Казнить! Нельзя помиловать! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс" - Страница 35

— Катя! Катерина — мать твою за ногу! Бегом ко мне! — ревел он раненым зверем, выходя из ванной комнаты! Из спальни выскочила перепуганная жена и ахнув, застыла, зажав ладонью рот…

— Чего встала как столб! — рявкнул муж — звони быстрее докторам!

Вернувшись домой, после профилактической беседы с Ворошиловым — задумался. А не подставил ли я комбрига под новые допросы НКВДшников? Стоит только Ворошилову поговорить с Ежовым о ночном происшествии и тогда… Хотя — вряд ли. Внушение, проверенное на других — думаю и здесь не подкачает. А как я оказался в квартире наркома? Да очень просто: дождался у подъезда жильца этого дома, да и зашел следом за ним в охраняемый подъезд мимо вооружённого вахтёра. А дальше: подошёл к двери; "попросил" хозяйку выйти на лестничную площадку. Пока она осматривала её — проскользнул в квартиру… Дождался, сидя в укромном месте, хозяина; подождал — пока уснут… Провёл беседу (супруга спала беспробудным сном, пока мы беседовали); вышел из квартиры, а хозяйка — после того, как позвонила и отвела мужа в спальню — закрыла дверь. А я контролировал — стоя на площадке в невидимости. Потом спустился и дождался врачей. И выскользнул наружу. А дальше — пробежался по спящей Москве до дома. А утром — в наркомат обороны для закрепления внушения…

В ночь с 26 го на 27 е декабря, когда ночь — незаметно, для уставших работяг и измученных домохозяек, перевалила свой полуночный рубеж, старый иудей — глава самого сильного клана евреев в СССР, проснулся от ощущения жжения в спине. Несильного такого — словно комар над ухом жужжит, но назойливо-навязчивого… Убрав руку, обнимающую спящую супругу, иудей нехотя — якобы во сне, перевернулся к источнику, "раздражающему" его спину… Сквозь чуть раскрытые веки, глава рода попытался разглядеть источник посмевший вырвать его из объятий Морфея. Приятных — между прочим! В них он прижимался не к спине своей толстухи-жены, а к пышущему жаром телу податливой, жаждущей ласк плоти молоденькой красавицы, и — чего уж греха таить, намеревался совершить некие — приятные и знакомые любому мужчине действия. И тут: на самом интересном месте — такой облом! Было от чего негодовать: вскочить с кровати; взорваться возмущённым криком! Но нет — только не мудрому иудею — главе клана…

Иудей попытался разглядеть — что же, или кто же потревожил его такой многообещающий сон… Получалось плохо: спальня тонула в густом сумраке, к тому же ночной, мягкий свет торшера, узким пучком желтоватого света отрезающий дальнюю часть спальни от кровати, совершено мешал разглядеть что либо в темноте. Да ещё в её дальнем углу, да ещё через прикрытые дрожащими ресницами веки…

— Изя… Хватит придуриваться… — прошелестел по спальне бесплотный голос… Иудей не вскочил — он раскрыл глаза, не меняя позы. Но разглядеть что то, лёжа головой на подушке, было проблематично. И всё же — какой то силуэт — сидящий на чем то, просматривался…

— Ты кто? — спросил, наконец — убедившись в невозможности определить кто с ним разговаривает, глава самого сильного иудейского клана Советского Союза. Спросил без страха; злобы; растерянности. Скорее — с любопытством… Сумрак ответил — из тьмы в полосу света высунулась рука: не мальчика, не мужа… Суховатая кожа; пигментные пятна и узловатые дорожки вен принадлежали, скорее человеку пожилому, но не очень старому… А на пальце… Взгляд иудея прикипел к тому, что сразу бросилось в глаза! На пальце сверкнул белизной перстня и знакомыми гранями темноты камня перстень. Перстень ГАВЕНА! Израиль, отзывавшийся в детстве на ласковое или насмешливое — Изя, судорожно сглотнул; сел на кровати; дёрнулся было встать!

— СИДЕТЬ! — полоснула по нервам темнота: с затылка до пяток прокатилась ледяная волна ужаса; в груди всё задрожало, словно холодец; ноги вмиг стали ватными и неподатливыми!

— Тебя разве папа не учил в детстве, что залазить в чужие денежные дела нехорошо? Особенно — в дела своих же соплеменников?! Глава рода только открывал беззвучно рот, словно рыба на берегу…

— А что жадность — это грех — он тебя тоже не учил? Я что то не верю, что твой отец был плохим и тупым иудеем — таким же, как ты!

