Нуб из другого Мира (СИ) - Стоминин Константин - Страница 1

Тьма не всегда означает зло, а свет не всегда несёт добро.

Филис Каст и Кристин Каст

Из книги «Меченая»

— Милорд, рыцари Ауруса уже на подступах к крепости. Второй круг обороны пал, темный паладин Дорн пал. Последняя преграда держится, но шансов устоять нет. Владыка, я прошу Вас отступить, — советник склонил голову, все же поглядывая на своего господина.

— Отступать некуда. Ты это прекрасно знаешь, Норс, — спокойный голос правителя звучал ровно, без тени дрожи или волнения. Он стоял неподвижно у высокого окна, взирая на битву, что кровавым рондо вилась внизу. Пыл сражения, всполохи магии, крики, шум рушащихся башен и стен, далекий лязг подкатываемых ближе осадных башен, мелькающие местами черные тени проклятых душ. Изгнанные из своих сосудов, они растворялись в небытии, не оставляя за собой никаких следов. Мрачные черные искры, рассеивающиеся в свете многоликого солнца. Вот единственная роль, уготованная тем, кто стоит не на той стороне.

— Мой Повелитель, да простите за грубость и дерзость, но Вы должны бежать. У вас хватит сил, чтобы скрыться от преследования. Пусть крепость падет, пусть будут разрушены святилища и осквернены алтари. Важнее всего, чтобы Вы могли спастись! — камердинер выглядел скверно. Нервы, обилие растраченных за последние часы сил, да и просто нехватка притока магии после падения нескольких темных святилищ подкосили верного придворного. Сейчас он был немногим отличен от бледного призрака. Серая кожа, местами овитая корнями синих вен, седые волосы, небрежно распущенные и опавшие на плечи. Зеленые, тускло мерцающие глаза не сводили взгляд с его господина. Верность, поддерживаемая на протяжении нескольких столетий, накладывала свои отпечатки на слугу. Он и не помнил, как началось их знакомство с господином, но жгучее чувство внутри не давало отступить от принесенной клятвы верности.

— Поздно, — все так же спокойно отозвался правитель. В его руке сверкнул серебристый кубок, наполненный вином. Медленный глоток, и вот, тара уже летит в окно, а плечи Владыки немного поджимаются, выдавая настоящий настрой. — Уже слишком поздно, Норс. Все, что я имел, пало. Остатки же рассыпаются у нас на глазах. Это — крах. Полный и бесповоротный. Если я уйду сейчас, это ничего не изменит. Все мои силы повязаны сейчас на этой проклятой земле. А уйти, прятаться в лесу, жить в вечном страхе перед солнечным светом я не готов. Если меня поймают, все равно убьют, если будут милосердны.

Послышался грохот. Сотряслось все здание, возвещая о том, что была разрушена очередная башня. Каменное строение, многократно усиленное магией все равно не могло сдержать натиск. Осыпались камни, дом медленно обращался в руины. Верные рыцари и паладины расставались с жизнями, выжигаемые священным светом. Владыка безмолвно качнул головой и обернулся к оконному проему спиной.

— Норс, эту войну мы проиграли окончательно. Я не уверен, что мне доведется произнести это еще раз, но ты должен знать. Я очень благодарен тебе за службу. Лучшего камердинера, вероятно, не имеют сами небожители.

— Милорд, эти слова, — мужчина низко склонил голову, поджав синюшные губы и напрягшись. — Большая честь получить столь высокую оценку.

— Да, жаль, что я уже ничем не могу отблагодарить тебя за все эти годы работы. Быть может, я был через чур самонадеян, полагая, что всегда могу успеть расплатиться по счетам с врагами и союзниками.

— Милорд, единственная награда, которую я мог просить, это право служить вам и впредь.

Владыка неопределенно усмехнулся. Во взгляде темных глаз читалась благодарность, густо разбавленная изрядной долей сожаления. Вероятно, ему и самому хотелось, чтобы это "впредь" было реально. Но шансов было все меньше. Он чувствовал, как на нижнем этаже пал последний алтарь, дающий силы. Стальные сапоги гремят по винтовой лестнице, шаги все ближе.

— Что же, Норс. Если такова будет воля судьбы, мы еще увидимся. Тогда я бы вновь хотел видеть тебя в числе моих ближайших соратников.

