Трезуб-империал - Данилюк Эд - Страница 66

Минуту или две он просто стоял, ничего не делая. Даже не шевелился.

Затем почувствовал злость. Его, живого человека, хотели убить!

Капитан, подергал цепь. Повис на ней. Она держала. Он выудил ведро, вылил из него воду и надел на голову. Некрасиво, конечно, но от удара защитит. Стальная ручка свалилась, стукнув Сквиру по загривку.

Медленно, насколько позволяла промокшая насквозь одежда, капитан стал подниматься, подтягиваясь на цепи и упираясь ногами в стенки колодца. Нетрудное упражнение, но постоянно съезжающее на нос ведро и страх, заставляющий поглядывать вверх, серьезно его усложняли.

Там, вдалеке — выше, чем самое высокое здание Володимира, выше, чем летают птицы, живущие в этом городке, — раскинулось небо. То самое, где мог бы быть сейчас капитан Сквира, послушайся он десять лет назад зова сердца. То самое, где свобода и простор. И где не нападают из-за угла с ножом…

Когда до створа колодца осталось менее полуметра, Северин Мирославович замедлил подъем. Каждый сантиметр он теперь преодолевал с опаской, готовый в любой момент отпустить цепь и упасть обратно, в безопасные глубины.

Но ничего не случилось. Показался дом, и Сквира повис, не шевелясь. Раз за разом он обводил взглядом пустынный двор. Потом перевалился через створ и сразу же вскочил на ноги, готовый дать отпор. Ведро он теперь держал в руке. Как щит.

Никто на него не напал…

Северин Мирославович настороженно, постоянно оглядываясь, пошел в дом. Звонить в райотдел.

При каждом его шаге на землю выплескивалась вода, но это было неважно. Важно то, что преступник хотел его убить. А значит, Сквира, по его мнению, уже имеет в руках все факты. Убийца считает, что капитан знает разгадку.

Володимир, райотдел милиции, 19:20.

— Согласен, покушавшийся на вас действительно может быть тем человеком, который следил за Ревой, — доносился из трубки далекий голос Икрамова. — Жаль, что вы его не разглядели…

Северин Мирославович кивнул — глупый жест, когда говоришь по телефону.

В Ленинской комнате капитан находился один. Все, кто помогал Сквире и Козинцу искать в доме Рыбаченко следы нападавшего, разъехались буквально несколько минут назад. Северин Мирославович стоял, прижавшись разгоряченным лбом к прохладному стеклу окна. Совсем рядом шевелилось его полупрозрачное отражение. Оно выглядело обескураженным и, чего греха таить, все еще напуганным.

— Чтобы решиться на покушение, — продолжал Сурат Бахтиерович, — преступник должен был считать, что у него нет другого выхода. Какое-то ваше слово или действие подтолкнуло его. Причем совсем недавно. Что вы делали в течение последних суток?

— Был с Часныком и Кранц-Вовченко в подземном лабиринте крепостного вала…

— Да, я помню. Разве я не запрещал вам заниматься этими бесполезными походами по туристическим достопримечательностям?

— Но мы ведь нашли место раскопок Ревы!

— Нашли, поздравляю. И как это продвинуло следствие? Какие новые версии вы готовы выдвинуть или какими новыми фактами подтвердить существующие?

Северин Мирославович молчал. Его пальцы нервно крутили по подоконнику какую-то бумажку. Кажется, справку из городского архива. В Володимире действительно в довоенное время существовал магазин «Рашевский и сын» — ювелирный…

— Понятно, — ровным голосом произнес Икрамов. — Однако давайте все же вспомним, что еще вы делали в последние сутки.

— Ну… — Сквира напрягся, пытаясь собраться. — Мы с вами встречались со стариками в музее, показывали им монету. Потом я был с ними в подвале разрушенного костела. Нашли место, где вел свои раскопки Геннадий Рыбаченко…

— Монета… — проговорил Икрамов. — Впервые мы показали фигурантам дела монету…

— Да, — капитан вздохнул. — Еще что?.. Крамарук побеседовал с Игнатенко о перерасходе электроэнергии на кирпичном. Я показывал фоторобот подозреваемого на железнодорожном вокзале. Случайно встретился с директором Дома пионеров в кафе. По его подсказке мы с Козинцом нашли Валентину Плачинду, последнюю девушку Геннадия. Подергали решетки на окнах Успенского собора с Квасюком и Богданой из фотографии…

— Да, вы завтракали с ней сегодня утром, — холодно сказала трубка.

