Выбери любимый жанр

Дом учителя - Нестерова Наталья - Страница 10


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

10

Анна Аркадьевна тогда еще не умела выступать перед взрослой аудиторией и наивно полагала, что искренность и правда всегда победят. После ее речи на лицах женщин застыла странная гримаса, которую Анна Аркадьевна не сразу расшифровала как ревнивую зависть.

Помогла командирша:

– Значит, какой-то Сопля – гений, а наши дети так себе, середнячки и двоечники? А может, дело в том, что Анна Аркадьевна слишком много времени уделяет так называемому «новому Ломоносову» в ущерб остальным ученикам?

Женщины закивали: командирша выразила общее мнение. В довершение всего председательница женсовета сказала, что надо рекомендовать командиру части (о собственном муже – в третьем лице) присмотреться и к лейтенанту Павлову, как он выполняет свой офицерский долг, если в семье подобная обстановка.

И начался кошмар. Травля, косые взгляды, вчерашние приятели неразлейвода тебя избегают, обходят стороной. Среди тех, кто не струсил, оказал поддержку, была семья Казанцевых. Поэтому Анна Аркадьевна, когда ей нашептали, не могла поверить, что виновница всего – Валя Казанцева. Одни видели, как Валя беседует с мамой Алеши, другие слышали, как женщина благодарит Валю, что открыла глаза. Третьи утверждают, что Валя потешалась над влюбленностью Анны Аркадьевны в Соплю. Городок небольшой, общество практически закрытое, спрятаться невозможно. Анна Аркадьевна в штыки принимала доносчиков-доброходов. Только их сочувственные взгляды вынудили пойти к маме Алеши. Та еще особа. Ой, спасибо вам! Руки целовать готова, ноги мыть и воду пить! Лешку из больницы забирали, доктор сказал, что вовремя кинулись, спасли. А то бы гной в мозг, и дурак на всю жизнь или помер. Анна Аркадьевна прямо спросила, был ли у нее разговор с классной руководительницей 7-го «А» Валентиной Сергеевной. Был, по душам, как мать с матерью. Мол, Анна Аркадьевна, возможно, не права, что оттирает родную мать, выставляет ее врагом собственному ребенку, и неизвестно, будет ли ему лучше, когда увезут в Москву, в интернат, который, конечно, не детдом, но разве может что-то сравниться с родным домом.

«Увезут, – стучало в голове у Анны Аркадьевны, когда она шла домой. – Увезут, – застряло как на пластинке. – Словно на каторгу. А не в другую жизнь, которой этот несчастный мальчик заслуживает».

То был первый звоночек от Вали. Потом они раздавались с нерегулярной периодичностью. Муж Илья не может слышать ее имени. Если бы они жили в диком обществе, доисторическом или в постапокалиптическом, Илья удавил бы Валю собственными руками и с выражением громадного удовольствия на лице.

– Вы хотите сказать, что я буду как тот Сопля? – спросил Юра.

– Я хочу сказать, что ты опять говоришь мне про то, что я хочу сказать, – досадливо сморщилась Анна Аркадьевна. – В чем тогда смысл нашей беседы?

– Извините!

– Во-первых, я не имею понятия, обладаешь ли ты, обладал – точнее – такими же способностями, как Алеша. Вряд ли. Во-вторых, любознательных и способных детей очень много. Определить, рано определить, кто из них по-настоящему одаренный, необычный, гений, крайне сложно. Нам понадобилось много лет, итоговый документ мы назвали обтекаемо «Рабочая концепция одаренности». И стопроцентной уверенности не будет никогда. Это правильно и справедливо. На ребенке нельзя ставить клеймо. Пусть этим тешутся фантасты с их чудо-тестами на генный статус. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что хорошие фантасты в подобной раздаче будущей судьбы видят зло. На ребенке нельзя ставить клеймо! – повторила Анна Аркадьевна.

– А на взрослом человеке? – спросил Юра.

– Иногда приходится.

– Какие пункты в той концепции одаренности?

– Сейчас начну перечислять! – пожала плечами Анна Аркадьевна. – Сведения не секретные. Зайди в Интернет и прочитай. Хочется чего-нибудь попить.

– Принести компот? – вскочил Юра.

– Нет, спасибо! Ваш нарзан вызывает странные желания. Чего-то горького и газированного. Пива! Мне хочется пива, – удивилась сама себе Анна Аркадьевна. – Я же к нему совершенно равнодушна.

– Сгоняю в киоск, тут недалеко. Подождете?

