Трезуб-империал - Данилюк Эд - Страница 9

— Нет, — покачал головой Сквира.

— От нее пошло русское слово «деньги». — Старуха положила руку на дэнгу и мягко провела по ней подушечками пальцев. — Эту чеканил Василий Темный, внук Дмитрия Донского. Князь Дмитрий Шемяка  в пылу борьбы за Московский престол выколол Василию глаза. Отсюда и прозвище — Темный.

— Но победил все же Василий, я так понимаю? Как-то ведь он сумел отчеканить монеты!

— Прекрасные дедуктивные способности, Эркюль! — воскликнула старуха.

Сквира хотел как-нибудь продемонстрировать свою скромность, но не смог придумать ничего лучше, чем спросить:

— А стоит эта монета сколько?

— А вы не такой романтичный, каким кажетесь… Рублей двадцать. Вот эта может стоить гораздо дороже. Это чешуйка еще одного Василия, старшего сына Дмитрия Донского, отца Василия Темного. Не видите никакой странности?

Сквира пригляделся, но ничего особенного не заметил. Чеканщик и здесь промахнулся, и почти половина изображения осталась за пределами монеты. Хитросплетение букв прочитать было невозможно.

— Чеканщик взял монголо-татарскую монету, — пояснила старуха. — И поверх нее попытался пропечатать свое изображение. При этом собственную надпись он сделал на татарском языке и не славянскими буквами, а арабскими.

— Так может, — предположил Сквира, — это татарская монета?

— С Георгием Победоносцем и надписью «Коломна»?

Марта Фаддеевна достала свой термос и вновь наполнила чашку капитана. Затем, все так же, не торопясь, подлила себе из бутылки.

За окном раздался шум, дюжина ворон сорвалась с дерева на противоположной стороне улицы и с карканьем закружила в воздухе. Капитан повернул голову к окну и уловил запах дыма. Где-то рядом жгли опавшие листья. С улицы доносились шорох автомобильных шин, цокот копыт, разговоры прохожих.

— А когда вы в последний раз встречались с Ревой? — Сквира, наконец, вспомнил о заготовленном для этой встречи списке вопросов.

— Встречались? — старуха затянулась сигаретой. — Недели три-четыре назад. — Она стряхнула пепел. — А разговаривали — позавчера, в субботу. Я как раз вернулась из театра, даже переодеться не успела. В музыкально-драматическом давали «Мирандолину». Отвратительная постановка.

Сквира предпочел промолчать. Он тоже видел этот спектакль и был им впечатлен.

— Орест позвонил, чтобы я все бросила и мчалась в его глушь смотреть какую-то монету, которую он буквально только что нашел на своих раскопках. Я, конечно, отказалась. В конце концов, он вполне мог показать ее мне на правлении Общества. Мы как раз на следующей неделе собираемся. Уж на его-то монету я времени не пожалела бы. Все равно мы планируем заседать целых два дня, так что…

— Рева не хотел ждать, — сказал Северин Мирославович скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Он не хотел подвергать монету риску, — спокойно ответила Марта Фаддеевна. — И не хотел, чтобы ее случайно увидел кто-нибудь посторонний. Вот такая паранойя! Прямо Буратино с его пятью золотыми…

Сквира покачал головой.

— О чем же вы договорились?

— Я должна была сегодня утром поехать в Володимир.

— Сдались все-таки?

— Сдалась, — кивнула Марта Фаддеевна. — А вас не разобрало бы любопытство после всех этих опасений и предосторожностей? Орест ни в какую не хотел везти монету. Просто наотрез отказывался. Это, конечно, меня раззадорило. Такие тайны!

— Значит, вы… ну… планировали быть сегодня в Володимире? А почему не вчера?

— Вчера был юбилей у Часныка, нашего общего знакомого и, пожалуй, уже лет тридцать как лучшего друга Ревы… — Старуха вздохнула. — Праздник намечался на весь день. Так что Оресту было бы просто не до меня…

Так вот почему преступление совершили в воскресенье посреди бела дня! Ореста Петровича не должно было быть дома целый день! До глубокой ночи! Достаточно времени, чтобы попытаться простучать стены и найти коллекцию.

Сквира задумчиво почесал лоб. Откуда преступники узнали о юбилее Часныка? И как Рева оказался дома в неурочный час?

