Тень (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 7

Она могла сказать ему, как убрать эти вещи, одну за другой.

— Ты будешь говорить со мной, Дигойз?

Эмоция скользнула вперёд. Он уставился на свои ноги, чувствуя, как тьма крадётся вперёд, окутывает его.

Кучта. О чем он только что думал? Она не могла ему помочь.

Она мертва.

Он нахмурился, пытаясь собрать в кучу нити своего сознания. Его дядя сейчас избил бы его до крови за то, что он распустил нюни как ребёнок. Будь он на тренировке, дядя сломал бы ему челюсть, может, одну из рук. Его дядя никогда не потерпел бы такого. Никогда.

Он засунул бы его обратно в дыру.

Привязал его ладони к ступням. Морил голодом. Позволил Меренье поиграть с ним.

Он пережил это. И это он тоже мог пережить.

Дядя подготовил его.

Он был слаб, но дядя сделал его сильным. Он был недисциплинированным, но дядя помог ему и с этим тоже. Он научил его быть сильным. Он заставил его быть сильным. Эта сила не раз спасала ему жизнь.

Она спасёт его и сейчас.

Ревик посмотрел в глаза другому мужчине. Как только он сделал это, от жара в груди стало сложно дышать. Он уставился на другого видящего, изучая черты его точёного, почти человеческого лица.

Его жена считала этого мужчину красивым. Он тоже ощущал это в ней.

— Ах, да, — Балидор улыбнулся, все ещё смотря в глаза Ревика. — Мне она тоже об этом говорила.

Мужчина помедлил, всё ещё всматриваясь в его глаза.

— Это беспокоит тебя, Дигойз? Такая тривиальная вещь?

Ревик не опустил взгляда.

Когда он ничего не сказал, старший мужчина оперся локтями на свои бёдра. После ещё одной паузы он прочистил горло и сделал лёгкий жест рукой, сохраняя небрежный тон. Он заговорил на прекси, языке видящих, выговаривая слова с идеальным, почти академичным акцентом.

— Это ребячество, знаешь ли. Винить меня в твоих семейных распрях.

Ревик ощутил, как дыхание с трудом вырывается из его груди.

— Честно говоря, — добавил Балидор. — Я не понимаю, как это беспокоит тебя в том затруднительном положении, в котором ты находишься. Или как вина за эти обстоятельства падает на меня.

Когда Ревик всё равно не заговорил, другой видящий щёлкнул языком.

Ревик взглядом проследил за движением его челюсти.

Балидор вздохнул.

— Её не так уж сложно было соблазнить, Дигойз, — сказал он, разводя открытыми ладонями. — Не так сложно, как я себе представлял. То есть, дома всё было не так уж крепко и гармонично, да?

Светло-серые глаза всматривались в глаза Ревика, изучая его лицо.

— Я позволил ей думать, что это её идея, конечно же, — добавил он. — …Эта часть тоже была не особенно сложной, брат. Твоя жена довольно наивна, знаешь ли.

Ревик не мог отвести от него глаз. Он сохранял неподвижное выражение лица; его взгляд не отрывался от этих кажущихся мягкими серых глаз.

Другой мужчина продолжал оценивать его. Кисти его рук спокойно лежали на скрещённых предплечьях.

— Не думаю, что она тебе сказала, почему согласилась трахнуть меня, ведь так, Шулер? — поинтересовался он.

Ревик вздрогнул.

Ничего не сумел поделать.

Боль шёпотом пролетела по его свету, выбивая его из привычной аккуратной колеи. Тьма попыталась это скрыть, но там тоже жила боль, намного более давняя, чем…

— Ах, да, — взгляд Балидора оставался тяжёлым. — Тебе не нравится откровенная прямота моих слов. Но я не собираюсь заботиться о твоей тонкой душевной натуре, Дигойз. Мы все рано или поздно должны стать мужчинами, да? А ты становишься старше. Ты не можешь продолжать в том же духе. Даже Шулеру не пристало вести себя так по-детски. Ты так не думаешь?

Он помедлил ещё несколько долгих секунд.

— Но ты не ответил на мой вопрос. Она сказала тебе, почему? Почему она это сделала?

Когда Ревик промолчал, улыбка другого мужчины сделалась понимающей.

— Нет, она не сказала бы. Видишь ли, это была часть внедрения. Часть того, как она тебя обманула. Учитывая это, едва ли ты можешь злиться на неё за то, что она не объяснила истинных причин.

