Рыцари Порога: Путь к Порогу. Братство Порога. Время твари - Злотников Роман - Страница 40

Через несколько минут комната Марлы была забита народом так плотно, что, когда вносили связанного Кая, мужикам, столпившимся у порога, пришлось потесниться. Из комнаты вынесли всю мебель, кроме, конечно, кресла Марлы. У стен стояли пятеро мужиков, связавших Кая в тот злополучный день, и четверо деревенских пацанов. Сам Жирный Карл, староста Лысых Холмов Марал и жрец Наги разместились у кресла. Причем Марал, учтиво поддерживающий Наги под руку, вполголоса напоминал старикану, который по причине старческого маразма успел все забыть, суть дела. Притащили даже и прислонили к стене наклюкавшегося до полной невменяемости господина графского мытаря Симона. Кроме них умудрились втиснуться три служанки: Шарли, Сали и Лыбка.

Кая держали двое. Он обвис в их руках, полуприкрыв глаза, точно впавший в забытье.

– Как говорит преступник, – прокашлявшись, начал Карл, – он напал на моего сына, потому что тот, дескать, виновен в гибели его матери, которая, как все знают, расшиблась в прошлом году, упав в ручей. Якобы он слышал, как Сэм признавался в этом чудовищном злодеянии мальчишкам из деревни Лысые Холмы. Я попрошу свидетелей ответить: все было так, как говорит преступник? Гилль?..

– Нет, – замотал головой Гилль. – Я вчера Сэма-то и не видел. Я вот с этими… с Арком, Нилом и Лэном на Лиску ходил рыбу ловить.

– Арк?..

– Я это… – по-дурацки отвесил лошадиную челюсть Арк, – ну как ее… рыбу ловил. Тоже…

– Нил?..

– Не видал Сэма, – глядя себе под ноги, буркнул один из близнецов. – Ни Сэма, ни Ба… То есть Кая не видел.

– Лэн?..

– И я не видел, – ответил второй близнец.

– Следовательно, преступник лжет! – повысил голос Жирный Карл. – Все это слышали?

– Все… все… – вразнобой загомонили мужики.

– Ага! – подтвердила и Лыбка, лупая пустыми глазами.

– В присутствии овеянного благодатью Нэлы мудрейшего Наги, уважаемого Марала, старосты Лысых Холмов и мытаря его сиятельства графа Конрада господина Симона утверждаю, что преступник напал на моего сына безо всякой причины. Все это слышали?

Мужики многоголосо подтвердили слова Жирного Карла. Господин графский мытарь Симон, услышав свое имя, открыл один глаз и удивленно икнул. Затем слово взял Марал.

– Как староста деревни, – заговорил он, – властью, данной мне его сиятельством графом Конрадом, за беспричинное нападение с целью смертоубийства и нанесение тяжелейших увечий невинному юноше приговариваю отрока Кая, урожденного города Мари, к публичной порке… – Марал сделал паузу и закончил: – Полсотни плетей! Наказание назначаю на воскресенье на площади у храма милосердной Нэлы!

Примерно минуту стояла тишина, которую нарушил благоговейный голос одного из мужиков:

– Вот так сказанул! Ай да Марал! Я и не понял ничего…

Потом сдержанно зашумели. Кай молчал. Только полузакрытые веки его чуть подрагивали. Жирный Карл наклонился к нему:

– Благодари за столь милостливое решение!

Мальчик открыл глаза. Моментально снова воцарилась полнейшая тишина.

– Это же неправда… – бесцветно выговорил Кай.

– Заткнись, щенок! – взвизгнула Марла. – Как ты смеешь?! – Она застучала палкой. – Вон отсюда! Все вон! Вон, я сказала!!!

Толкаясь, деревенские поспешно ретировались. Жирный Карл сам вытащил Кая из комнаты и передал его мужикам, чтобы те вернули мальчика в погреб.

Несколько минут спустя хозяин таверны и староста деревни сидели в трапезной. Перед каждым стояла кружка с крепким вином.

– Мальца не корми, – негромко, хотя в зале, кроме них, никого не было, советовал Карлу староста, – чтобы у него сил не было что-нибудь вякать при людях. Но поить не забывай, а то загнется прежде времени. Два дня у нас есть. За два дня я нужного человечка отыщу. Не тревожься, все пройдет гладко. Пацанам серебром заплати. Да не им, конечно, монеты давай, а родителям.

