Нам всем не хватает сказки (СИ) - Бриз Фреш - Страница 39

Чуть позже вечером Светлана плакала и пыталась отговорить двух неразумных, отчаянных мужчин. Но они слишком сильно хотели утереть Велоеву нос. К тому же, один из них не просто готов был пожертвовать сытой, богатой жизнью — он мечтал с таковою расстаться, чтобы снова иметь возможность наслаждаться присутствием рядом молодой северной ведьмы. А второй отпускал на свободу не просто друга — вольную птицу. Отпускал и даже в чём-то завидовал, понимая, что сам Москву бросить не сможет.

— И что ты думаешь, что Ябне сидит и ждёт тебя до сих пор? — пыталась образумить Ника Света.

Но тот только загадочно улыбался и отвечал:

— Посмотрим.

— Неужели ты готов жить там, на отшибе, без удобств совершенно? Это не три недели пересидеть, когда за тебя всё делают. Ты хочешь туда хозяином прийти — ты же не приспособлен к тому, чтобы жить в тех местах. Ты же захочешь сбежать оттуда рано или поздно!

И снова Ник загадочно улыбнулся и так же точно ответил:

— Посмотрим.

— Да что посмотрим?! — взорвалась Света. — Вся романтика твоя через месяц закончится, когда мозоли не от тренажёров на руках появятся, а от инструментов.

— Ну, год-другой я точно выдержу, а дальше…

— Вот именно! — перебила Света. — А дальше станешь жалеть и сбежишь!

— Скажем, не сбежит, а возьмёт Ябне, и вдвоём они уедут куда-нибудь в более подходящее место.

— Это если она ещё его примет! Я бы ему пинка под зад дала, и пусть бы катился на все четыре стороны.

— Да? — протянул Влад, улыбаясь и наклоняясь к жене, с намерением поцеловать. — Что-то я не припомню, чтобы получал от тебя хоть один пинок.

В конце концов, Света сдалась и обещала, что никому и никогда, что ни одному следователю, ни в одном суде и даже матери Ника не признается в том, что знает, где его искать.

А уже спустя три дня на старенькой Ниве, оформленной на какого-то мужичка из Красноярского края, Ник проехал Нарьян-Мар и теперь сверялся с картой, выданной ему Ануром. По его указаниям дорога обещала быть простой. Анур уверял, что заблудиться просто невозможно, что нужно лишь вовремя замечать, куда сворачивают тропы — они там натоптаны, нахожены, а за последние три года ещё и наезжены — особенно в тёплое время.

Из-за работы и семейных дел Анур отправиться с Ником не смог — извинился. Но Нику и самому не хотелось, чтобы кто-то его сопровождал. Хотелось добраться туда одному. Сразу в дом, и увидеть реакцию девушки, которую вот уже несколько лет он не может забыть.

Ник боялся, очень боялся, что Света окажется права. Ябне могла не просто не дождаться, ведь ждать её никто не просил, она могла разлюбить. Могла не принять, не простив, не пережив обиду.

Что делать в таком случае, Ник не знал. Он верил, хотел верить, что Ябне сможет его принять, не прогонит… Ведь она хотела же достучаться до него когда-то.

Тогда, у Светки и Влада, когда уже все улеглись, он долго думал, забыв про сон, как бы поступил, если бы узнал, что Ябне у нему приезжала. Думал, и не мог ответить — слишком сложно было сейчас, спустя столько лет, честно ответить.

Однако, сегодня Ник вовсе не жалел о том, что Влад умолчал о приезде Ябне, ведь теперь ему было, куда стремиться, к кому стремиться. И почему-то старый, неказистый, чужой дом очень хотелось назвать своим. Почему-то хотелось увидеть не только Ябне, но и её мать, и хотелось, чтобы она простила его — за смерть Ясавэя, за боль, которую причинил ей, украв у её дочери невинность, а потом оставив их.

Ник надеялся, что как-то смягчит их сердца то, что все эти годы он им помогал. Они принимали эту помощь, он знал — от Влада, а тот от Анура.

Весенняя тундра ещё краше, чем зимняя, и мелкие яркие цветы, — будто великаном был неведомый художник и наотмашь скидывал с кистей своих краску, опадавшую разноцветными точками на зелёном живом полотне, — не просто притягивали взгляд, они не отпускали его. И казалась родной, любимой эта земля, которую видел второй всего раз.

