Когда вдруг решил... что уже... поздно (СИ) - Флёри Юлия - Страница 35

День, два… На третий мои колени не дрожали, а сомнения не прожигали изнутри. Меня наполняла здоровая злость и нездоровый азарт. Порой я ловила себя на мысли, что не всегда помню о главной цели, а забываюсь, увлекаюсь. Всё чаще эта мысль выводила меня из себя, доводя до точки кипения. Он уже в открытую смотрел на меня одну и нагло раздевал взглядом. Глушил эмоции алкоголем и нещадно курил, порой, не делая перерыва и в минуту между сигаретами. Он тоже злился. На меня, за то, что влезла в его размеренную жизнь. На себя, за то, что делать мне это позволяет вот уже который день к ряду.

Новостей от Альбины не было. Не было и её самой. Были только напоминания, не позволяющие отступить. Запах её едких духов, её улыбка, её шмотки на мне, которые будто превращали одну дурочку в другую.

Отец смотрел на меня, возвращающуюся из клуба за полночь, исподлобья, но терпеливо молчал. Строговцев, узнавая в сонном лице следы бурной ночи, давал едкие замечания и всё чаще хмурил брови. В необъяснимом побеге за чужой тенью, я рисковала потерять себя. И я себя теряла с заметным старанием. С неестественным для подобных случаев рвением. Вот только ночь манила яркими огнями, знакомый запах пропитанных табаком и алкогольными парами стен заставлял кровь бежать быстрее. И от Литнера я оказалась в опасной близости. Чувствовала, знала это. Я этого хотела! И я могла сделать больше…

Ком подступал к горлу, когда он появлялся в неизменно тёмном углу. Уже ставший знакомым диджей ставил подходящую агрессивному настрою мелодию. И я зажигалась, стоя в самом центре зала, сгорала заживо, делая хотя бы шаг в его сторону, металась в агонии, чувствуя на себе его похотливый взгляд. Но продолжала танцевать. Для него одного. Не желая признавать в этом мужчине свой наркотик. Не осознавая, в какую зависимость попадаю. Он не мог меня привлекать. Он не мог понравиться как мужчина. Он не должен был заставлять глупое сердце биться быстрее!.. Просто играл. Водил пальцем по краю полупустого бокала, а у меня всё внутри переворачивалось, пока на эти руки смотрела. От отвращения и ненависти — как самой себе объясняла. От безысходности! Твердила, глядя на собственное отражение в туалетной комнате элитного клуба. Но позволяла… ломать себя позволяла… Пользовать себя… Стирать грани сознания.

Далеко не сразу поняла, что Литнер давно обозначил мою ему принадлежность. Не успела вовремя заметить, как отсекают от общей массы беснующихся под громкие биты. Забавлялась собственной смелостью, которая будто алкоголь, наполняла кровь, смешивалась с ней, становилась с ней единым целым. Кайфовала, получая отдачу: взгляд, желание, спёртое от напряжения дыхание. Губы кусала, рычала в голос, вращаясь, будто волчок.

Неделя была на исходе, когда я, наконец, опомнилась, пока наткнулась взглядом на равнодушную физиономию. Одну, другую, третью… Одни и те же люди вокруг. На лице отчуждение, в глазах пустота, а в ушах звучит приказ. Приказ никого ко мне не подпускать. Будто в алкогольном угаре я зашлась истерическим смехом, оценивая его подход. Смотрела на безликих солдафонов и остановиться не могла. Руками лицо, губы, глаза закрывала… Из стороны в сторону шаталась, пытаясь вернуть утраченное равновесие. Крики вперемешку со слезами, с паникой! «Моё!» — наложил он лапу на свободолюбивую птичку. «Не отпущу…» — диким зверем смотрел, захлопывая дверцу живой клетки.

В тот вечер я впервые ушла раньше него. Сама не своя бродила по улице, пытаясь понять, что же упустила. Топая ногами, ломала каблуки, пытаясь противостоять чему-то неизведанному, тому, что всё никак уловить не получалось. Отчего злилась? Кому и что доказать хотела? Задыхалась, и в попытке отдышаться голову к небу запрокидывала. Ревела, размазывая солёные слёзы, смешанные с густой чёрной тушью. Кричала во всю мощь голоса, протест выказывая. Уже предчувствовала, что ничего не могу изменить… Уже подозревала, что не я охочусь на зверя, а он на меня.