Карл потер лоб и перегнулся через стол к старосте.

– Кузнеца отошли, – шепнул он. – Найди причину какую-нибудь и отправь его… куда-нибудь… На всякий случай. Вдруг да выкинет что?..

– Да, – согласился Марал. – Я и сам об этом думал. Ну? – Он поднял кружку. – За удачное завершение этого дела!

Кай в полной темноте холодного погреба забылся тяжелым болезненным сном. Собственная участь уже не волновала его. Страшное потрясение, голод, холод и побои почти совершенно погасили в нем огонь жизни, времени которой осталось – два дня.

Король Гаэлона его величество Ганелон был не старым еще мужчиной, с широкой окладистой бородой, которая очень шла его круглому добродушному лицу. Его величество мог позволить себе такое качество, как добродушие. Королевство Гаэл он уже вторую сотню лет не знало войн, и государств, равных ему по могуществу, поблизости не было, а значит, не было врагов.

В этот день его величество был занят поздним завтраком: в окружении министров он восседал в Западной трапезной. Сам Ганелон и прочие сиятельные особы были увлечены не столько едой и питьем, сколько освоением новинки – стол, за которым они сидели, громадный, четырехугольный, с резными золочеными ножками (если ножками можно было назвать массивные подпоры, выполненные из цельных бревен), имел в центре возвышение с круглой поверхностью, от края до края которой рослый человек сделал бы пять шагов. На этом возвышении кружились в танце три полуобнаженные танцовщицы. О таком развлечении двор Ганелона еще не слыхивал. Идею вместе с танцовщицами в дар королю привез купец из далекой восточной страны, купивший себе право доставлять в Дарбионский королевский дворец пряности и ткани – такие тонкие, что кипу, умещавшуюся в тюке, который едва могли поднять двое взрослых мужчин, без усилий можно было пропустить сквозь узкое золотое кольцо.

Придворные музыканты, взмокшие от малоуспешных попыток попасть в такт чужеземному танцу, старательно выпиливали кто во что горазд, но их никто не слушал. Ганелон меланхолично оглаживал бороду, а министры хранили на лицах непроницаемое выражение, потому что пока не могли понять: как его величество оценит это диковинное срамное действо.

– Ишь ведь ты! – крякнул наконец Ганелон в своем глубоком кресле и, усмехнувшись в бороду, прищелкнул пальцами.

Министры зашевелились на мраморных скамьях. Первый министр Гавэн, сухощавый и полностью лысый, первым негромко посмеялся и, будто уже не в силах сдерживать восторга, прихлопнул в ладоши.

Западная трапезная была заперта – не ровен час, занесет сюда ее величество королеву Ариадну или кого из ее фрейлин, а то и малолетнюю принцессу Литию. Поэтому мажордому пришлось довольно долго молотить кулаками в резную дубовую древесину массивной двустворчатой двери, прежде чем его услышали. Он спешил сообщить его величеству о том, что архимаг Сферы Жизни старик Раншаль просит аудиенции короля.

Ганелон поморщился. Вообще-то такого рода приемы полагалось проводить в тронном зале или в зале для совещаний, но… кто еще может нарушить дворцовый королевский этикет, кроме самого короля? Поэтому его величество жестом прогнал танцовщиц и музыкантов и кивнул мажордому:

– Зови!

Министры выпрямились на скамьях, умело придав физиономиям деловое выражение.

Вошел Раншаль, высокий и сухой, как старая сосна. Длинный белый балахон с глубоким капюшоном не скрывал костлявого тела. Несмотря на возраст, двигался Раншаль порывисто. Прошелестев через всю трапезную, он склонился перед королем. А выпрямившись, скрипучим голосом сообщил:

– Секретное дело.

Ганелон едва сдержался, чтобы не скривиться: вечно эти маги строят из себя!.. Не выгонять же министров, с которыми он собирался продолжить волнующее развлечение, а потом и обсудить. Его величество сделал архимагу знак, долженствующий означать: приблизься и говори шепотом, раз уж дело такое секретное.

Раншаль не выказал недовольства. Это, видимо, указывало на то, что дело и впрямь серьезное. Он почтительно наклонился к уху короля и зашуршал старческими сухими губами. Шуршал он довольно долго, а когда выпрямился, Ганелон погладил бороду и осведомился: