Дом последней надежды - Демина Карина - Страница 40
- Предыдущая
- 40/95
- Следующая
— От одаренной девочки рождаются одаренные дети…
Чай я попробовала. Терпкий. Чуть кисловатый. Приправленный травами. И сладковатый, пожалуй. Интересно, я утрачу разум, попав в полную колдуна власть? А с другой стороны, зачем ему?
Хотел бы, уже бы подчинил.
— И если бы вас заметили раньше, многие были бы рады приобрести себе жену.
Именно что приобрести.
Этакое вложение в счастливое будущее… исиго, полагаю, своих детей никуда не отдавали.
— Раньше? — уточнила я.
Как-то вот… надеюсь, что именно раньше, а теперь я слишком стара по местным меркам и вообще, судя по отсутствию детей в первом браке, бесплодна.
— Ваша сила слишком долго была заперта. Кто знает, как это отразится на вас? На ней? На детях… да и зелья, которыми вас поили, вряд ли были полезны для здоровья.
Зелья?
Поили?
Так, кажется, я не знаю куда больше, чем мне казалось раньше.
— Не могли бы вы… — Я потупилась.
И чай допила.
И… если не захочет, не скажет. Но исиго, похоже, был не против поговорить.
— Здесь, как вы заметили, одиноко… прислугу и ту сложно найти, — пожаловался он. — Я хорошо плачу, но они боятся.
Деньги ничто, когда с легкостью можешь утратить душу. И ладно сам, но ведь на подошвах можно принести не только пыль из чужого дома, но и зловредное колдовство.
Случилось это в префектуре Госака, где за ночь в одном доме умерли все жильцы, что хозяева, что слуги, что рабы. Канареек и тех нашли мертвыми в клетках.
Но заперты были двери изнутри. Закрыты окна.
И свирепые псы гуляли по двору.
А на телах не нашли следов, кроме того, что кожа мертвецов сделалась бела, белее соли. Что это, как не колдовство?
— Сочувствую, — вполне искренне сказала я.
— Не стоит…
Старуха крутилась в отдалении. Она была глуха и подслеповата, не расставалась с фонарем, сколь понимаю, огнем пытаясь отогнать злых духов, и все же любопытство ее было сильней страха.
Кажется, я начинаю думать, что в местных легендах изрядно правды.
— Что со мной было?
— Вас отравили… вернее, не совсем правильно будет сказать так. Вас травили. Давно, полагаю, не один год, если отрава проникла и в кости. Впрочем, для обычного человека настойка безвременника не опасна. Неприятна, пожалуй, очень уж горькая трава, но и только… а вот дар она прочно запирает.
Перышки в волосах.
Я сперва не заметила, а они есть. Желтые и красные. Этакие мазки краски на черном. Забавно.
— Вы улыбаетесь? — Колдун удивился.
— Я жива… наверное, это хорошо.
— Это чудо… сила, что вода, ищет выход. И когда не находит, разрушает сосуд тела. Ваш был… изможден. Ему не хватало малости, чтобы рассыпаться на части…
Хватило, только не телу — душе.
Но об этом я промолчу. Как-то оно разумней, что ли.
Настойка безвременника. Кто ее давал? Вариантов немного. И память Иоко услужливо подсказывает: матушка полагала ее болезненной, а потому поила травами…
Спасибо.
Полагаю, наличие дара разрушало планы на замужество. Откуда матушке было знать, что исиго тоже нужны невесты? А вот девица-колдунья обычным людям не подойдет…
Знал ли отец?
Если дар проявляется рано, то…
Сколько лет ее травили? И не была ли эта покорность Иоко не врожденным ее свойством, но следствием этакой родственной заботы? Проклятие… и это родную дочь…
— Полагаю, что вам повезло. — Исиго взял пальцами коричневое нечто, не слишком приятное с виду. — Угощайтесь… хотя… сомневаюсь, что угоститесь. Люди опасаются…
— А есть чего?
Нечто оказалось сладковатым и вяжущим. Этакий крахмал, смешанный с сахаром.
— Как знать… если опасаетесь потерять свою тень, то это не в моей власти. А вот проклясть могу. Правда, еда тут ни при чем.
Какая очаровательная откровенность.
