Сорок лет назад (СИ) - Володин Мирон - Страница 17

Дядюшка стоял неподвижно, вглядываясь в призрачную голубую даль. Ветер остервенело трепыхал фалдами его смокинга.

Несколько минут Максим приходил в себя. Он успел посинеть на холоде, но так и не насмелился ни о чем спросить. Внезапно он услышал дядюшкин голос, донесшийся вместе с ветром, хотя тот попрежнему стоял повернувшись к нему спиной.

— Гималаи. Вершина Нангапарбат. Высота 8126 метров над уровнем моря. Это всего лишь на 750 метров ниже Джомолунгмы. Панорама выполнена в точности с фотоснимками, которые я сделал сам… Да, Петр, твой дядюшка не всегда был таким старым и немощным, как сейчас. Я не успел рассказать тебе, что, пока охота за змеями служила мне средством к существованию, живя среди гор, я постепенно увлекся альпинизмом, взойти на одну из величайших вершин мира стало моей навязчивой идеей. Я мечтал покорить мир. И вот он — передо мной. У моих ног, — дядюшка протянул руку, словно он до сих пор стоял на вершине высотой в восемь тысяч метров. — Однажды я все-таки взошел на нее… Потом — репортеры, слава. О нас заговорила пресса. Не та жалкая газетенка, которая впервые опубликовала мой снимок. Ведущие газеты Индии и других стран. Понимаешь, что это должно было означать? После этого меня пригласили сниматься в кино. И не на какую-нибудь, а на главную роль. Мои снимки стали появляться на обложках журналов. Покоритель вершины Нангапарбат Джонатан Пул — в главной роли! Почитательницы набрасывались на меня толпами, чтобы взять автограф! Это был настоящий триумф!

Дядюшка с шумом выдохнул, пар валил у него изо рта. Затем впервые посмотрел на Максима и положил руку ему на плечо так, словно хотел приобщить к своему торжеству.

— Я ничего этого не знал, дядюшка, — охрипшим голосом сказал Максим, не скрывая своего восхищения.

— Ты еще много не знаешь, — добродушно ответил тот. — Но, к счастью, у нас будет достаточно времени впереди. А сюда можешь приходить в любое время, когда захочешь. Я дам тебе второй ключ.

— Вы очень ко мне добры, — смущенно заметил Максим, понимая, насколько дорого старику это воспоминание.

В ответ дядюшка обнял его покрепче.

— Что за ерунда! Ты же мой племянник, Петр!

Он повлек его к выходу. У самой двери нажатием кнопки выключил замаскированный под интерьер мощный вентиллятор, имитировавший ветер. Свист в ушах прекратился, только холодильный агрегат чуть слышно продолжал работать, охлаждая воздух из-за снега, чтобы тот не растаял. Следующей кнопкой он выключил освещение. Яркое солнце погасло, горы внезапно погрузились в черноту ночи. Можно было разве что догадываться об их существовании в нескольких шагах отсюда. Лишь неоновая лампочка, указывающая выход, горела над дверью.

Дядюшка плотно прикрыл за собой дверь с теплоизоляционной обивкой, за ней еще одну и дважды провернул в замке ключ. Максим спускался по лестнице с таким чувством, как если бы сходил с гор. Их подошвы оставляли мокрый след, подтверждавший, что все это не было плодом фантазии.

Вернувшись в свою комнату, Максим не стал зажигать свет. Он до сих пор ощущал на себе пронизывающий ветер Нангапарбата.

Он разделся и лег в постель, но сон упрямо не шел к нему. Перед глазами, сменяя одно другим, будто кадры кинохроники, мелькали воспоминания последних дней.

Стояла душная цейлонская ночь. Нагретая солнцем земля продолжала испарять влагу. Береговой бриз принес аромат сандаловых деревьев, перебивший запах моря.

Странные крики доносились из леса, окружавшего виллу дядюшки Джонатана. Однажды по черепичной крыше кто-то несколько раз пробежал, подобно стае кошек. Однако животных, кроме обезьяны, у которой только две ноги и две руки, в доме не было. Максим ждал повторного набега пришельцев, но они так и не появились.

Перед тем, как уснуть, он наконец-то понял, что показалось ему столь необычным в дядюшкином поведении. При всей любви, которой тот щедро одаривал своего племянника, вызывало недоумение одно обстоятельство: ни разу, ни напрямую, ни вскользь, дядюшка не поинтересовался его прошлым. Надо думать, что встреча родственников, особенно если до этого они никогда не виделись, предполагает взаимный интерес. Что касается дядюшки, то он охотно делился собственными воспоминаниями, но в то же время с каким-то непонятным равнодушием упорно игнорировал аналогичные попытки Максима. Словно дотеперешняя жизнь его племянника, в отличие от его собственной, была ничем.

Напрасно Максим потратил столько времени, придумывая биографию Петру Шемейко.

Только что солнце, взошедшее по ту сторону океана, наполнило нежно-розоватым светом маленькую комнатку. Морская равнина еще дремала в безмятежном величии. В открытое окно проникал вкрадчивый шелест прибоя. Слабый ветерок сонно колыхал занавесками, занося освежающую утреннюю прохладу.

Открыв глаза, Максим почувствовал себя выспавшимся и бодрым. Он приятно зевнул, потянулся и встал с кровати. Затем подошел к окну, чтобы взглянуть на рассвет. Солнечный диск еще только начал разгораться, повиснув низко над водой и проложив к берегу искрящуюся золотистую дорожку. Пальмы, с важностью покачивая роскошными кронами, бросали длинные тени на измятый песок. Никакого движения. Он вдохнул на полную грудь воздух морских просторов и собрался было отойти от окна, как вдруг заметил тонкую фигуру Аши, мелькнувшую в просвете между стрижеными фикусовыми деревьями. Густо посаженные, они аккуратно тянулись справа вдоль ограды, закрывая присыпанную гравием узкую аллею, спускавшуюся к морю. Она показалась всего лишь на миг, но кто бы мог с таким изяществом ступать по земле, если не Аша! В следующем просвете она появилась снова. Определенно, это была Аша.

Внизу аллея раздваивалась: та, что продолжала бежать прямо, должна была потеряться в прибрежном песке, другая, словно только затем, чтобы избегнуть ее участи, заблаговременно сворачивала вправо — туда, где, наполовину скрытый возвышенностью, далеко в море врезался деревянный пирс; на ее последнем повороте стояла круглая беседка, она же украшала эту самую возвышенность.

Ему хотелось знать, куда она направилась. Он разыскивал ее по светлому платью то на одной, то на другой аллее. Вдруг она объявилась около беседки, но тут же скрылась за противоположным крутым склоном.

Максим снова увидел Ашу, идущую по пирсу. Тонкое платьице развевалось при малейшем порыве ветра. В мягком блеске утреннего солнца она была прелестна, как его дитя.

Дойдя до середины пирса, она сбросила одежду и кинулась в воду. Ненадолго опять исчезла, затем выплыла из-за его края, осторожно гребя руками. Мелкая пена кругами расходилась в разные стороны.

Подавив в себе желание прыгнуть с мостка в прозрачное море, Максим отошел от подоконника, свернул простыни и стал одеваться. После увиденного он ни за что не согласился бы вернуться обратно в постель.

Спустившись с крыльца, он по дороге встретил еще одного любителя утренних прогулок. Президент раскачивался на одной из веток лианы, спускавшихся с крыши. Почему-то обрадовавшись появлению Максима, шимпанзе соскочил вниз и, хватая за одежду, тут же потащил его куда-то аллеей. При этом он возбужденно гримасничал. Максим догадался, что Президент хочет что-то ему показать. Всю дорогу тот нетерпеливо оглядывался, как бы подгоняя, пытался схватить его за штанину, тут же бросал и на четвереньках убегал вперед, потом возвращался, и все повторялось сызнова. Неожиданно он нырнул в проход между кустарниками. Максим не горел желанием идти в том направлении, но шимпанзе требовательно вцепился в его одежду, и он испугался: обезьяна оказалась куда более сильной, чем он думал.

Вдобавок теперь уже не осталось сомнений: она тащила его к террариуму. Прямо перед ними был вход. Максим инстинктивно подался назад. Президент же выпустил его штанину и подбежал к двери, подпрыгивая от восторга. Его лохматая рука взялась за тяжелый засов. Максиму стало не по себе, эта обезьяна знала, что нужно делать.

— Эй, что это значит, немедленно перестань! — закричал он, стараясь при этом жестикулировать как можно выразительнее. — Глупое животное, кто тебе сказал, что я хочу туда попасть? Мне это вовсе не нужно! Понимаешь? Я не собираюсь туда входить! Я там ничего не забыл!