Год перестройки (ЛП) - Харпер Кейдж - Страница 24

Тори была милой девчонкой, задорной и умненькой, изо всех сил старающейся поскорее вырасти. Райан веселился, наблюдая, сколько раз Джон прикусывал язык и сдерживал свое желание оставить ее ребенком навечно. С отцовской точки зрения это все, вероятно, выглядело не так забавно, но что плохого в том, что ей хотелось слушать ту же музыку, что и сверстникам, и одеваться как они? Райан внутренне соглашался, что Синтия перегнула палку, запретив прокалывать уши до шестнадцати, хотя вслух они с Джоном поддержали его бывшую жену в целях солидарности.

Путь к сердцу Марка лежал через музыку. Райан порадовался, что не совсем растерял навыки за все те годы, что не брал в руки гитару. Угнаться за быстрыми рок-риффами парня у него не получалось, но он все еще не разучился выдавать годные классические партии. И даже смог показать пару аккордовых прогрессий. По сравнению с сестрой Марк был более тихим, сдержанным и погруженным в себя. Райан даже чуть было не заподозрил депрессию, но в музыке парень оживал. Пятнадцать лет — трудный возраст, особенно если ты мелкий, неспортивный и страдаешь от прыщей, как Марк.

Молния чемодана зажевала ткань и застряла. Райан ругнулся и поспешно прикусил язык, вспомнив, что в доме дети.

И оказалось, очень вовремя, потому что с порога донеслось:

— Хочешь, я на него сяду? — Тори.

— Не повредит.

Она вошла в комнату и уселась по-турецки на верхнюю крышку. Райан с трудом, но застегнул молнию до конца. Тори ловко спрыгнула на пол и оглядела чемодан.

— У тебя вещей, прямо как у меня.

— Пожалуй. Хотя в основном тут одни подарки. Два племянника дело такое.

— Они приедут на Рождество? — робко спросила она.

— Да, по крайней мере на пару дней. Мы все поедем к отцу в Орегон. Мы — то есть я, двое моих братьев, жена Дрю и дети.

Тори встала у окна и уставилась во двор.

— Вся семья в сборе.

— На этот раз. Временами приходилось пропускать.

В прошлом году он все еще лежал в ожоговом отделении.

— Я скучаю по тому, как мы все собирались.

— Надо думать. — Черт, что сказать-то? — Но твои мама с папой сейчас не в особо хороших отношениях, так что лучше сделать два отдельных праздника.

— У мамы будет ребенок, — сообщила Тори окну. — Она поэтому и сбагрила нас сюда.

— Ох, малыш. — Райан подошел и положил руку ей на спину. — Никто вас не сбагрил. Она обещала, что даст вам съездить к папе, и получилось, что удобней это сделать сейчас, чем попозже. Вы же через пару дней уже вернетесь домой.

— Она с этим ребенком плохо себя чувствовала и все время ворчала, — буркнула Тори, все еще уставившись в окно. — Сказала, что раз мы стоим на ушах и выкобениваемся, то лучше нам съездить потрепать нервы Джону.

Судя по всему, это была цитата. Райан мысленно вздохнул.

— А в январе сможете еще повыкобениваться и постоять на ушах? Потому что мы с твоим папой будем рады видеть вас тут снова.

Этим он заработал намек на улыбку.

— Правда?

— Конечно. Хотя наверняка есть способ получше, чем злить маму.

Снизу раздался голос Джона:

— Эй, Райан, не тормози. Шаттл в аэропорт уже ждет.

Райан быстро приобнял Тори за плечи.

— Мне пора. Жалко, что вас уже не будет, когда я вернусь. Так что в следующий раз не затягивайте с приездом, ладно?

К его собственному удивлению, она развернулась и обняла его в ответ.

— Счастливого Рождества.

— И тебе. Послушай, можно мне рассказать твоему папе? О ребенке?

— А ты что, не скажешь, если я не разрешу?

— Это ведь, по сути, меня не касается, — осторожно ответил Райан. — Но думаю, он многое проще поймет, если узнает.

— Тогда ладно.

— Вот и хорошо. Спасибо. И тебе тоже счастливого праздника.

И Райан начал осторожно спускаться вниз, таща за собой битком набитый чемодан. Осталось всего-то выйти на улицу, не споткнувшись по пути, попрощаться с Джоном на глазах у детей и сообщить тому, что его бывшая жена беременна. Фигня делов.