— Мой господин, — неуверенно поднимая голову, слуга ощутил прикосновение ладони к своей голове. — Прошу вас не забывать о том, к кому следует обращаться ради чашки чая. Ваш верный слуга. Норс.

Тело камердинера дрогнуло и рассыпалось черной пылью, оставляя в ладони чародея только небольшой черный огонек. Душа, насыщенная силами Бездны. Прекрасная и глубокая. Маг позволил себе полюбоваться на нее мгновение, а после, сжав зубы, выпустил. Душа вспыхнула и исчезла.

Очередная душа исчезла в бесконечности, обреченная на скитания до тех пор, пока ее не позовут обратно. Случится ли это вообще, чародей не знал. Он мог лишь надеяться на то, что Норса призовут когда-нибудь вновь. Признавать, что больше всего хотелось, чтобы призывателем стал сам Адепт, он был не готов. Мала слишком была вероятность такого успеха.

О том, что ждать смерти осталось не долго, Адепт понял, чувствуя смерть последнего паладина. Защита крепости рухнула окончательно, и гулкие шаги врагов уже звучали на лестнице за дверью. Безвыходная ситуация, в которой любое решение, так или иначе, привело бы к смерти. Дверь с шумом была выбита, простейший барьер сломлен, и вот уже кабинет наполнили святые в позолоченной броне. Чуть склоняя голову, хозяин руин, оставшихся от замка, безрадостно усмехнулся и опустил руки.

Не было ни звука: крика, лишних слов, звона мечей или же магических хлопков. Десяток мечей насквозь пронзили тело Темного, заставляя того корчиться. Теперь даже пошевелиться было нельзя. Холодная душа в его груди колыхнулась, угасая. Темное пламя медленно рассеивалось, вместе с жизнью оставляя проклятое тело. Губы его дрогнули, и изогнулись в кривой усмешке. Уже слепнущими глазами он видел своего врага. Сам Аурус стоял напротив, сверкая, аки солнце. Голова опускалась на обессиленной шее. Вот уже взгляду остается лишь вид собственной груди, живота, пронзенных зачарованными мечами.

— Ты пал, — беспристрастно сказал предводитель светлой многотысячной армии. — И потому…

— Замолчи уже. — хрипло прошипел полумертвый Темный. — Уморил меня уже своими… остротами. Того и гляди… порежусь, — выдохнул он, а после, собрав остатки могущества в единый порыв, запрокинул голову и рассмеялся.

Тело осыпалось черным прахом, опустившемся на дощатый пол кабинета. Позолоченный стяг возвысился над руинами, рога возвещали праздник. Свет одержал окончательную победу в войне.

По мере того как человеческое существо продвигается по дороге жизни, роман, потрясавший его в юности, и волшебная сказка, восхищавшая его в детстве, сами собой увядают и меркнут.

Шарль Бодлер

Пустота была холодна и неприветлива. Вязкая и неподатливая, она окружала все тело, мешая мыслить и чувствовать. Здесь было нельзя различить направление, ведь само по себе пространство и время отсутствовали. Умершему сознанию такие понятия были чужды. Это могло бы опечалить, но только того, кто смотрит со стороны, а вот самому мертвецу было сложно хоть как-то отреагировать на собственные несчастья. Бесчувственная душа, лишенная не только сознания, но и воли, дрогнула. Так было всегда и со всеми, но не сейчас. Мелитан не был спокоен и умиротворен в таком посмертии. Пусть и принял он смерть с улыбкой, отчаяние никуда не делось. Напротив, теперь, когда у него не было тело, которое могло держать себя в руках, душа просто искрилась гневом и ненавистью. Умерли все, кого он любил. Женщины и дети, которых он стремился защищать пали к ногам мнимого добра, света, выжигающего глаза и опаляющего плоть. Ложная истина, которую несли эти чудовища в золотой броне, вот, что столь сильно рвало душу в агонии. Желание жить кипело в нем, он бы барахтался, если бы были руки, зубами прогрызал дорогу из небытия, если бы мог. Но он был мертв. Но жить желал куда сильнее, чем любой смертный. Хотелось отомстить за каждого из тех, кто пал жертвой огненного меча фальшивого правосудия.