Ревик прикусил язык. Было больно, но не так больно, как ему нужно.

Ошейник не давал ему сдерживать злобу, которая бурлила в его свете, несомненно, искрила так, что Балидор это видел.

Он проиграет. Он потеряет всё, если он не…

Боги. Его дядя убьёт его.

Или хуже. Он не станет его убивать.

Он убьёт кого-нибудь другого.

— …Я месяцами тренировал её для этой операции, — сказал Балидор. — Конечно, я притворялся, что противлюсь этому, не одобряю. Я оспаривал каждую деталь её предложения, но я всё равно тренировал её. Я скормил ей каждую деталь информации и техники, которые нужны были ей для того, чтобы обмануть тебя, Дигойз, — помедлив, он показал плавный жест рукой. — Затем, — продолжил он, слегка вздохнув. — Когда она хорошо и по-настоящему вложилась в это, я помог ей осознать, что это единственный способ быть уверенной.

Балидор улыбнулся, и в его взгляде виднелась сталь.

— Я объяснил твоей жене, что это единственный способ знать наверняка, сможет ли она достаточно хорошо закрыться от тебя щитами, чтобы проникнуть в твои ряды. Нужна была интимная близость. Если бы она смогла удержать тебя в стороне, тогда она готова, — он развёл руками. — Учитывая это, выбора у неё не осталось.

Ревик ощутил, как его сердце остановилось в груди.

Он уставился на другого мужчину, совершенно не в силах скрыть свою реакцию.

В то же время он вспомнил. Он помешался на вопросе, почему он этого не почувствовал, почему он не узнал в то же мгновение, что его жена позволила другому мужчине прикоснуться к ней.

Он всё ещё не понимал.

Как Элли сделала это с ним? Зачем?

Что с ней случилось? Что этот мужчина сделал с его женой?

Из него выплеснулась боль, скорбь настолько невыносимая, что Ревику показалось, будто это может его убить. Он хотел, чтобы это его убило.

Лидер Адипана показал в его сторону утвердительным жестом на языке видящих.

Ревик непонимающим взором проследил за этим жестом.

— Просто, — задумчиво произнёс Балидор, изучая лицо Ревика. — Обманчиво просто. Она действительно была лёгкой мишенью. Отчаянно готова пойти на все, лишь бы приблизиться к тебе.

Кинжал скользнул в его грудь, найдя свою цель.

Он постарался вытеснить боль из его света, но не мог. Он знал, что лидер Адипана ощущал, как ранит его. Gaos, как же сильно это ранило.

Он проиграет. Он умрёт здесь. Он наконец умрёт.

Эта мысль принесла почти облегчение.

— А затем остался лишь вопрос использования моего света, — Балидор помедлил, и его голос звучал задумчиво, пока он смотрел Ревику в глаза. — Признаюсь, я оказался не готов к тому, как сильно это повлияет на меня. В конце она всхлипывала. По-настоящему всхлипывала… как дитя. С тобой она тоже так делает?

Ревик рванулся в цепях.

Они остановили его, как только он преодолел несколько футов.

Всё его тело ринулось вперёд, словно стараясь вырваться из плена собственных конечностей. Через считанные секунды эта поза причинила адскую боль, и ошейник тоже включился, потому что его свет пытался дотянуться до другого видящего, но Ревик не отпрянул. Он не мог отступить.

Его разум не работал. Он не мог сформировать ни единой связной мысли.

Цепь натянулась до предела, когда он находился меньше чем в футе от лица другого мужчины, но он не мог сократить это расстояние. С его губ полился поток едва слышных слов, которые отложились в его сознании лишь позже, и даже тогда это далеко не отразило то, что он ощущал в тот момент.

— …вырву твоё проклятое сердце из груди… скормлю его тебе… — закончил он, дыша с трудом. — …только дай мне время… дай мне время, мудак ты…

Ошейник послал усиленный импульс, ослепив его болью.

Какой-то отдалённой частью своего сознания он понял, что ошейник наращивал мощность, пока он пытался дотянуться до другого мужчины своим светом.

Он ахнул, когда боль усилилась, превращаясь в пламя под его кожей.

Он едва ощущал металл, врезавшийся в руки, в запястья, сдавливавший грудь. Он смотрел в лицо, которое хотела его жена, и разум впал в такую испепеляющую ярость, что на мгновение ему показалось, будто он уже не придёт в себя.