Лугару (СИ) - Лобусова Ирина - Страница 14

— Извините, — Виктор моментально почувствовал изменения в ее тоне, — простите меня. Я снова перегнул палку. Вот не умею разговаривать с красивыми женщинами — и все тут!

— Вы о чем?

— Вы очень красивая. Вы знаете это?

— Не знаю, — Зина прищурилась, — к чему вы говорите мне это?

— Я вас люблю.

— Что? — она отступила на шаг назад.

— Я вас люблю. Влюблен в вас.

— Вы сумасшедший?

— Ну да! Я сумасшедший! Только псих способен подкарауливать вас ночью у дома и после случайной встречи признаваться в любви. Но что же делать, если я люблю говорить прямо. Я всегда называю вещи своими именами, не хожу вокруг да около. Вы мне очень нравитесь, и я вас люблю.

— Так любите или нравлюсь? — рассмеялась Зина.

— И то, и то! — В голосе Барга прозвучал какой-то задор. — Так что, могу я надеяться?

— На что?

— На то, что вы пригласите меня к себе.

— Пока нет. Я не приглашаю в дом незнакомых людей. Вы… очень странный, — как-то задумчиво проговорила Зина.

— Ну тогда давайте знакомиться! И для начала я приглашаю вас в Оперный театр. На балет «Жизель».

— Ой… — рассмеялась она, — я сто лет не была в Оперном театре! Это ведь такая сказка…

— Как настоящая одесситка, — прокомментировал Барг. — Мы сто лет не бываем на море и в Оперном. Знаю, знаю. И по Дерибасовской не гуляем, несмотря на то, что живем в двух шагах. Так давайте это исправим! Начнем с Оперного. Потом — на море. На Ланжерон, к двум шарам. Вот скажите мне честно: сейчас уже заканчивается июнь. Сколько раз вы были на море?

— Честно? Ни разу! — снова рассмеялась Зина.

— Вот видите! Точно коренная одесситка. А я был на море всего один раз! Да и то ночью, с другом. Он

приехал, и мы пошли гулять. Ночью. А ведь все мое детство прошло на море, у желтой скалы…

— И мое тоже… — вздохнула она.

— Тем более нужно воскресить в памяти! Итак, я покупаю билеты в Оперный, и мы отправляемся в театр! Вы готовы, мадемуазель?

— Мадам… — машинально поправила она, вспомнив разговор с Кацем.

— Тогда мы скоро с вами увидимся!

— Только больше не подкарауливайте меня вот так, по ночам. Это меня пугает.

— Простите меня! Я виноват. А откуда, кстати, вы идете так поздно? От друзей?

— Нет. Гуляла перед сном.

— Понимаю. Разрешите проводить вас до подъезда?

— Спасибо, не стоит.

И, помахав на прощание странному кавалеру, Зина быстро пошла по направлению к своей парадной.

Дома она поставила букет в огромную вазу из граненого хрусталя — невероятно красивую, еще с прошлых времен, и оставила его на столе в центре комнаты. Все вокруг сразу наполнилось благоуханием!

В электрическом свете нежные лепестки роз казались ярко-алыми, почти как свежие капли крови.

Артериальной крови — подсказал занудный профессиональный опыт убедительным внутренним голосом.

Зина подошла к зеркалу, внимательно всмотрелась в свое лицо. Тонкие русые волосы — она всегда считала их бесцветными. Короткие ресницы. Серые глаза. Неужели она не видела себя, и на самом деле красива? Так красива, что достойна таких цветов?

Лицо уставшее, с темными кругами под глазами. Губы впалые. Кожа бледная, синюшный оттенок выдает измученность. На лице никакой косметики — не до того. Ногти коротко обстриженные — без признаков маникюра. Понятно, что это не прибавляет рукам красоты. Но как с длинными ногтями проводить вскрытие в медицинских перчатках? И зачем в морге красить ресницы и губы — для покойников?

Всю свою жизнь Зина считала женские ухищрения в украшении своей внешности пустой тратой времени, жалкими и наивными попытками обмануть природу. К чему терять драгоценное время на пустое раскрашивание, если можно с пользой использовать его для важных и нужных вещей? Почитать интересную книгу, к примеру.

И вот впервые в жизни она задумалась о том, как выглядит, какой ее видят со стороны мужчины. У нее не было большого опыта, и судить о себе верно Зина не могла.

Но она точно знала одно — ни Андрей Угаров, ни ее бывший муж, ни даже Дмитрий, пытавшийся использовать ее в своих целях, страшный и жестокий человек, не дарили ей таких цветов. Никогда. Впервые в жизни Зина почувствовала себя… женщиной! И она могла себе признаться — это было достаточно приятное чувство.