Марта Фаддеевна выпустила изо рта клуб дыма, пристально глядя на капитана. Потом улыбнулась, глотнула из рюмки и сказала:

— Любопытно… Вы не поинтересовались, что за монету нашел Орест. А ведь это самый очевидный вопрос. Сидите, о чем-то думаете, а о монете не спрашиваете…

Северин Мирославович смутился.

— Значит… — дама остановилась, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, — значит, вы уже знаете, о какой монете идет речь. Я права?

Сквира лихорадочно пытался придумать какой-нибудь ответ. Чтобы выиграть время, он поднял свою чашку и осторожно пригубил кофе.

              — Я права, — констатировала старуха. Она продолжала пристально разглядывать капитана, посасывая мундштук. Потом наклонилась к нему и доверительным тоном сообщила: — Есть еще кое-что интересное…

Сквира тоже подался вперед и понизил голос:

— Что?

— Вы ведь ни черта не понимаете в монетах, — почти прошептала Марта Фаддеевна. — Не сможете отличить редкость от банальной шелухи. А вот уникальность монеты Ореста как-то сразу поняли. Поняли и тут же находку засекретили. Значит, это действительно что-то невиданное…

Капитан опять не нашелся, что сказать. Несколько секунд он сидел, смущенно отводя взгляд. Потом, когда тишина стала совсем невыносимой, неуверенно спросил:

— А что… что сам Рева… ну… рассказывал о той… э-э-э… монете?

— Ничего конкретного. Орест был какой-то совершенно невменяемый. Кричал, сбивался с мысли, нес околесицу.

— Околесицу? — улыбнулся Сквира. Все это время они разговаривали по-украински, но это слово старуха произнесла по-русски, отчего вся фраза вдруг приобрела особое значение. — Что, например?

Кранц-Вовченко хмыкнула.

— Говорил, что бывают монеты совершенно… гм… бессмысленные.

Рука капитана дрогнула, и на стол расплескалось немного кофе.

Сквира беспомощно оглянулся в поисках салфеток. Старуха несколько мгновений следила за ним поверх очков. Потом рассмеялась своим скрипучим смехом, покачала головой, вытащила носовой платок и промокнула капли.

— Ничего, капитан. Что, интересно, у вас там творится, если мои слова заставляют вас так дергаться?

— Как вы узнали о смерти Ореста? — смущенный, Сквира так и не смог поднять на нее взгляд.

— Я поздно вечером звонила Часныку. Я ведь тоже с ним знакома. Конечно, не столь близко, как Орест… В общем, позвонила, чтобы поздравить юбиляра. Надо же как-то проверять, работает ли телефон. Самого Часныка я дома не застала — он убежал к Реве. Жена же его рассказала, что Орест был у них, но почему-то сразу ушел, а теперь его нашли убитым…

— Часнык тоже собирает монеты? — Сквира осторожно пристроил чашку на безопасное место на столе.

— Часнык? Нет, не собирает. Он немного археолог, немного изобретатель, немного астроном, немного борец с мельницами, немного то да се, но к нумизматике совершенно равнодушен. А вообще-то он преподает в местном ПТУ…

Северин Мирославович, пока собеседница говорила, лихорадочно размышлял, что отвечать, если она опять спросит о монете короля Максима III. Он был настолько уверен, что она спросит, что даже не стал задавать следующий вопрос. Дама же, закончив объяснения, молча смаковала напиток из рюмки. Тишина была давящей, неуютной. Капитан неуверенно стрельнул глазами в ее сторону.

— В последнее время… — решился, наконец, он. — Было что-нибудь необычное?

— Трудно сказать, — Кранц-Вовченко пожала плечами. — Вообще, с Орестом что-то происходило. Он начал замечать какие-то тени… Боюсь, насмешу вас…

Сквира насторожился.

— Как-то недельки полторы-две назад он сказал мне, что за ним следят…

Капитан почувствовал, что его губы невольно расплываются в глупой улыбке.

— Я же говорила: вы будете смеяться!

— Нет-нет, — запротестовал Сквира. — Я просто не ожидал…

— Орест копался в поисках монет где-то в подземелье… Это он так выразился: «Копаюсь в подземелье. Собор знаешь?». Неожиданно заметил какое-то шевеление в темноте. Перепугался страшно. Вокруг никого, полная тишина, ничего не видно. Пару минут он вообще не мог двинуться с места. Потом стал светить фонариком. Но безрезультатно…