Второй прыжок с кульбитом и пистолетом (СИ) - Сербский Владимир - Страница 15
- Предыдущая
- 15/66
- Следующая
— А с куратором что решил?
— Сидит, голубь, у меня даче, — доложил Коля. — В подвале.
— Зачем? — поразился я.
— Поет соловьем и мемуары пишет. Он понимает — пока пишет, живет.
— Интересные хоть мемуары?
— До ужаса. Ты понимаешь, Международный отдел ЦК КПСС — это, по сути, спецслужба, отдельно от КГБ и ГРУ. Но с правом вмешиваться в их деятельность. Международный отдел ЦК отвечал за связь с левыми партиями за рубежом, не считая всяких обществ дружбы и движений «народного» сопротивления. Там распределялась материальная помощь, оттуда велась пропаганда и идеологическое руководство в международных вопросах. Нине удалось утащить документацию. И заодно штемпели и печати почти ста стран мира.
— Реальные печати?! — поразился я в один голос с Антоном.
— И печати, и паспорта иностранных подданных. Особый интерес у меня вызвали личные дела граждан, готовившихся к нелегальной отправке, или уже отправленных за границу. Но это еще не все. У нас теперь есть прессы для тискания штампов на паспортах, приличная коллекция чернил, туши, штемпельных мастик и каталоги к ней.
— Любые «левые» документы?
— От настоящих не отличишь! А еще образцы бланков разнообразных официальных документов, а также сортов и типов бумаги, на которых эти бланки печатаются, огромная картотека «персоналий» — фотографии людей всех национальностей и цветов кожи, резиновые матрицы пальцевых отпечатков и даже средства для изменения внешности — парики, фальшивые усы, бороды, гримировальные принадлежности.
— Ни хрена себе… — прошептал Антон. — Кино и немцы, мафия какая-
Подпольные дела международного отдела ЦК КПСС свидетельствует о беспредельном цинизме, — подтвердил Коля. — Нашапартия, объявившая себя «честью и совестью нашей эпохи», лезла во вседырки, то есть вмешивалась в дела суверенных государств. Подумайтолько: обученные и снаряженные ею нелегалы проникали через любые границы, неся с собой «доброе и светлое» — крайне опаснуюидеологическую контрабанду, подкрепленную деньгами. Творились страшные дела, брат. И в это дерьмо мы вляпались по самые помидоры. Цунами видел?
— Только по телевизору, слава богу. А что?
Коля вздохнул:
— Скоро КГБ бросит все силы на поиски пропажи. Милицию подключит и армию. По всей советской стране такая волна пойдет, что мама не горюй.
***
После завтрака Коля Уваров пожелал отправиться по магазинам, дабы «выбрать мебель». Впрочем, это скорее оборот речи такой — выбор обстановки в стране, ведущей интенсивное жилищное строительство, отсутствовал напрочь. Можно было бы, конечно, «записаться на стенку» в магазине, или подать заявку в профком по месту работы родителей, однако это длинный, извилистый путь. Сократить сей путь мог опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг. Опыта нам с Колей было не занимать, а гений заменили потрепанные советские деньги, в достаточном количестве заполнившие Колины карманы. Кроме того, толстую пачку, завернутую в целлофан, я припрятал на черный день, под крышу туалета.
На остановке автобуса бурлила такая толпа желающих, что мы, не раздумывая, прошлись дальше по дороге, чтобы тормознуть такси. Парнюс палочкой экстрим не к чему, да и один рубль теперь проблемы не представлял.
По пути в центр Коля таращился в окно, хмыкая удивленно:
— Не город, а непрерывная стройка. До горизонта строительные краны! В свое время меня это не удивляло…
— А Северный микрорайон в чистом поле строится, — напомнил я. — Несчитая Александрова.
Антон вежливо молчал.
В мебельном магазине на Пушкинской царило уныние. Нет, люди присутствовали, суетились, чего-то даже покупали. Видимо, от безысходности: панельные девятиэтажки в округе пеклись быстрее горячих пирожков. Вот и приходилось брать что дают — пусть скучные дрова, но спать людям на чем-то надо. Отдельные экземпляры интерьера, наоборот, выделялись ядовитой расцветкой, годной исключительно для борделя. Впрочем, в Советском Союзе нет борделей, здесь, как известно, секса тоже нет…
Вместе с толпой мы прошлись, потрогали выставленные на растерзание диваны.
— Тоска, — глубокомысленно изрек Коля, и ловко цапнул за рукав халата пробегающего мимо грузчика.
— Чего? — потребовал ответа страшно занятый человек.
— Жилая комната, спальня, кухня и еще по мелочам, — шепнул Коля таинственно. — Ждем на бульваре напротив входа.
— Пять минут, на улице не подходить, сам найду, — грузчик выдал отработанную фразу как на автомате. Так работает условный рефлекс, когда одно и то же действие повторяется более трехсот раз.
Чтобы завладеть «дефицитом», не обязательно врываться в кабинет директора магазина. Мой прежний опыт утверждал, что лучше всего вопросы «решают» клерки. В прошлой жизни именно таким образом я «доставал» все необходимое, почему сейчас должно быть иначе?
— Да? — удивился Антон.
— К бабушке не ходи.
Мы расположились на скамейке в скверике с пешеходным бульваром посредине, что разделял проезжую часть Пушкинской улицы. Лавки здесь стояли очень удачно для влюбленных — в глубине кустов. Бабушки и мамаши, впрочем, тоже изредка сквозь ветки наблюдались.
Наш визави на фарватере объявился без синего халата, зато в летних штанах и цветастой рубахе. Словно обычный прохожий, он профланировал мимо, потом вернулся. Слежку засекает, что ли? Ха-ха три раза, конспиратор недоделанный. Глухонемого Дениса с газеткой, спокойно покуривающего на скамейке напротив, мастер маскировки не приметил.
Едва грузчик уселся рядом, как Коля достал бумажку в сто рублей, к которой присовокупил планировку квартиры, где в каждую комнату на плане был вписан список мебели. С утра я рисовал эту картинку по памяти, но уверенно — все-таки за десять лет на родительской жилплощади уйму ремонтов пережил.
Вручение верительных грамот произошло молча, без торжественных речей.
— Обычная панельная трешка, — бесстрастно изрек негоциант от мебели, мельком глянув на схему. — Есть чехословацкая жилая комната со стенкой и румынская спальня под орех. Кухня, извините, только наша, сальская. Но симпатичная, серенькая в крапинку. Еще в наличии туркменские ковры.
— А болгарские найдем? — вылез Антон.
«Хороший» ковер хотели все. Если в доме был один, мечтали о втором. И «доставали», в конце концов. Ковры имелись в каждой квартире, но в свободной продаже их никто не видел. Вот такой парадокс.
В советские времена ковер на стене, вместе с хрустальной посудой в серванте, означали достаток и благополучие. Обычай вешать ковер, а на него скрещенные янычарские сабли, пошел от армян. Издавна ковры на стене в армянской жизни занимали такое же место, что сегодня иконы у православных. Стелить ковер на пол считалось неправильным, для этого существовали разного рода ковровые дорожки с половиками. Ковры настене несли некий энергетический символ — сакральный знак, защищающий семью и дарующий благоденствие.
Кроме эстетического значения, ковер на стене имел еще и практическую, звукопоглощающую функцию, поскольку тонкая стена хрущевки мало препятствовала взаимному изучению соседской жизни.
— Будем обсуждать, — Коля поднялся. — Ровно через час, на этом месте.
— Не понял, — удивился грузчик. — Чего обсуждать, брать надо!
— Проверим, готова ли квартира, — Коля снизошел до пояснений. — Через час на этом месте.
По Пушкинской улице до моего нового-старого дома было пять минут хода. Мы с Колей не спешили, Денис с независимым видом плелся сзади.
— Здесь обязательно шустрит ОБХСС, — вздохнул Коля. — А мы поломали шаблон, ушли.
— И что? — удивился мой парень.
— Если я вернусь на ту сторону, и Деда рядом не окажется, деньги будешь давать в квартире, когда разгрузятся. Понял, Антон?
Парень понятливо кивнул.
— Вот с таких сделок начинался развал великой страны, — сообщил вслух Коля. — «Телефонное право» уже есть, дефицит перераспределяют по блату, а коррупция, после сталинского затишья, пухнет тестом на дрожжах.
- Предыдущая
- 15/66
- Следующая