И небо над крышей авто было родным — таким голубым, безоблачным, что казалось, оно ждало его здесь, раскрывало объятия, приглашало остаться…

Ник хотел остаться. В эти минуты, когда неровные тропы, — не дороги даже, ведь те остались уже далеко позади, — вились верёвками и пропадали под колёсами, он понимал, что никуда не уедет отсюда. По крайней мере, не в ближайший год.

И Ябне, если она обижена, придётся мириться с его присутствием в её доме. Пусть злится на него, пусть дует губки, ругает и даже гонит — он не уйдёт. И всё научится делать, что раньше делал Ясавэй.

Он будет терпеть и просить прощения — каждое утро, каждый день и вечер.

И когда-нибудь её сердце не сможет больше противиться. Оно оттает, полюбит снова… Или же разрешит хозяйке признаться в её любви. Почему-то Ник хотел думать, что Ябне всё ещё его любит.

На горизонте показалась тёмная точка. Несколькими минутами ранее в той стороне Ник видел высокий тонкий дымок, стремящийся в чистое бескрайнее небо. Очертаний дома ещё не было видно, но сердце мужчины ёкнуло, подсказав, что он на месте. Почти.

Вскоре можно было различить блеяние оленей и лай собак — животные находились вне загона, в стороне от дома. Довольно далеко от дома, но не настолько, чтобы потерять их из виду. Даже можно различить человеческую фигуру, направлявшуюся от оленей в сторону дома.

Ник нажал на тормоз и остановился за несколько метров от входной двери, уже заметив, что дверь в дом распахнута настежь, а значит, Ябне должна быть там. Потому что в фигуре, виденной им в той стороне, где блеяли и паслись олени, Ник узнал Юлию.

Не успел мужчина выйти из машины, как из-за угла дома выбежал мальчишка. Карапуз, слишком мелкий, а потому легко заставивший улыбнуться удивлённой круглой мордашке, перепачканной землёй, крепко сжатым кулачкам, один из которых при виде чужака малыш выпустил изо рта, неровной, кривоватой походке, на которую сменился бег. Мальчишка смотрел на Ника во все глаза и медленно подходил на своих маленьких пухлых ножках. Снова поднял ко рту кулачок, обслюнявил край его, опустил ручку вниз и улыбнулся.

Нику захотелось упасть на колени — разве сможет Ябне его простить? Сможет ли принять того, кто оставил её и ребёнка?

Но ведь он ни сном, ни духом! Если бы знал, давно бы что-то придумал.

Руки у Ника дрожали, он хотел, но никак не мог решиться подхватить сына с земли и прижать к себе. Секунды растягивались неимоверно, превращая время в тягучий сироп. Ник понимал, что ребёнок — его. Неоткуда больше здесь взяться ни золотым волосам мальчугана, ни глазам — светлым, цвета потемневшего, потяжелевшего перед дождём серого неба.

И онемевшая Ябне, показавшаяся на пороге, всем видом своим — испуганным, словно боялась, что раскрыл её секрет, что не признает, отвернётся — подтверждала отцовство.

Ник наклонился и подхватил малыша на руки. Посмотрел на девушку, так и не сделавшую ни шага более в его сторону, и в его взгляде она смогла прочитать всё: и любовь его, которой девушке все эти годы так хотелось и так не хватало, и мольбы о прощении.

И всё равно ещё не верилось Ябне, что Золотой Дракон вернулся сюда. Даже тогда, когда снова расставляла перед нежданным гостем миски с небогатой едой. Даже тогда, когда наблюдала, с какой нежностью смотрит он на того, кого оставил ей когда-то вместо себя.

Она не сможет поверить в его возвращение ещё очень долго, пусть и станет Ник уверять, что больше отсюда не уйдёт никогда. Она не поверит даже тогда, когда Юля простит мужчину и обнимет, назовёт его сыном, станет просить свою дочь не гнать от себя долгожданное счастье.

И только тогда, когда сменится отнюдь не жарким летом весна, когда уже до середины дойдёт их короткое лето, Ябне сама войдёт в ту комнату, которая ныне отдана Нику. Войдёт тихими, нерешительными шагами, но их услышит Ник, потому что в ту ночь он не будет спать. Войдёт и без единого слова даст любимому мужчине понять, что она очень рада его возвращению, что она не ждала его, но не любить не могла.