Казнить! Нельзя помиловать! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс" - Страница 46

Из-за столика на двоих — мимо которого нам предстояло пройти (сознательно выбрал такой маршрут) поднялся Фриновский. Зам наркома НКВД СССР… Улыбнулся довольной, отеческой улыбкой… Я протянул руку для приветствия — Фриновский её крепко пожал:

— Ну Михаил… — начал он, удивлённо покачав головой — ну молодец! Не перестаёшь меня удивлять! Красавец! И девушка твоя красавица — каких поискать… Смотрю — Настя расцвела, довольная комплиментом.

— Увы Михаил Петрович… — грустно вздохнул, скорчив расстроенную физиономию — красавица, но не моя… Вон… — кивнул в глубь зала и Фриновский непроизвольно кинул туда взгляд — сидит её парень и аж ногами сучит от нетерпения — когда же его девушка вернется к нему! Фриновский ухмыльнулся ядовитой — фирменной НКВДшной улыбкой:

— Так что же ты её не отобьёшь? Ты же парень хоть куда!

— Да кто я такой? Простой автослесарь… — изобразил стеснение… Кораблёва не выдержала: в её присутствии её судьбу обсуждают…

— Да вы не слушайте его Михаил Петрович… Я только его люблю! — прижалась ко мне, со всей страстностью, Настя…

— А как же тот твой друг, что пожирает тебя жадным взглядом? — ухмыльнулся Фриновский. Настя отмахнулась — как от мухи:

— Да какой он мне друг… — выделила она голосом его статус — так — однокурсник… А моя любовь — Михаил Степанов! Навсегда! Фриновский цокнул языком, восхищаясь и, наклонившись к уху, прошептал:

— Мне нужно срочно увидеться с ГАВЕНОМ. Очень срочно! Отстранился, улыбнувшись и бросил вальяжно — Хочу выпить со звездой этой эстрады! Конспиратор хренов… Я показал глазами на жену:

— Я только знаменитость сегодняшнего вечера сдам с рук на руки и вернусь… И не давая Кораблёвой времени очухаться и начать сопротивляться (с неё станет) — повёл к столику её подруг и друзей, чуть придавив её ментальным приказом на подчинение… Подвёл — её бойфренд вскочил, яростно горя глазами. Оставил певицу и, повернувшись — направился к столику зам наркома. А жены уже нет! Сел. Фриновский показал глазами на графин с водкой и с коньяком. Я скосил глаза на коньяк. Зам наркома набулькал коричневой жидкости грамм 100. Какая честь для меня! Поднял свою рюмку с водкой — я поднял свою… Выпили, закусили… Играть, так играть! Наклонился:

— Я сообщу по команде вашу просьбу, но вы же знаете: ГАВЕН встречается только с теми, с кем захочет! Но я передам — СРОЧНО! Фриновский тоже наклонился ко мне и прошептал, сначала обернувшись назад — вроде как разговор идёт о сегодняшней звезде эстрады:

— Ты уж постарайся, а за мной не заржавеет, Степанов! Помнит… Встал. Попрощался кивком головы… Ну что: к сестрёнке или похулиганить ещё? Настроение прекрасное; кураж будоражит кровь! На сцену! Подошёл к эстраде, запрыгнул на неё, подошёл к музыкантам. Пошептался… Один из музыкантов взял аккордеон; второй большой бубен. Я подошёл к краю эстрады — в зале воцарилась заинтересованная тишина — а чего ещё преподнесёт им этот неизвестный никому певец? Застучал, загремел, зарокотал бубен; через несколько тактов к нему подключился барабан… Ещё несколько тактов и в ударную мелодию включился аккордеон. По залу поплыла задорная лезгинка! Длинный проигрыш, заводящий зал и я запел. Повернувшись к… Малышевой…

Белый снег сияет светом — карие глаза.

Осень обернётся летом. Карие глаза.

Околдован был тобою — карие глаза!

Ослепили меня глазки — карие глаза! 

— проникновенно пел моей бывшей девушке…

Карие глаза… Вспоминаю, умираю!

Карие глаза… Я только о тебе мечтаю!

Карие глаза… Самые прекрасные!

Карие глаза! Карие глаза!

Второй раз спел припев уже не глядя на Катерину… Полился зажигательный проигрыш — в мелодию вплела свои звуки и гитара… А я раскинул руки, ладонями вверх и стал махать пальцами вверх, как у нас делалось, вызывая аплодисменты. Но здесь… подсказал — подняв руки на головой и хлопая ими в так музыке… Поняли — подхватили и вот уже весь зал восторженно хлопает в такт… А я подтанцовываю…

Синие глаза всё помнят — как любили мы! 

