Трезуб-империал - Данилюк Эд - Страница 39

В комнате воцарилась гробовая тишина.

Икрамов все еще смотрел на Сквиру. Тот поежился, однако нашел в себе силы возразить:

— Но запертое изнутри помещение…

— Согласен. Запертое изнутри помещение. Но представьте себе, что дверь была закрыта просто на защелку. Что тогда вы сказали бы?

— Тогда я сказал бы, что это точно убийство…

— Я с вами согласен, товарищ капитан. А раз все факты говорят об одном, и единственный факт — о другом, то я подверг бы сомнению именно этот, единственный, факт. И задал бы вопрос: действительно ли помещение было заперто?

Сквира стушевался.

— Кстати, на внутренней ручке передней пассажирской дверцы машины Рыбаченко нет ни единого отпечатка пальцев — ни старого, ни нового, вообще никакого. На остальных, даже ручках задних дверей, есть фрагментарные отпечатки множества людей, а вот на передней пассажирской — нет! Кстати, на наружной ручке той же двери — лишь ваши. Вы, наверное, дергали дверцу. Почему нет отпечатков? Потому, что Геннадий привез убийцу к себе домой на «Москвиче». Пока Рыбаченко закрывал ворота, его пассажир незаметно протер ручки…

Капитан слабо кивнул.

— Я думаю, это было убийство, — с невозмутимым видом подвел итог Икрамов. — Советую вам поискать способ, которым убийца покинул дом Геннадия.

Сквира снова нехотя кивнул.

— Впрочем, я проделал весь этот путь не из-за смерти Рыбаченко. Боюсь, я приехал, чтобы забрать монету. — Подполковник положил на стол золотой короля Максима III, и блики электрического света сверкнули на бронзовом бюстике Ленина. Глаза вождя вспыхнули оранжевыми искрами. — Я не совсем понимаю, зачем вы потратили драгоценное время на бессмысленные походы по местным монастырям, — капитана вновь обдало ледяным дыханием, и взгляд черных глаз впился в него, как впивается в сердце прилетевшая из безграничных степей стрела. — Не понимаю, почему поспешили с выводами по делу Рыбаченко, отчего документы, изъятые у Ревы и националистов, все еще не прочитаны. Я думаю, вам нужна помощь. Кто-то из моих сотрудников приедет сюда в ближайшие дни, чтобы вести расследование дальше. С вашей поддержкой, конечно…

Сквира почувствовал, как бессильно опускаются его руки.

— Возможно, в какой-то момент даже станет целесообразным объединить это дело с тем, которое доверено мне. До приезда моего сотрудника я прошу вас самостоятельно продолжать следственно-розыскные действия. Очень важно не отвлекаться на осмотр местных достопримечательностей, а сконцентрироваться на монете и двух убийствах. Вы со мной согласны?..

Главные слова сказаны. Отныне Сквира — помощник неизвестного киевского сотрудника Комитета. От капитана требуется лишь точно и быстро выполнять чужие указания. Больше не нужно мучительно перебирать в голове сотни фактов. Не нужно вскакивать по ночам. Думать о сроках. Бояться гнева Чипейко. Чего уж теперь его бояться…

Сквира усмехнулся. Не справился со следствием — так это называется…

— А что это за дело, которое вы ведете? — вяло поинтересовался капитан, совершая над собой усилие. Следовало что-то сказать — и он сказал это.

— Вы отдавали кусочек металла монеты на экспертизу? — спросил подполковник.

Сквира промолчал, все еще не в силах взять себя в руки.

— Так еще во вторник, — ответил за него Козинец. — Эксперты обещали дней через десять прислать результаты.

— Полную экспертизу металлического сплава быстрее провести невозможно, — благожелательно пояснил Сурат Бахтиерович. — Но проверить отдельные параметры по ориентировкам можно и раньше. Иногда всего за пару часов. Так получилось, что моя ориентировка оказалась у них перед глазами. Они и проверили. Ваша монета представляет собой сплав золота семьсот пятидесятой пробы… — Он взял с пола свой портфель и уселся за стол. — …и обладает одним интересным свойством…

Икрамов нырнул в портфель, и на столе появился окрашенный в защитный зеленый цвет прибор, точнее, два соединенных между собой проводом прибора: один побольше — с двумя шкалами и второй поменьше — с пластиковой ручкой.

— Дозиметр, — удивился Козинец.

— Не совсем так. Это счетчик Гейгера, известный также как счетчик Мюллера, радиометр, или газоразрядный прибор. — Сурат Бахтиерович щелкнул тумблером. — Если не возражаете, я выберу второй диапазон чувствительности…

Козинец и Сквира непонимающе переглянулись.

Икрамов встал и отошел с прибором к дальней стене. Повернул еще один тумблер. Послышались щелчки.

              — Это радиоактивный фон. Обычно он около десяти микрорентген в час. Видите, товарищи, в этой комнате он составляет где-то четырнадцать, что нормально для здания такого типа. В строительных материалах, скорее всего, в глине, есть незначительная примесь тяжелых изотопов. — Икрамов развернулся к столу, слегка приподнял датчик. Щелчки несколько участились. — Двадцать три микрорентгена в час, — сообщил он. Потом подошел к столу. Прибор затрещал. — Сто пять. — Провел датчиком над монетой, и щелчки лавиной хлынули из динамика. — Сто сорок один. — Подполковник приложил датчик к монете. Прибор взвыл. — Сто девяносто четыре микрорентгена в час, — сообщил Сурат Бахтиерович и выключил радиометр. — Эта монета радиоактивна. По верхнему краю второго диапазона. Официально это называется «легкая радиоактивность». Недостаточная, чтобы вызывать заболевания, но заметно отличающаяся от фона.

Радиоактивность? Слово из забытых школьных учебников физики? Из нагоняющих тоску и скуку тоненьких брошюрок по гражданской обороне? Оно никак не могло быть произнесено обычными людьми в обычной Ленинской комнате райотдела милиции провинциального городка. Но ведь произнесено…

— Ничего себе! — пробормотал Козинец. — А мы эту монету разве что не целовали…

— Повторяю: это безопасный уровень, — Икрамов убрал прибор обратно в портфель. — Безопасный, но при этом гораздо более высокий, чем фон. Золото, кстати, и само по себе обладает природной радиоактивностью, но в данном случае она уж очень высокая…

Слова подполковника пробились через оцепенение, охватившее Сквиру, и он с легким интересом взглянул в сторону стола.

— Фактически дело, которое я веду, — продолжал Сурат Бахтиерович, — это десятки разных дел. В последнее время в Киеве выявлено большое количество ювелирных украшений из неучтенного золота. Мы изъяли свыше ста граммов металла. С вашей монетой будет сто сорок три. Поскольку по статистике в наше поле зрения попадает не более четверти незаконно обращающегося золота, суммарно речь может идти о пятистах — пятистах пятидесяти граммах. — Икрамов оглядел сидевших за столом. — По советской традиции в сплав нужно добавлять медь и серебро. Меди относительно больше в золоте пятьсот восемьдесят пятой пробы, серебра — в золоте семьсот пятидесятой. Есть и другие примеси. Точный состав сплавов является гостайной…

Василь Тарасович кивнул.

— В этих изделиях все выдержано точно — семьдесят пять процентов золота и двадцать пять процентов примесей. Основная примесь, как и положено, серебро. Однако его точное содержание не соответствует советским стандартам. Как и содержание остальных лигатур. Не говоря уже о том, что здесь есть примеси с высоким содержанием тяжелых изотопов, в том числе радиоактивных.

Сквира поднял голову и столкнулся с пристальным взглядом Владимира Ильича. Ленин с ехидцей оценивал, способен ли капитан и теперь вникать в материалы дела.

— А какие ювелирные изделия вам удалось выявить? — проговорил Северин Мирославович слегка охрипшим голосом.

— Кольца и цепочки — все без маркировки. Кроме того, покупатели золота видели у продавца банковского вида брусок, но вскоре выяснилось, что преступник быстро сбыл его неизвестным лицам.

— Брусок? — удивился Козинец.

— Да, слиток, брусок. А вот монеты нам пока не попадались. Ваша — первая. И мы впервые, кстати, оказываемся в маленьком городке, да еще и так далеко от Киева.

— Когда изготовлены изделия? — Весь этот разговор был Сквире неприятен. Хотелось побыть одному.