Я старательно пережевывала угощение, которое теперь напоминало ирис в худшем его варианте. Зубы норовили склеиться, лишая меня возможности продолжить беседу. Зато откуда-то из-за спины выскочила старуха со связкой палок, средь которых виднелись бубенцы. Она потрясла своим оружием добра над моей головой и пробормотала нечто, больше похожее на ругательство.
Исиго вздохнул.
И произнес:
— Когда-нибудь я ее выгоню… когда найду кого-нибудь получше… представляете, лично ходил к рыбакам… они и рады продать дочь, не важно кому, главное, чтобы платили… и я как-то поддался искушению, купил себе служанку. Но та сбежала через пару дней. И прихватила с собой пару-тройку довольно ценных вещей. Их я нашел. Девочку тоже. Заплатила, чтобы стать ученицей гейши. Сомневаюсь, что из нее выйдет толк, но ладно… У вас, случайно, нет на примете кого-нибудь, не слишком… испорченного суевериями?
Еще бы понять, что в этом мире является суеверием.
— Жаль. — Исиго верно понял мое молчание. — Вы пейте чай… я дам вам сбор, который поможет очистить кровь и немного сдержит развитие дара. Все-таки это само по себе довольно болезненно… и вам нужен будет учитель…
— Мне сказали, — я таки сумела проглотить липкий сладковатый ком, — его назначат… судья…
— Назначат? — Исиго как-то уж очень оживился. И перышки в его волосах затрепетали, а старуха, следившая за нами из-за угла, скрутила кукиш. — Это хорошо… это очень хорошо… надеюсь, вы не возражаете?
Он провел ладонью над чайником, и бока его охватило призрачное пламя.
Что ж… полезный в хозяйстве навык. Интересно, а с котлом он этот номер провернуть способен? Чтобы рыбу там сварить и…
…и ему что-то надо.
— Я неплохо умею говорить с огнем. Заклинаю воду. Знаю семью семь сотен трав… и в доме Наместника доводилось бывать.
— Что вы хотите? — Я поставила чашку и попыталась не пялиться на старуху, которая весьма активно размахивала фонарем. Меня не отпускала мысль, что она готова обрушить его на голову мальчишки. И если уж решится, то бить будет наверняка.
— Помочь вам.
— Просто так?
— Одаренных мало. И мы должны держаться друг друга…
— Я не собираюсь выходить замуж.
Он рассмеялся, звонко и громко, так, как не принято смеяться здесь.
Робкие улыбки. Заученные и церемонные, как и все прочее… Смешки, которые могли себе позволить совсем юные девушки. И тень улыбки, что мелькала порой на рисованных лицах дам. Или мужчин. Разницы особой нет. Смеяться вот так, раскрывая рот и издавая ужасные звуки, колдунам можно. Хоть что-то им да можно. Раз уж их поставили вне общества, то зачем держаться за глупые обычаи этого самого общества.
— Простите. — Он утер слезу ладонью. И старуха застучала связкой веток по стене. — Вы… не обижайтесь, но вы для меня староваты.
Какое невероятное облегчение.
— К тому же, — исиго посерьезнел, — я все еще надеюсь обзавестись детьми, а вы, как я уже сказал, для этого не годитесь.
— Совсем? — уточнила я.
На всякий случай, а то мало ли, вдруг да, если принести в жертву юную девственницу и оросить черный камень ее кровью… я-то не собиралась ударяться в нетрадиционную медицину, но, подозреваю, желающие найдутся.
— Сложно сказать… скорее всего, появление обыкновенного ребенка вам не повредит. А вот если дитя будет наделено даром, оно сожжет вас. Или наоборот. Тело будет защищаться. У нас редко появляются дети, поэтому… никто не станет рисковать шансом.
— Тогда в чем дело?
— В искренний порыв не поверите?
Я развела руками.
— Простите, но…
— Вы изменились… и это, пожалуй, хорошо. Что ж… в вашем доме я видел девушку…
…и она была столь прекрасна, что запала в душу, и вот уж который день он страдает от неразделенной любви. Чем не тема для постановки? Трагической, где все погибают мучительной смертью.
Не верю.
— Она… — Исиго поднял руки над животом. А старуха отшатнулась, плюнув в спину, правда, плевок упал на не слишком чистый пол. — Я хочу взглянуть на нее поближе… мне показалось, что в ней есть искра.
Юкико?
Маленькая Юкико, которая только-только перестала плакать каждый день? Юкико, под руками которой оживали шелка? Она училась жить…
- Предыдущая
- 40/95
- Следующая