Вернувшись домой, хотела прошмыгнуть в комнату, как делала обычно, но отец не спал. Он ждал меня. Уставший и злой, сидел в темноте, в пёстром кресле дорогого гостиного гарнитура.

— Где ты была? — Тихо прозвучал его голос, а я будто от призрака шарахнулась.

— Гуляла. — Нервно сглотнула, понимая, что встречных вопросов он уже давно не ждёт.

— Скажи, ты хочешь, чтобы из всей этой затеи вышел толк? Чтобы в твоём переезде сюда был смысл? Чтобы, оглянувшись назад, ты увидела не пепелище, а… Напомни, что ты хочешь увидеть?

— Папа, у Альбины проблемы. — Прошептала я бесцветным голосом, опускаясь на ступеньку, плавно соскальзывая по рельефным перилам всё ниже и ниже. Носом в согнутые коленки уткнулась, волосы стянула в тугой хвост, к спине их отбросила.

— Мне плевать. — Страшным голосом проговорил он.

— Папа, я не могу…

— Мне плевать. — Повторил он жёстче. Так, что изморозь пробежала по телу, заставляя мелкие волоски вставать дыбом, заставляя передёрнуться от непроизвольного сокращения мышц. — И у тебя есть всего два варианта. — Добавил, точно зная, что смысл этих слов до меня дошёл. — Либо ты становишься собой, либо той, на которую мне тоже плевать. — Глянул он исподлобья, встал и ушёл в свой кабинет.

За завтраком он смотрел на меня без особого удовольствия, заводить разговор не стал, читать нотации не посчитал нужным. Выходя из-за стола, крайне сухо поблагодарил за кофе и сделал то, за что, пожалуй, не один раз мысленно выдал себе подзатыльник. Он остановился, нервно повёл шеей и бросил через плечо:

— Чтобы обдумать вчерашний разговор у тебя есть два дня. У меня срочная командировка. Через два дня вернусь. И если ты поняла, что должна сделать, оставайся. Если же нет… можешь начать собирать вещи. — Выдал без особой заинтересованности в моём присутствии и ушёл.

Будь я поглупее и погонористее, наверно, уже тогда бы ушла, громко фыркнув на прощание. Но я отца услышала. Потому промолчала. Пусть сцепив зубы, пусть крепко зажмурившись, но подавила в себе дерзость, безрассудность и промолчала! Он ушёл, а я знала: остался всего один шанс, одна возможность довести начатое до конца. И один вечер. Последний.

Глава 12

Что-то пошло не так. Я даже напрягаться не стала, разбираясь, что именно. Были ли лишними последние бокала три ядрёных коктейлей или, может, не та музыка, не тот настрой. Не угодили мне и парни из новой охраны, что я тут же продемонстрировала, намеренно остановившись в нескольких шагах от них. Дразня и провоцируя вызывающими, а, может, даже вульгарными движениями, нарывалась на откровенную грубость. Литнер пил больше обычного, давно сбросил пиджак, расстегнул несколько пуговиц рубашки, не желая чувствовать ущемление в чём-либо. Он то откидывался на спинку невысокого дивана, то припадал к столу. Водил рукой по волосам, взъерошивая их, растирал ладонями лицо, приводя себя в чувства. Не хватало кислорода. Сейчас уже нам обоим. И сил не хватало, чтобы удержать марку и снова разойтись по разным углам.

Первым был его запах. И мысли не возникло, будто кто другой приблизиться рискнул. Парни из условной охраны предусмотрительно отвернулись, позволяя побыть наедине. И меня наизнанку выворачивало от одной только мысли об этом. И этот запах… не такой, как у Андрея: резкий, дерзкий, наглый… Он был иным. Мягким и податливым, нежно окутывал своим тягучим шлейфом, заставляя расслабиться, довериться. Аромат соблазнял, а всё моё тело, весь затаившийся здравый смысл вздумал этому расслаблению противиться. Заставляя опасливо выгибать спину, точно кошка. Заставляя устрашающе шипеть в ответ на прикосновение.

— Допрыгалась, кошка? — Провёл он ту же ассоциацию, ощутимо сдавливая мою шею, ловко подведя рукой под волосами.

Почувствовав первое неуверенное сопротивление, он тактику сменил. Оставляя захват лишь в памяти, принялся настойчиво мою шею массировать. Заставляя запрокинуть голову, его давлению поддаваясь, заставляя на своё плечо припасть, едва не урча от удовольствия.