Казнить! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс" - Страница 7

Сначала командир роты… Быстро получил батальон, а потом и полк. Всякое было – что греха таить: и наступали и отступали… И мародёрничали, но понемногу и экспроприацией продовольствия занимались… А чем бойцов кормить ? Тем что давали вороватые интенданты ? После очередного скандала с рапортом вышестоящему начальству, приятель из штаба дивизии предупредил: уймись ! Ничего не исправишь, а вот на себя беду накличешь: есть уже на тебя две анонимки ! Давно бы уже расстреляли как саботажника и контру, да воюешь очень лихо… Он и унялся – жизнь то одна. Но старался быть честным: и с самим собой и с сослуживцами и подчинёнными… Воевал аж до 24го года. Потом враги закончились и его начали выдавливать из армии: сначала в другой полк; потом на батальон… Он был одиночкой – ни к чьей группировке не примыкал: просто служил новой Родине. Хорошо служил, но этого оказалось мало ! Когда перевели на роту – подал рапорт. Выперли мгновенно, правда дали небольшую сумму на обустройство. И снова – родное Тушино и постаревшие родители… Отец стал закладывать за воротник и хозяйство, считай, на матери держалось. А тут сын заявился: живой и почти здоровый – пара пулевых отметин и сабельный шрам на плече не в счёт… И зажили новой жизнью. Он пристроился в это заведение на должность сменного истопника: зарплата маленькая, а работа грязная и тяжёлая и директор не сахар ! Но выдержал и себя показал: раз, два отдежурил за сменщика пьянчугу, а потом предложил своего батю в сменщики: я, мол всё равно здесь постоянно, так зачем мне чужой ? А понадобиться куда – батя отстоит, не напортачит ! Директриса подумала и согласилась. Так и стал работать… А что: еда три таза в день бесплатно, да ещё преподавательский паёк директриса выдавала за хорошую работу… Крыша над головой есть; зарплата двойная – жить можно. А что жизнь так сложилась – ну так… - как говорит маменька: На всё воля божья… Не принято говорить такое в Стране Советов, но ведь маменька же не кричит во всё горло – жизнь прожила не простую; понимает что можно, а что нельзя !

Парень, тем временем, закончил свои "лечебные процедуры" и вышел из душевой, прекратив тягостные воспоминания не самых лучших последних лет. А ничего так паренёк справный – не рохля какой-нибудь. Подошёл попросил: можно немного позаниматься ? А мне что – жалко – разрешил… И самому интересно – чего он ещё отчебучит ? Парень начал делать сначала странные, плавные движения руками, а потом, морщась иногда и движения телом: повороты: наклоны… Что то похожее на японскую борьбу дзю-дзюцу, как её называл его однополчанин, ещё тогда в империалистическую. Сам занимался и его приохотил. Вроде бы и похожа, а вроде и нет, хотя может это в медленном исполнении ? Паренёк закончил; сунул полотенце в сумку; стал одеваться. Пригласил его к столу: как то негостеприимно, да и любопытство разбирает – что же это такое он делал ? Паренёк подошел; задержался перед столом, прежде чем сесть. Нормальная реакция молодого мальчишки перед взрослым. Вот только глаза паренька…

Холодный, внимательный взгляд, цепко окинул истопника. Знакомый взгляд человека, прошедшего не один бой; убивавшего врагов и не страшащегося Госпожи Смерть. Правда, паренёк улыбнулся открыто и взгляд исчез. А может просто показалось ? Встал из-за стола; протянул первым руку. Парень не чинясь – протянул в ответ свою. Как равный.

- Николай Ефимович Дергачёв… - представился истопник.

- Михаил Васильевич Степанов – представился я.

- Ну садись, Михаил – чаёк погоняем с вареньем. Очень полезен чаёк после бани то… - почему то по-крестьянски продолжил разговор хозяин и увидев еле заметную усмешку исправился – присаживайся: в ногах правды нет… И скажи мне, Михаил: откуда деньги на коньяк возьмёшь - дорогая это компенсация получается… Я пожал плечами:

- То моя забота Николай Ефимович… Одно скажу сразу – не с воровства будут деньги, это точно !

