Убить Вампира (СИ) - Безрук Юрий - Страница 10

— В милиции? О боже! — схватилась за сердце Ирина Петровна. — Тебя арестовали?

— Нет. Вернее… Я не знаю. Я пришла, а он лежит. Они думают, что я его…

— Что — ты его?

— Убила!

— Убила?! — Ирина Петровна стала искать опору, села на стул, услышала, как громко стучит её сердце.

— Помнишь, бабушка, Сережку Кравченко?

— Дружка твоего, что на Лайме женился?

— Его.

— Ну и что?

— Сегодня утром его нашли дома убитым.

— Убитым?

— И без головы, бабушка!

— Ну?

— Что — ну? А я там была и всё видела!

— Как убивали?

— Да нет, мертвого видела его в квартире!

Ирина Петровна растерянно захлопала ресницами, но, услышав, что Ольга не участвовала в преступлении, немного успокоилась.

— Погоди, погоди, ничего не пойму. Ты что, была у него?

— Ну да.

— Но ты же ночевала дома!

— Да я утром к нему пошла, когда проснулась.

Ирина Петровна все еще ничего не могла понять.

— Погоди, а чего ж ты к нему утром бегала?

Ольгу раздражало такое непонимание.

— Бабушка, ну я же тебе ночью рассказывала, помнишь? Тот сон про мертвеца… Это Сергей мне тогда приснился мертвый, Сергей! Я испугалась.

— Ну?

— Стала ему звонить — никто не отвечает. Я и поехала. А он там действительно мертвый.

Ирина Петровна облегченно вздохнула и поднялась:

— Ну и поделом ему. Я давно говорила, что с ним добра не будет. Тогда он, еще до армии, тебе голову кружил, потом Лайме. Видно, связался с кем-то. Но ладно сам, а то девку загубил. С тобой такое же могло быть.

— Бабушка, да что ты такое говоришь! — вспыхнула Ольга.

— А что? — будто ничего не понимая, удивилась Ирина Петровна.

— Да ничего! — бросила Ольга и выбежала из кухни.

Влетев в спальню, она сильно хлопнула дверью.

Ирина Петровна подумала, что сейчас внучку лучше не беспокоить. Как говорится, утро вечера мудренее. Завтра Ольга сама на всё посмотрит иначе. Она, бедняжка, скорее всего, просто устала, измучилась.

Палату, в которой лежал Скачко, Михайлов отыскал быстро. Скачко не спал. Лежал и отрешенно смотрел в потолок.

Он чудом остался жив, но врачи сказали, что к службе уже вряд ли будет пригоден.

— У него сильное психическое потрясение. Не знаю, что он там увидел, но разумно отвечать пока не может. Наверное, придется перевести его в психоневрологию. Но вы, если настаиваете, можете побеседовать с ним, только не долго. Сами понимаете: в его теперешнем состоянии лишнее волнение нежелательно.

Михайлов пообещал не тревожить Скачко.

— Он лежит на третьей койке, — сказал врач. — Да вы его сразу увидите.

В палате Михайлов подсел к Скачко на кровать, представился и спросил о здоровье. Скачко долгим взглядом посмотрел на Михайлова и только спустя несколько минут ответил:

— Да здоровье, как вам сказать. — Михайлов заметил, что после травмы не только речь его стала замедленной, но и течение мысли. — В голове как будто сено. Вроде что-то есть и ничего нет. Но врачи говорят, что денька через четыре всё пройдет и меня выпишут. — Скачко заулыбался. — Меня правда выпишут, товарищ майор, правда?

— Не сомневаюсь в этом, — сказал Михайлов, стараясь сильно не затрагивать Скачко. — Мне передали, что вы вспомнили что-то новое о той женщине в «Жигулях»?

— Новое? — Скачко стал напряженно собираться с мыслями. Казалось, всё выскочило из его памяти. — Да ничего нового. — Сказал, как будто ничего не произошло. Но потом глаза его вдруг заметались, забегали беспокойно. — Женщина? В «Жигулях»? Да это не женщина. Не женщина!

— А кто же?

— Она… Такая, знаете, как ведьма, как мертвец. Когда повернулась ко мне, когда с нее сполз этот капюшон, я… я…

— Василий Семенович, не волнуйтесь, пожалуйста. Вспомните, вы что-то про голову говорили. Что за голова?