— запел, глядя на Кораблёву (сглажу немного обиду) —

сердцем чувствую я — любишь меня ты!

Так никто любить не сможет синие глаза!

САМЫЕ ПРЕКРАСНЫЕ — СИНИЕ ГЛАЗА!!! 

— бросил я слова в зал!

Синие глаза! Вспоминаю — умираю!

Синие глаза! Я только тебе мечтаю!

Синие глаза! Самые прекрасные!

Синие глаза! Синие глаза! 

— выделял каждое слово восхищением (Малышевой такого не было)… Раскинул руки и пустился в пляс лезгинки в "обработке" терских казаков: перебор ногами; степ; приседы и вращения… На последних тактах проигрыша прыгнул вперёд с эстрады, кувыркнувшись в воздухе; встал на ноги, распрямился, а тут и… третий куплет уже нужно петь…

Письма пишешь, отсылаешь — сам ответов ждёшь… 

— запел, глядя в зал —

ну а я, конечно, знаю — ждёшь или не ждёшь…

Пошёл по залу к одному из столиков, за которым сидело три грузина и грузинка…

Ждёшь, когда идут дожди — милая моя… 

— пропел я и упёрся взглядом в красивую молодую грузинку —

самые прекрасные… 

— замолкла гитара и аккордеон и только бубен выбивал задорную дробь —

ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА!

Вскинул ладони к вискам и вскрикнул —

потрясён красотой!

Чёрные глаза…

Вспоминаю — умираю…

Чёрные глаза…

Я только о тебе мечтаю… 

— пел, приближаясь к столику… Грузин — крепыш, начал подниматься со стула, но моя правая рука — сама собой сделала небрежный — еле заметный жест пальцами, "отбрасывая" его на стул…

Самые прекрасные — Чёрные глаза…

Чёрные глаза…

Чёрные глаза… 

— допел припев, протягивая прекрасной грузинке руку. Она поднялась, протянула мне свою… Второй раз припев заиграл — забил только бубен, а я пел и… уводил от стола очаровательную молодую женщину к эстраде…

Самые прекрасные — чёрные глаза! 

— закончил второй раз — под бубен, припев… Аккордеон и гитара вдарили в унисон с бубном необычно яростно, зажигательно, потрясающе! И грузинка поплыла в танце, взмахивая гибко и невероятно пластично руками, а я пустился в пляс — в точности копируя танец лезгинки в паре с женщиной! Захлёсты ног! Танец на носках! Вращения вокруг себя и переход в танце с одного бока танцовщицы на другой! Мои руки мелькали — словно птицы, вытягиваясь: вправо — влево! Припадание, с маха, на колено и тут же — взвивался соколом и танцевал и танцевал! Длинный проигрыш, за ним — второй! Последний аккорд — я перед прекрасной грузинкой. Рухнул перед ней на одно колено, руки раскинуты, пальцы упираются в пол! Музыка оборвалась — дама остановилась… Замерла и… изящно положила мне на склонённую голову свои горячие пальчики…

Я вскочил; восторженными глазами обжёг грузинку, введя её в смущение и прошептал негромко — только для неё:

— Благодарю вас за прекрасный танец, который вы подарили мне — несравненная Нина… Грузинка порозовела — комплимент принят… Протянул руку — она вложила в мою ладонь свою. Осторожно сомкнул пальцы и повёл к её столику… Подвёл, отставил стул… Она встала перед ним — я приставил стул к ногам. Нина элегантно села… Повернулся к её мужу — сверкнули с свете люстры стёкла пенсне…

— Лаврентий Павлович… — наклонился к мужу — не злитесь на свою жену и не держите на меня зла. Это всего лишь песня и всего лишь танец… И не дожидаясь реакции распрямился и пошёл к эстраде. А по залу — уже в который раз, прокатились аплодисменты…

Берия, скорее всего вызванный Сталиным в столицу, решил развеяться — или приобщиться к богемной жизни… Ну и судьба занесла его сюда… А тут такое! И не обидишься — не на что: не дикий же он горец, чтобы кидаться на того, кто прикоснулся к его жене! Хотя — кто его знает?! А второй то — вроде как Богдан Кобулов — так и сверкает глазами! Не будь людей — зарезал бы! Хотя… — он же армянин… Ладно — прошёлся по лезвию бритвы — как мне потом это отзовётся, узнаю потом. А сейчас… Думаю — надо её спеть, хотя… — НКВД по мне плачет! Но мы ещё потрепыхаемся, адреналинчика покушаем вволю!