Распустив перед зеркалом волосы, Зина долго на себя смотрела, пытаясь словно бы принять свое лицо, узнать его заново, найти привлекательные черты. А в полумраке комнаты пламенели яркие цветы, как капли свежепролитой человеческой крови — артериальной…

Ровно в двенадцать она стояла возле парадной Евгения. День был пасмурным, и это хмурое отражение реальности как нельзя больше соответствовало состоянию ее души. Дверь парадной была заперта на ключ. Как войти? Зина остановилась в нерешительности. Звонков у двери не было.

Неужели Евгений ее не ждал? Было понятно, что обитатели парадной спускаются в нужное время и отпирают двери своим гостям. Евгений не отпер. Почему? Что случилось?

Но раздумья Зины оказались недолгими. Очень скоро дверь дрогнула, выпуская уже знакомую ей парочку — девочку с собакой. Но в этот раз собака выглядела совершенно иначе — и что это был за вид!

Остановившись на пороге, она, категорически отказываясь его переступить, жалобно заскулила и прижалась к ногам хозяйки. Девочка попыталась потянуть поводок, вытолкнуть собаку наружу — тщетно. Пес только жалобно скулил и пятился назад, выражая всем своим видом страшный испуг. Если бы Зинаида была склонна к художественным описаниям, она описала бы его состояние как «первобытный ужас». Глаза собаки слезились, словно ничего не различая вокруг. У девочки тоже выступили слезы.

— Добрый день! Что случилось? — Зина быстро подошла к ним.

— Не знаю… — едва не плакала девочка, — и никто не знает. Но после вчерашнего вечера он такой.

— Не хочет выходить на улицу? И выглядит так, словно его кто-то очень сильно испугал?

— Ну да. Папа тоже сказал, что он сильно испуган. И еще папа сказал, что если и сегодня такое состояние не пройдет, придется приглашать ветеринара.

— Это правильно. Вдруг он заболел?

— Но отчего? Все же было в порядке! Вы же сами вчера видели!

— А как это случилось? Что произошло, когда он стал таким? — Зина по профессиональной привычке стала задавать вопросы.

— Да ничего не случилось. Я не знаю! Вчера вечером, уже после вас, поздно было, мы решили пойти на прогулку — с ним и с папой. Но папа немного задержался, он разговаривал с соседкой. Поэтому мы вдвоем стали спускаться по лестнице, чтобы подождать папу уже на улице, возле парадной. И вдруг… Вдруг он как завизжит! — Кивнула она на пса. — Стал пятиться назад. Скулить. Приседать на задние лапы. А потом пулей помчался наверх, домой. А дома забился под диван! Он никогда так не делал, представляете? Там же тесно! Как он вообще поместился? Мы хотели его вынуть. Но он так жалобно скулил, что папа сказал оставить его в покое. А утром он не хотел выходить. Вышел с трудом, возле парадной сделал свои дела и сразу назад.

— Может, вы кого-нибудь встретили на лестнице? Там же явно кто-то был, кто его так сильно напугал! Может, другая собака?

— Никого там не было. Вообще никого! Папа через пару минут спустился, и все, никого.

— Странно… А на лестнице темно было? Вчера я запомнила, что темно. Ты на каком этаже живешь? — продолжала Зина расспросы.

— На четвертом, рядом с квартирой профессора, к которому вы вчера приходили. И третья квартира у нас на площадке — бабушки. Она со всеми любит поговорить. Да, темно. А между вторым и третьим этажом света вообще нет, там лампочку разбили. Но это не страшно, ведь посторонние у нас не ходят, мы специально запираем двери.

— Значит, пес побежал наверх… А ты? Ты спускалась на лестницу между вторым и третьим этажом, там, где темно?

— Нет. Я тоже сразу побежала наверх.

— Понимаю. Но ты не переживай. Я думаю, у него этот страх пройдет.

И, попрощавшись с девочкой, Зина стала подниматься по этажам. От рассказа ребенка ей стало не по себе. Ведь явно то, что так напугало пса, было там, на лестнице, между вторым и третьим этажом, в темноте. И вряд ли это был человек. Человек, даже самый ужасный, не смог бы вызвать такую реакцию у собаки. Из ее памяти против воли выплыла страшная легенда, рассказанная студентом. Но, разозлившись на саму себя за столь лишенную логики фантазию, Зина сразу выбросила все из головы.