Внук Донского - Раин Максимилиан - Страница 16

Треня с готовностью покивал согласно.

— Не тужите, друзья. Ещё побродим по свету, чтобы нести людям смех и радость, — захотелось подбодрить парней и тихонько запел:

Исполнил им по памяти известную из старых мультиков песенку. Ребята радостно заблестели глазами, заулыбались. Творческие натуры даже в темнице не теряются. Естественно возникли расспросы. Только начал рассказывать парням весёлую сказку про Бременских музыкантов на основе мультфильма, как стукнула дверь, впустившая ката и двух воев. Прокл освободил меня от ошейника и велел напялить на голое тело какую-то мешковину, наподобие рясы. Стражники провели меня через двор. Возле казарм стоял массивный князь Жеховской в окружении ратников. Вот он шанс вырваться из своего идиотского состояния. Нужно только собрать все оставшиеся силы и внезапно стартануть в его сторону. Хотя бы привлечь внимание. Ближник отца должен меня признать и велеть освободить. Должен ли? Вдруг вспомнился взгляд князя Бориса на вечере и намёки отца Вонифатия о неких придворных, раздувших ссору отца с сыновьями. Вот и проверим подозрения, хотя бы в отношении тысяцкого.

Стражники меня даже не держали, уверенные, что из крепости сбежать немыслимо. Когда я рванул к возможной свободе, они меня не стали преследовать, только свистели вслед и орали:

— Имай ево, раба течна. Кой поятит первей сего шлынду, сикеру выставлю.

Я летел быстроногой и босоногой ланью, забыв про больную ногу. Был бы секундомер, получился рекорд бега на короткие дистанции. Чья-та тень бросилась мне наперерез, сбили, навалились, подняли.

— Борис Васильевич, помоги мне! — закричал я, что есть мочи.

Подвели к князю Жеховскому.

— Кой ты еси, отрок? — грозно рыкнул служилый князь.

— Дмитрий я, сын княжий, — крикнул в ответ.

— Размыслим днесь, иже с тей деяти. Кой ты еси сын, княжий, ово простячий. Отлещите отрока в клеть, — распорядился он своему окружению.

Два воя привели меня в невзрачное деревянное строение, внутри которого оказались добротные палаты. Ввели в одну из комнат и оставили одного. Далеко не ушли, расположившись за дверью. Небольшая комната с лавками вдоль стен и массивным столом в центре освещалась двумя узкими окнами. Из них просматривался двор с фланирующими солдатами. Далее располагались одноэтажные казармы на фоне высоченных деревянных стен крепости.

Два холопа принесли бадью с чистой водой и тарель с мясом и хлебом. Намекнул, что неплохо бы мне сменить грязную мешковину на что-нибудь почище. Только глазами похлопали в ответ и ушли. Разделся и принялся обмываться полностью. Вода быстро стала грязной. Заглянул какой-то бородач, по виду дьяк. Походил по комнате, пялясь на меня, и вышел. Мне было очень неудобно не из-за наготы. Чего мне стесняться мужиков? А по причине следов порки на задней стороне тела. Пришлось снова натянуть на себя грязную хламиду.

Пока жевал принесённую еду, заходило ещё несколько мужчин. Ничего не говорили, только глазели на меня и выходили. Наконец, заявился сам князь Борис, уселся на лавку с мрачным видом и вопросил:

— Кой ты еси, отрок?

— Побойся Бога, Борис Васильевич! Ты же меня узнал. Помните, как вчера на трапезе княжеской говорили о напитке из желудей. Вы ещё тогда ругались сильно. Спасите меня, пожалуйста. Меня случайно спутали с каким-то холопом, — умолял я отцова ближника.

— Схож ты, человече, с княжичем Димитрием. Вельми схож. Обаче, не он еси. Послухи не признаша в те княжича, — вынес вердикт тысяцкий, тяжело поднялся и вышел.

Сразу же зашла группа воев, среди которых оказались двое знакомых стражников Единца. Стали меня избивать кулаками и ногами. Натешившись, связали руки крепко и повели к другому деревянному строению, оказавшемуся доводными палатами. Там меня привязали к скобе в притолоке и велели ожидать боярина Единца. Придурки, куда я привязанный отсюда денусь. Одноглазый появился довольно скоро, приблизился ко мне вплотную и отправил в недолгий полёт классическим апперкотом в челюсть. Картинка перед глазами поплыла.