На взгляд Райана, бары в аэропортах ничем не отличались друг от друга. Слишком ярко освещенные, слишком скучные и полные людей, пытающихся в одиночестве надраться перед полетом. Он-то хотя бы надирался после полета.

Сейчас ему бы уже катить в автобусе-экспрессе прямо в лоно любящей, как принято говорить, семьи. Хотя нет, почему только принято? По совести, они и правда были любящей семьей, в чем как раз и крылась часть проблемы. Целый год отец разговаривал с Райаном с таким натянутым оптимизмом, словно не мог признать, что волнуется, словно притворялся, будто все будет в полном порядке, поскольку не выносил мысли, что уже никогда ничего не наладится.

Чушь собачья и то и другое. Колену уже не стать прежним, но с самим Райаном все и правда наладилось. Он понял, чего хочет, и начал добиваться поставленной цели. Вернулся в строй. И с ним не нужно обращаться как с хрупкой вазой.

Райан глотнул скотча. Тот пошел мягко, оставив на языке дымную нотку, и на секунду перед глазами всплыл Джон, сидящий за столом с бокалом в руках. Райан резковато грохнул стаканом об стол, скотча оставалось совсем немного, и он не пролился.

Он слез со стула, перехватил поудобней трость и поднял дурацкую сумку, которую брал с собой в самолет. Очень хотелось просто оставить ее тут, но если кто-то стырит подарки для детей, это подпортит все Рождество. В туалете Райан пристроил сумку в углу, сделал все положенное и уставился на собственное отражение в зеркале. Темные волосы, зеленые глаза — ничего, чего он не видел бы уже миллион раз. Он часто стоял вот так, причесывался и гадал, понравится ли увиденное очередной девчонке настолько, чтобы она согласилась.

Разве не должен Райан сейчас выглядеть как-то иначе? Когда увиденное понравилось парню?

Чем дальше он находился от Джона, тем нереальнее казалось все, что произошло в кухне. Райан не узнавал того человека, который стоял там и упоенно целовался с другим мужчиной. Он наклонился к зеркалу, всмотрелся себе в глаза. Отражение казалось несколько смазанным из-за алкоголя и усталости, но не выглядело… гейски?

Внезапно ему остро захотелось, чтобы рядом была мама. Кто-то, кто выслушает и просто встанет на его сторону. Кто-то без предрассудков и скрытых мотивов, кто даст ему выговориться.

Райан вышел из туалета, но остановился в тускло освещенном коридоре. Оперся спиной о стену, прислонил трость к ноге и достал сотовый. И замер, поднеся палец к кнопкам.

Можно набрать Джона, но если рядом будут дети, значит, придется говорить вполголоса и шифроваться. И потом разговор с Джоном не поможет ему определиться с собой.

С друзьями из колледжа они не общались слишком близко. Их дружба основывалась только на совместных занятиях, обменах конспектами и страданий из-за экзаменов. Райан не представлял, кому из них он мог бы даже сказать слово «гей». Приятели из пожарной части были ему ближе, чем семья, но они отдалились друг от друга. И это не те люди, с кем можно поговорить о чувствах. Кроме…

Он набрал номер по памяти. Два гудка, а потом сонный женский голос произнес: «Если это не что-то важное…»

— Эм, Андреа?

Повисла пауза.

— Райан? Да нет, не может быть. Рай Уорд потерял мой номер. Он никогда не звонит. Только шлет по мылу короткие отписки о погоде.

— Я никогда не писал о погоде.

— В твоем последнем письме говорилось, цитирую: «У нас идет ледяной дождь». Конец цитаты.

— Да это почти природная катастрофа, а не просто погода.

— Только если ты из-за нее сломаешь себе что-нибудь или угрохаешь машину. — Голос Андреа потеплел. — Надо же, и правда ты. Как дела, Рай? Рада слышать твой голос.

— И я твой.

На секунду у него перехватило в горле. Андреа была единственной женщиной в пожарной части, и поэтому работала за троих и отрывалась за пятерых, ни в чем не уступая парням. Девушка с характером, шестьдесят килограммов чистых мышц и — в то время — довольно близкий друг Райана.

— Я по тебе скучал.