- Ну раз так, тогда, извини, ещё вопрос ? Почему ты меня назвал сначала господин капитан, а потом товарищ полковник ? - настороженно глядя мне в глаза спросил истопник.

Я объяснил истопнику почему так к нему обратился: судя по его возрасту он попал на германский фронт в 1914-1915 году из школы прапорщиков или военного училища – прапорщиком или поручиком. Ну а за 2-3 года боевых действий мужчина, обладающий характером вполне может подняться до штабс капитана. Ну а капитана можно было получить при отставке в 1917-1918 году, как признательность за службу – такое случалось в то время довольно часто… А полковник… Когда над молодой Советской республикой нависла смертельная угроза – его могли призвать в ряды Красной Армии.

Сначала дали роту под командование; потом батальон, ну а потом и полк… Выше ему подняться не дало бы местное высокое начальство: у него не было "мохнатой лапы" в верхах; друзей в высшем командовании и национальность не та… Вот и получается: полком командовал – значит полковник… А после окончания Гражданской войны он оказался не у дел, судя по работе истопником. Причина та же – не было поддержки в высшем командном составе. Ну и, судя по характеру, не хотелось пресмыкаться, прислуживать новому генералитету, зная что они из себя представляют на самом деле… Истопник молча слушал: на его лице, словно вырезанном из камня, не дрогнул ни один мускул – разве что желваки катнулись на скулах…

- Я так понимаю – тебе объявлен бойкот ? – утвердительно произнёс он, когда я закончил своё объяснение. Я молча кивнул…

- Можешь приходить сюда когда хочешь и заниматься здесь тем, что тебе нужно. Своего отца, который меня здесь иногда подменяет – я предупрежу… - закончил он совершенно неожиданно.

- Вот за это огромное вам от меня спасибо ! – искренне обрадовался я: этим снимались многие сложности на начальном этапе моего врастания в нелёгкую действительность 1936 года…

И начались "трудовые" будни советского "отщепенца"… В классе со мной за парту никто не садился, а Алишеру я сам запретил: ни к чему ему создавать себе проблемы ! Тот пошумел, погоношился, но сдался под моим нажимом. Сестрёнка выдержала четыре дня, а после стала восстанавливать отношения. Но осторожно – я её тоже предупредил о возможных последствиях со стороны жидёнка с компанией. Наташка фыркнула было, но я жёстко прихватил её за подбородок и прошипел, сломав её секундное сопротивление, уставившись в глаза:

- Хочешь иметь брата – делай что я скажу ! Поняла ?

- Отпусти ! Мне больно !!! – попыталась возмутиться сестрёнка, но я сдавил нежную девичью кожу ещё сильнее:

- Ты поняла меня или нет ?! – оскалился я, не глядя на слёзы, выступившие в её глазах. Жалко её, конечно, но что делать – надо !

- Поняла, поняла ! – выдавила она сквозь слёзы и добавила жалобно – зачем ты так: синяки ведь останутся… И припечатала – Дурак !

Я улыбнулся доброжелательно; провёл нежно пальцами по щеке:

- Так надо. Чтобы до тебя быстрее дошло Натали…

Глаза сестрёнки широко распахнулись:

- Ты стал совсем другим Миша… - растерянно прошептала она…

Вот так – в хлопотах и заботах прошла неделя… Бойкот и игнорирование меня нисколько не волновали: я и в той жизни был не любителем бессмысленного общения и чесания языка словесным поносом. Жил; делал то, что считал первостепенным делом – восстанавливал связь нового тела с прежними навыками. В котельной я теперь пропадал по нескольку часов в день, когда выпадала такая возможность: работал над собой "в поте лица" ! Сразу же сказалось слабое питание: для обычного ученика может быть, с натяжкой и хватало, но для меня… Заметив это, истопник – действительно капитан царской армии и командир полка, повоевавший и на юге России и на Западе и на Востоке – начал меня подкармливать. Я же – в ответ, стал нагружать себя работой в котельной: уголька подвести тачкой с угольной ямы и закинуть его в топку; помочь разгрузить привезённый уголь с машины… На "людях" старался быть как можно меньше…