Скачко посмотрел мимо Михайлова, потом взор его немного прояснился.

— Мы гнались за ней. Долго. Она мчалась, мчалась, потом резко сбросила скорость и остановилась. Бутенков пошел к ней. Я остался в машине. Нам нельзя было выходить вдвоем. Нельзя было вдвоем, понимаете? И он подошел к ней один. Один. Что-то сказал. Потом смотрю — занервничал, схватился за кобуру и повторяет раз за разом: «Это голова? Голова?» — и аж затрясся весь, хотя был не из пугливых. А потом я узнал про того хлопца, без головы, и подумал, не та ли голова была у женщины, в машине?

— Так вы сами ту голову не видели?

— Я? Я? Не видел. Но я слышал, как Бутенков кричал: «Что в сумке? Что в сумке!»

— Думаете, голова была в сумке?

— Я не знаю, не знаю. А потом, потом она схватила Бутенкова одной рукой за горло и… и…

Скачко вытянул обе руки вперед, как будто душил кого-то, и затрясся так, что его дрожь передалась даже Михайлову.

— Сука, сука, она его так, так! — продолжал трястись Скачко, не обращая ни на кого внимания.

Михайлов попытался удержать его руки, но ему не удалось. Тогда он громко крикнул:

— Позовите кто-нибудь сестру! Скорее!

А Скачко всё тряс руками и головой, как будто в самом деле кого-то душил, повторяя:

— Сука, сука! Не уйдешь, тварь, не уйдешь!

Только минут через десять Скачко смогли уложить, сделав укол. Дежурный врач неодобрительно выговаривал Михайлову:

— Я же вас предупреждал, товарищ майор, что его лучше не беспокоить. Вы же видите, в каком он состоянии.

— И как долго оно продлится?

— Определенно сказать не могу. С виду он психически здоровый мужчина, а там кто его знает. Мне говорили, он попал в какую-то переделку?

— Что-то вроде того, — ответил Михайлов и попрощался.

Здесь тоже был тупик. Даже если и поверить во все эти сказки, — куда скрылась машина? Кто в ней был на самом деле? И была ли в «Жигулях» голова?

«Может, если обнаружат машину, что-нибудь прояснится?» — подумал Михайлов, покидая больницу. Было бы очень просто, если бы на все вопросы сразу находились ответы.

Когда Михайлов приехал в горотдел, Горюнов находился там. Настроение у него, как всегда, было приподнятое.

— Ну, рассказывай, что тебе там удалось раскопать?

— Да, собственно говоря, ничего особенного. Был в военкомате, смотрел его личное дело. Кроме благодарностей и похвал ничего любопытного не обнаружил. Есть там даже письмо в военкомат и его матери из части, где Кравченко характеризуется с наилучшей стороны. Сдержан, рассудителен. В достижении цели упрям и настойчив.

— Что еще?

— В ЖКО сказали, в его квартире прописана еще мать. По словам соседей, около двух лет она живет в деревне у своей сестры, и квартира, пока Кравченко служил, пустовала.

— Значит, мать приезжала к сыну только на свадьбу, и квартиру отдала в полное распоряжение молодоженов?

— Выходит так.

— Что еще?

— Всё. Вы же сказали мне к четырем быть, я и так боялся, что не успею.

— Не густо, — подытожил Михайлов.

Горюнов стал перебирать бумаги. У него на столе скопился целый ворох, он уже их и в стол во все ящики напихал, все равно места не хватало. И ведь ничего ненужного, лишнего.

Под одной из папок лежал небольшой клочок бумаги. Горюнов прочитал его и тут же вспомнил:

— Да, вот еще: звонил Березкин, наш судмедэксперт. Голова Кравченко действительно отгрызена каким-то зверем. И якобы даже не полностью. А потом еще и оторвана, то есть отделена от тела.

Михайлов пристально посмотрел на Горюнова:

— Березкин ваш тоже любит сказки читать?

Горюнов улыбнулся:

— Да мы тут все как сказочники. Только одни рассказывают, а другие слушают. И ни одни ни другие этим сказкам не верят.

Михайлову чем-то пришелся по душе этот весельчак и говорун Горюнов. За его юмором таился практичный ум.

Без тени злобы он спросил его:

— Ты на что намекаешь?

— Да так, ни на что, — неопределенно ответил ему Горюнов.

Тогда Михайлов спустился на землю.