— Образумелся, холоп, ворочатися похотел, да ужо поздно. Не желает княже Борис тя зрети. Поелику понове стечи содеяху, всяк день сечь люто будут тя. Руцы восприяши на ся, тля порсклива, — прорычал он мне в лицо, когда я более-менее очухался.

Кирияк добавил от полноты чувств ещё несколько довольно чувствительных ударов по рёбрам. Потом в его руках оказалась плеть. Уродец начал яростно полосовать мне спину прямо через одежду. Я захлебнулся болью. К счастью, зашёл сановитый мужчина и раздражённо сообщил разошедшемуся служаке, что князь великий ждать не любит.

— Жаль, не до тя днесь, — пробурчал боярин, отбрасывая плеть, — Ворочусь, скоры с тя все спущу.

Побегав по комнате, одноглазый вскоре отбыл восвояси. Судя по торопливым движениям, государя он уважал очень сильно. Зашедшие после него стражники меня отцепили и оттащили обратно к той башне, где меня раньше пытали. Однако, завели совсем в другое помещение, более тёмное.

Свет едва сочился через мелкий проём где-то под потолком. С трудом можно было разглядеть четыре деревянных лежака с сеном в качестве матраса. На одном из них расположился мужчина лет под сорок, с волевым, где-то даже привлекательным лицом, обрамлённым курчавой русой бородкой. Одежда истёртая, но явно принадлежавшая не простолюдину. Под ней бугрились мышцы атлета. Я вежливо поздоровался с сидельцем и прилёг ничком на лежак. Сосед участливо спросил:

— Зельно досталось? Спина кровит.

Вот гад одноглазый. До крови избил.

— Боярин Единец меня угостил, собака.

— Ох и пакостен зело, сей лихоимец, яко аспид гремливый. Опасайся его, холоп, ибо злосерден душой вельми, — поведал мне мужчина.

— Не холоп я ни в одном глазу, — буркнул обиженно.

С каких таких манер он во мне холопа углядел? Может, сутулюсь излишне, или морда тупорылиста. А мужик продолжал меня пристально разглядывать.

— Яти мя комонем. Да ты еси Ржа? В ушкуйниках ватажил на Костроме? Отича тваво Матвеем рекли, — завопил он вдруг.

Пошёл в отказ. Нафиг мне на себя навешивать чужие преступления. Сиделец вполне, может быть, уткой подсадной работает.

— Знамо, ошибся я, — продолжил общение мужик, — Зримо, иже холопского чина еси, течный. Не свезло те, отроче, поимаша.

— Да не холоп я, — разозлился не на шутку, — Дмитрий, скоморох бродячий. Смех и радость мы приносим людям!

— А…, — протянул сосед и наставительно высказал, — Над вятшими человеци глумишеся, се грешно есть.

Помолчали.

— Боярин я славородный, Фокий Плесня, — мужчина взглянул на меня, оценивая произведённое впечатление, — Пришед к князю достославну Юрию Димитриевичу в Звениград в свите жены его Анастасии из Смоленска. Служил при тайной палате. Оклеветан был мздоимцами лихими. Боярин Сёмка Морозов с дьяки грамоты подмётны стряпаша противу ми. К неделе главу с мя сымут.

— А почему наш достославный князь, не разобрался? — посочувствовал боярину.

— Умён он зело, но доверчив. Дружен с младых лет с боярином тем Семёном. Убедить ся дал ворогам моим, — ответил Фокий и загрустил.

Ничего было сказать ему на это, только сочувственно повздыхать. Прибыла еда. В глиняных тарелках желтели кусочки ржаной каши. Как же рыльник раздатчика напоминает Фоку…

— …Со скомрахами подлыми последни дни доживаю, ядь свинячью снидах, — продолжал горестно сожалеть неудачливый сановник.

То, что я авантюрист, мне ещё мама доказывала и пацаны по совместным паркурным сетам. В коридоре ведь стража стопроцентно дежурила, судя по натужному сопению, и дверь была полуоткрыта.

— Эй, как тебя там… Почему не убираете отхожее ведро? Дышать невозможно, — громко возмутился я.

Служитель без возражений повернулся в сторону двери, возле которой находилось пресловутое ведро. Я скользнул с лежака и одним прыжком безбашенного орангутана оказался возле ничего не подозревающего наклонившегося работника. Схватил за шею и сдавил её. Через несколько секунд обмягшее тело сползло на пол.