— Ну, Богдана просто… — Сквира замешкался, подыскивая слова. Потом прокашлялся. — Дзюба при мне передал снимки своих монет Марте Фаддеевне… Вот, собственно, и все.

— Гм, сложно понять, что именно толкнуло преступника на покушение… Вам нужно подумать самому.

— А как отпечатки пальцев с бутылки? — несмело поинтересовался Сквира.

— Я сильно надавил, и нашу картотеку уже проверили. Не значатся. Впрочем, что-то может отыскаться в областных управлениях. Давайте подождем.

Северин Мирославович снова вздохнул. Его главная надежда рухнула. Вот так вот, мимоходом, между прочим…

— И еще одно…

У капитан екнуло сердце. Он весь напрягся.

— Меня в ваших рассуждениях смущает одна небольшая деталь. Правильно ли я понял, что вы ищете преступника только среди тех, чьи имена Рева написал на черновике своей лекции? — Из трубки, как и утром, повеяло холодом предрассветной степи, в которой уже выстроилась в боевой порядок неисчислимая конница хана Узбека.

— Организатор должен быть из их числа, — медленно начал объяснять капитан, лихорадочно соображая, как дать максимально расплывчатый ответ, — а исполнитель может быть кем угодно…

— Помогите мне, пожалуйста, разобраться, — проговорил Сурат Бахтиерович, и Сквира понял, что выскользнуть из ловушки не удалось, — зачем преступник убил Реву?

То есть, как это зачем?!

— Орест Петрович застал его у себя дома.

— Хорошо, — согласился Икрамов. — Давайте себе это представим. Заезжий гастролер оборачивается на скрип двери и видит на пороге Реву. Почему сильный, умный, решительный мужчина просто не оттолкнул старика в сторону? Вор ведь мог убежать. И как потом найти его? Незнакомого человека среди тридцати пяти тысяч горожан?

Сквира почувствовал досаду. Ну как, как так получается, что он, ответственный за это дело, раз за разом не замечает очевидных вещей! И как выходит, что столичный гость, едва, на минутку, отвлекающийся на дело Ревы, легко видит все его просчеты!

— Рева и исполнитель были знакомы, — обреченно пробормотал Северин Мирославович. — Не только организатор знал Ореста Петровича, но и исполнитель… У преступника не было другого выхода. Удери он — и Рева тут же сдал бы его в милицию.

— Думаю, вы правы, — ровным тоном отозвалась трубка.

— Но… — Сквира совсем растерялся. — Но ведь почти у всех друзей Ревы есть алиби на момент убийства! И, кстати, на время смерти Рыбаченко тоже!

— Разве нужно именно дружить с Орестом Петровичем, чтобы быть узнанным? Достаточно ведь просто знакомства, даже дальнего… — Трубка замолчала. Потом добавила: — Если вы великодушно позволите мне дать вам совет…

Северин Мирославович сглотнул.

— Очевидно, что вы великолепно владеете фактами дела. Однако, если вы не против, мне кажется, что внимание к мелким деталям могло бы ускорить следствие…

Володимир, городской стадион, 20:10.

Поле стадиона было мокрым после дождя. Одеяло темных туч низко нависало над землей. Было сыро, ветрено и холодно. Игроки постоянно поскальзывались и падали. Мяч отскакивал от влажной травы в самых неожиданных направлениях, и тут же порывами ветра его относило в сторону. На стадионе, конечно, имелись трибуны для зрителей, но никто там не садился. Все стояли у самой кромки футбольного поля, громко говорили, кричали, скандировали.

Играли две городские сборные — объединенная команда милиции и пожарных против учителей школ, училищ и техникума. Вопреки логике, на поле доминировали мягкотелые интеллигенты.

Сквира и Богдана стояли в первом ряду. По городу пока не распространились слухи ни о покушении, ни о походе под землю, и девушка пребывала в самом радужном настроении.