— Ты зачем полез в дела клана бывшего Гавена? — слегка смягчился голос, когда сидящий на кровати пожилой иудей был близок к обмороку — или решил, что тебе можно всё?! Решил взять пример с твоих друзей из-за границы?!! — снова ледяная волна ужаса накрыла Израиля… В голове, с невероятной быстротой, но отчётливо, промелькнули все его прегрешения со своими западными партнёрами…

— Так здесь тебе не там Изя… — зловеще прошелестела, в, словно сгустившейся в одно мгновение, темноте, заключительная фраза и глава рода отчётливо понял: промолчит он и всё. Ему конец!

— Признаю свою вину ГАВЕН и подставляю свою повинную шею под карающий меч твоей справедливости… — наклонил голову иудей…

— Как красиво сказал Изя… — закашлял в комнате лающий смех — не ожидал… Надеюсь это искрение слова? — Израиль часто закивал…

— Ну что ж… Тогда — будешь жить. Некоторое время… — насмешливо прошелестело в темноте… Иудей шумно выпустил воздух из груди. И не из груди — тоже. Вроде бы… От осознания — пронесло! Рано обрадовался: то, что он услышал дальше — ввергло его в новый ступор!

— Завтра достанешь из своих тайников валюту, камешки и золото. Всё достанешь — ты понял меня?! И в восемь часов вечера на Мясницкой, у дома 12 положишь из на заднее сидение "Эмки". Не переживай — она у этого дома будет стоять одна… — голос сухо рассмеялся, среагировав на беззвучное раскрывание рта главы клана…

— Дальше… До обеда 30 го декабря и ты и все, кто тебе дорог, должны покинуть пределы Советского Союза! После обеда — вами заинтересуется ГУГБ… Это не НКВД Изя — это намного страшнее! За вами придут под утро 31 го, если вы не уедете и тогда даже я не смогу вам помочь… Вас выпотрошат, словно куриц и выкинут умирать куда-нибудь на север! Если ты, наивно думаешь, что братья Кагановичи тебе помогут и защитят — то напрасно: у них самих скоро возникнут очень серьёзные проблемы! И ниточка от них потянется к вам…

— Кроме валюты, камешков и золота положите туда же и саквояж с документами по всем вашим доходным местам с указанием фамилий. Своим подчинённым скажете — власть поменялась! — безжалостно бил по самому больному жестокий голос ГАВЕНА! — И не забудь положить в саквояж и данные по каналу нелегальной переброски в Польшу, который ты наладил минуя клан бывшего Гавена… — добил его голос…

— Думаю — денег, которые у тебя есть во вкладах в Варшавском филиале французского банка "Кредите Лионне" вам хватит и на новые дела и на жизнь. Хотя… — замолчал голос… Потянулась долгая, невыносимая пауза… Наконец ГАВЕН продолжил:

— Ты можешь остаться здесь… Ты можешь не приносить в автомобиль то, что я тебе сказал… Ты можешь сделать всё, что захочешь. Вот только после неправильного действия обратной дороги уже не будет! Да — вот ещё что… Сколько у тебя медальонов из серебристого металла с камушком посередине? — снова ошарашил Изю ГАВЕН…

— Один… — вырвалось из горла хриплое, против его воли.

— Принеси его… — равнодушно произнёс ГАВЕН. Глава клана встал и на негнущихся ногах пошёл к двери, отчаянно косясь в темноту, пытаясь разглядеть — кто же он такой — ГАВЕН?! Не получалось: глаза отчаянно сопротивлялись приказу посмотреть в сторону…

— Не заработай косоглазие Изя… — раздалось насмешливое из темноты… Через несколько минут иудей вернулся; попытался пойти туда, откуда ему слышался голос, но ноги и тела понесли его к кровати, услышав негромкую команду невидимки ГАВЕНА:

— Сядь на кровать… А после того, как иудей сел, услышал другую — подай мне его… Изя встал; сделал пару мелких шагов к пучку света, отделяющую его от скрывающегося в темноте босса всех боссов… Из темноты высунулась рука и глава клана вложил в неё продолговатую коробочку… Если бы кто то увидел бы сейчас — со стороны, лицо Изи — он бы разрыдался вместе с ним от горя — потери самого дорогого!

— Не расстраивайся ты так… — примирительно произнёс ГАВЕН — она тебе всё равно без надобности… Да и досталась, наверняка не дорого. Что то скрипнуло в темноте и голос, уже от порога спальни произнёс: