной по стене и закрываю лицо руками. Прижимаю к себе колени и плачу. Тихо роняю слёзы. Хочется выть, но я не позволяю себе этого.

Не нужно. Уже ничего не нужно. Я же знала: завтра не будет. Зато было всё, о чём я мечтала. Что просила, то и получила. Есть ли смысл биться о стену головой? Нет никакого смысла. Есть всего лишь трезвая реальность, в которой нет места миллионерам с виноградниками и чуть-чуть ресторанами.

Я поднимаюсь на ноги и бреду на кухню. Ставлю чайник на плиту и грею руки. Звоню на работу и беру ещё три отгула.

— Ты заболела?

— Да. Хочу отлежаться.

Пусть кто-то другой немного поработает больше. А мне… нужно отойти. Отдышаться.

Я выключаю чайник и бреду в спальню. Падаю на кровать и укрываюсь одеялом с головой. Отключаю телефон и закрываю глаза. Я ставлю жизнь на паузу. Иначе сложно выжить. Но я выживу, конечно. От любви ещё никто не умирал.

Через день я взяла отпуск. Просто поняла, что не смогу сейчас ни работать, ни делать вид, что у меня всё хорошо.

— Стрельникова, ты смерти моей хочешь! — кричала на меня начальница. — Работать кто будет? Что за блажь?

Но я стояла, опустив голову и пряча глаза. Мне всё равно. Пусть кто хочет. Я не смогу. Не имеют права мне отказать.

Мне и не отказали. Начальница, наверное, что-то поняла. Даже кричать перестала. А я смогла спокойно уйти и снова залечь в берлогу. Я ничего не делала. Не убирала, не стирала. Почти не ела. Спала.

Меня словно кувалдой по башке приложили. И я так и ходила оглушённая. Никак в себя прийти не могла.

Настойчивый звонок в дверь вырвал меня из сна. На миг показалось: Анри вернулся. Кинулась к двери, замок дрожащей рукой открыла. Но это был не он. Всего лишь подруга моя.

— Ты что, офонарела? С катушек слетела? — кричит она с порога и размахивает пакетом из супермаркета. Там что-то звенит жалобно, но ей всё равно. Она в раж вошла, остановиться не может. Теснит меня, врываясь внутрь. — Телефон отключила, пропала с радаров! Так же и инфаркт получить можно! Я ж тебя с собаками искать начала, на работу тебе звонила! Какой отпуск зимой? Ты совсем ку-ку? Мы ж летом на море собирались! Я ж…

Она осекается на полуслове, наконец-то увидев мою понурую мордаху.

— Та-а-ак, — прозорливо тянет она. — А ну марш на кухню! — командует таким тоном, что я плетусь, подчиняясь её напору. Инка пыхтит в прихожей, снимая пальто и сапоги. — Что, приложило тебя французом твоим?

Она уже рядом. Не злорадничает. Жалостливо так вопрошает. И меня прорывает. Слёзы градом. И губы в пляс идут.

— Ну-ну, — обнимает меня за плечи подруга. — Перестань. Или нет, лучше поплачь. Со слезами тяжесть уходит. Отпустишь на волю, глядишь, уплывёт чемодан без ручки. А то мыслимое ли это дело — тянуть на себе груз? Что, звонить перестал?

Я отрицательно мотаю головой.

— Встретились, что ли?

Я киваю жалко.

— Ну и как?

И тут я в голос реву, захлёбываясь.

Читай на Книгоед.нет

Инка чайник ставит, в холодильник лезет. Ругается сквозь зубы, понимая, что у меня там не только мышь повесилась, но и тараканы.

— Не жрёшь ничего, понятно. Хорошо я запасливая. Сейчас.

Она выбегает из кухни и возвращается с пакетом.

— Чёрт, банку расколотила! — улыбается радостно, словно ей там кило золота подкинули. — Ну и фиг с ней, огурчики не испортились от этого. Сейчас я помою, стёкла выкину, всё будет зашибись!

И пока она хлопочет, на стол накрывает, бутерброды делает, я постепенно вываливаю ей всё.

— Не предохранялась? — Инка у меня прямая, как дверь. Я головой мотнула. — Ясно. Как всегда. Пар поднялся, крышечку снесло. Ладно, мать, не горюй. Ну, прилетел, улетел, а нам дальше жить. Если улетал-то.

— Да улетал, Инн. Не делают у нас таких.

— Ой, да у нас ещё лучше делают, — машет подруга раздражённо рукой. — Привыкли, понимаешь, иностранщине этой поклоняться, а дома своих — завались! Всяких! И бизнесмены есть, и владельцы ресторанов! И с виноградниками имеются, если поискать. И морально посильнее будут этих французишек. А то разок попробовал и слинял. Испужался, что ли. Нежный нарцисс, к морозам нашим непривыкший.

— Не надо, Инн, — мне так больно, что даже её успокоения не помогут сейчас.

— Ладно-ладно, ты ешь давай, а я уберу у тебя, пылесосом пройдусь, а то ты тут пылью заросла, мать.

— Не надо, я сама. Потом, — пытаюсь отмахнуться, но кто меня слушает? А еда так вкусно пахнет. Я ведь и не ела ничего почти, поэтому набрасываюсь на бутерброды с жадностью оголодавшей кошки.

— Вот и правильно, вот и молодец, — гладит Инна меня по плечу и отправляется порядок наводить. Она такая. Деятельная. А у меня упадок сил сейчас. Руки ни на что не поднимаются.

Чай она мне сладкий сделала. Вкусно. Давно не пила сладкий чай. Становится сытно, и снова хочется спать. Но уже просто спать, а не прятаться от реальности. Нужно выныривать, — думаю лениво. Удалить всё с сайта, контакты почистить. Письма выбросить. Раз уж так получилось. Спрашивать и навязываться не буду. Переживу. А там, может, всё и наладится само по себе.

— Лен! — у Инны лицо… Я вскидываюсь. Меня словно молния пронзает.

— Что? — почему-то становится страшно. — Ты что, поранилась? Током ударило? Что случилось?

— Лен, а ты это видела? — спрашивает она меня и протягивает конверт. — Ты не подумай, я не читала… Я только смотрю — валяется под кроватью. Достала, он открытый. Заглянула, а там…

Я выхватываю конверт из её рук. Меня трясёт, словно я на электрический стул попала. Пальцы не держат, не могут справиться. Планируя, падает на пол билет на самолёт. Я слежу за ним в ступоре и не могу осознать. Не могу очнуться. Может, я снова сплю, и мне снится всё это?

— Лен, там ещё письмо, — тормошит меня Инна. — Почитай, что ли, что там.

Я вытаскиваю листок, исписанный летящим почерком, и отворачиваюсь к окну. Мне сейчас жизненно необходимо побыть наедине с письмом от Анри. Строчки пляшут перед глазами. Строчки шлют мне привет, а я слышу внутри себя его голос. Его замечательный голос.

«Элен, дорогая. Нет, Леночка моя.

Ты так сладко спишь, что я не хочу будить тебя. Целую твои волосы и щёки, но ты морщишь носик и тянешь на себя одеяло. Поспи, любовь моя, отдохни. Я даже рад этому. Вслух не всегда можно сказать то, что доверишь бумаге. Можно ляпнуть глупость и всё испортить. Произнести банальность и перечеркнуть важное.

У меня есть время, чтобы сказать тебе главное.

Я сразу понял, что это ты. Как только увидел. Влюбился в тебя. В твой образ, в волосы твои огненные, в тонкие черты лица.

Не знаю, что бы я делал, если бы ты оказалась другой. Но ты — именно такая, как надо. Всё ювелирно точно, будто специально созданный для меня шедевр. Всё в тебе для меня совершенно. Как надо. В самый раз.

Я хочу чтобы ты приехала ко мне на Рождество. Я познакомлю тебя с мамой и отцом, с братом и сестрой. Тебя ждут мои собаки — Тото и Шармель.

Я покажу тебе дом, где живу и виноградники. Они невероятно красивы во все времена года. А летом, на краю каждого виноградного ряда, цветут розы. Прекрасные, как и ты. Нет, им не сравниться с тобой, но я бы хотел, чтобы ты их увидела.