Анна Аркадьевна встала, направилась к калитке:

– Гонять не нужно. Пройдемся на пару. Так можно сказать? У меня швах с русским языком, да и с иностранными тоже. Я могу зазубрить, понять логику, правила. Всю жизнь этим занимаюсь. Но в языках такое количество исключений, что логика чахнет. Филологам нужно иметь слух, как в музыке. Ах, какая это удивительная область – языкознание! А сравнительное языкознание! Песня! Симфония! Всегда смотрела на филологов с завистью. Никому не завидовала, а пред ними преклоняюсь. Хотя, между нами, некоторые из них не помнят даже теоремы Пифагора, а подобные треугольники считают равными. Нам направо, в гору? Очень хорошо. На обратном пути-то вниз.

– Когда я писал сочинения или диктанты, – Юра напомнил, вольно или невольно, что все речи должны крутиться вокруг него, – ошибок не делал.

– Скажи спасибо свои предкам, а твоей заслуги тут нет. Хорошая зрительная память. Ты один раз увидел вывеску, слово «продукты», оно отпечаталось в твоем мозгу, и ты всегда будешь писать правильно. Слов не так много, большинство встречаются, особенно ребенку читающему. У меня ничего не отпечатывалось, я во время диктанта не знала, как правильно «прадукты» или «продукты», «карова» или «корова», в слове «карандаш» пропускала букву и не замечала, для меня «крандаш» это был вполне себе «карандаш». Мне приходилось заучивать. Сколько времени я зубрила то, что другим давалось играючи! Я из тех самых девочек-отличниц.

– Ага, золотой фонд нации.

– Юноша! Десять лет в школе не научили вас тому, что язвить в адрес взрослых вообще, педагогов в частности некрасиво, невоспитанно, неделикатно. Попросту, объясняю для тугодумов, это хамство.

– Извините, конечно! Но… вы правда так считаете?

– Вместе со мной все культурное общество. Кто такой хам, как ты полагаешь?

– Какой-то библейский мужик, который плавал на ковчеге Ноя.

– Странное у вас освещение улиц. На одних есть фонари, на других отсутствуют. Будто раздавали премии. Передовикам производства – светлые улицы. Что-то мне расхотелось пива. Повернем назад? – остановилась Анна Аркадьевна.

Юра правильно истолковал ее нежелание двигаться дальше и вести беседу.

– Снова простите? Я все время перед вами извиняюсь как… как хам… на исправлении. Некрасиво, невоспитанно, неделикатно отталкивать хама, который желает перевоспитаться, – не удержался он от цитирования слов Анны Аркадьевны. – Не обижайтесь, пожалуйста! Осталось совсем немного, метров триста, за тем поворотом киоск. Хам – это человек, который плюет туда, где остальные люди хотят видеть чистоту.

– Верно! – похвалила Анна Аркадьевна и двинулась дальше. – Пренебрегает культурными запретами. Рядом с моим домом сквер: деревья, кустики, дорожки, лавочки. Около каждой лавочки стоит урна, как правило, пустая. Почему после выходных вокруг нее все усеяно окурками, пустыми бутылками, обертками? Разве трудно сделать один шаг, протянуть руку? Мы как-то гуляли с мужем, я рассуждала на тему феномена хамства. Он сказал, что никакого феномена нет, это просто незрелые помидоры. Муж сейчас увлечен дачей и все его сравнения из области сельского хозяйства. Зреют на ветке помидоры, и вдруг один из них, зеленый, почему-то отваливается, падает на землю. Это и есть хам – незрелый плод, который вряд ли покраснеет. Применительно к людям – остановившийся в развитии, в усвоении правил культуры человек. Юра, ты не поверишь! Я подбирала падалицу помидоров и пыталась заставить их созреть дома. Педагог – это диагноз.

– Хам боится только боли, наказания.

– А кто их не боится?

Они подошли к ярко освещенному киоску, стеклянный фасад которого был заклеен выцветшими этикетками продаваемой продукции. Мороженое, печенье, газированная вода, жевательные резинки. Пиво не рекламировалось. Как и сигареты, которые купил мужчина, отошедший от киоска. Общение продавца и покупателей осуществлялось через небольшое окошко. Чтобы заглянуть в него, требовалось согнуться в три погибели. Когда-то, вспомнила Анна Аркадьевна времена своего детства и молодости, такие окошки были везде: на почте, в сберкассе, в регистратуре поликлиники, в кассе по продаже авиа- и железнодорожных билетов. «Словно кто-то мог их ограбить, – подумала она. – Словно стекло с форточкой могло защитить от ограбления. Неужели, чтобы унизить нас, заставить принять просительную позу? Хорошо, что это кончилось. Мы больше не кланяемся тем, кто нас обслуживает и от нас зависит. Мы разогнулись и не заметили. Только в столице разогнулись?»

10
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело