Тигр и Дракон (СИ) - "The Very Hungry Caterpillar" - Страница 36

— Да как увели тебя за портал. Считай, полгода уже ждем. Заскучали.

Вот ведь. Прав во всем Яо. И что Джагоррат такой же гадюшник. И что Пракашка — убийца. И что Шэрхан дурак.

Оглядел солдат:

— И что же, вы со всем согласны?

Молодцы выглядели виноватыми. Заговорил, конечно, Чандрагупта:

— Сам же сказал, долг превыше всего. Прости, пресветлый.

— Прощаю. Ну уж тогда и вы меня, ребятки, простите, что на полянке этой гнить останетесь.

Сказал, и вынул саблю. Первую чакру с тюрбана снял.

Поежились солдатики, засомневались. Да ведь тридцать против одного — это придаёт уверенности. Вот и зашевелились. Тоже оружие вынули. Но копались, так что Шэрхан уже успел три чакры расстрелять. Трое без криков на землю рухнули.

Следующий помер со стрелой во лбу. А еще одного молнией слабенькой шибануло. Не один Шэрхан. Втроём — это уже почти армия.

Да врагов все одно прорва. Молнии и стрелы пока на расстоянии держали, так что Шэрхан руку в мешочек запустил. Меньше всего хотелось джунгли поджигать, но выбора не было. Наметил самого дальнего паренька, что факел в руках держал, и из рогатки пальнул. Хороший получился взрыв. Небольшой, а всё одно по земле всех раскидал, даже повозку опрокинул. Поднялся Шэрхан из-под веток да комьев земли и обратно в бой ринулся. Сильно поредела гарнизонная армия. Кто на ноги быстро вскочил, на Шэрханов меч напоролся.

Одним из последних капитан встретился. Лицо кровью заляпано, доспех в грязи. Взмахнул саблей, да Шэрхан чакрой лезвие подцепил, крутанул, кисть выворачивая, и сам ударил. Увернулся капитан, из захвата выскользнул. Полоснул своей чакрой, поперёк горла метясь. Шэрхан назад выгнулся, лезвие перед самым носом пропуская, а как выпрямился, от души саблей жахнул. Наискосок. Прошёл удар по нагрудной пластине, искры высекая.

Капитан отшатнулся, от боли кривясь, но тут же снова ударил, под грудь целясь. Шэрхан дернулся вбок, пропуская лезвие по звеньям вдоль рёбер. Тяжёлая у капитана рука, знатные синяки будут. Схожи по силе оказались, так что оставалось обманом брать.

Размахнувшись, Шэрхан осыпал быстрыми короткими ударами то справа, то слева, не давая опомниться, заставляя уйти в защиту. Напором бешеным запутал, глаз замылил, то за саблей, то за чакрой заставляя следить, и вдруг отступил. Повёлся капитан. Послабление почуяв, ринулся в атаку. Осторожность позабыл, открылся, руку для удара поднял — и на Шэрханову саблю наткнулся. Глубоко под плечо зашёл клинок. Вскрикнул капитан, распахнулись глаза от боли. Захрипел, когда чакра по горлу прошла, и осел, на землю повалился.

После этого на полянке всего-то и остался Чандрагупта крикливый. Не кричал больше, со страхом на Шэрхана, грязного и окровавленного, смотрел. Попятился, меч опуская.

— Пощади, пресветлый. Знаешь же, не со зла.

— Знаю, — кивнул Шэрхан, саблю в ножны убирая. — Иди. Скажи своим, чтобы не совались больше.

Чандргупта радостно закивал, к дороге успел отступить, да вдруг сверкнул росчерк зеленой молнии, ударил в бок, осветил доспех изнутри. Дернулся Чандрагупта, вскрикнул страшно и упал. Молния слабая была, не сразу умер.

Затрясло Шэрхана, будто это его молния прошила.

— Да что ж ты за зверь, — зарычал он, кидаясь к устало держащемуся за опрокинутую повозку Яо. — Отпустил же я его.

— Отпустил? — хрипло сказал Яо. Побелел от напряжения. Стержнем стреляться от боли уже не мог, так глазами молнии пускал. — Чтобы он во дворец побежал докладывать? Говорил же я тебе, никому нельзя верить. Он ведь напал на нас, убить хотел, а ты, как дурак…

— А ты…

Неизвестно, чем бы их стычка закончилась, если бы в этот момент не завизжала истошно Юла. Шэрхан вскинул саблю, шагнул к пылающим деревьям и замер. Из-за трещащих корнями баньянов на них вышел синекожий шестирукий хвостатый монстр.

И тут же из ночного небесного корыта прорвался ливень.

Затухающие под дождём корни баньяна шипели, окутывая полянку клубами седого дыма. Асур постоял, оглядывая последствия битвы.

— Без взрывов да трупов и шагу ступить не можешь. Все такой же охочий до внимания ты, Тигр.

— А ты все такое же чудище, синезадое да шестирукое.

С грустной улыбкой асур продемонстрировал нижнюю правую конечность, обрубленную у локтя:

— Уже пятирукое.

Не мог Шэрхан больше на месте стоять — бросился в объятья шестикратно крепкие.

— Багирка, — прошептал.

Его сжали еще сильнее:

— Шэрхан-джан.

Руки привычно обжимали вдоль всего тела, хвост шипастый ступни обвил, запах знакомый, острый, в ноздри забрался. Соскучился Шэрхан. Чтобы за руки можно было держать, чтобы за плечи обнимать, чтобы волосы взъерошить — и в ответ бы не отшатнулись, не отвернулись от страха, а глядели бы тепло, дружбу и радость даря. Расцепились только когда дождь вымочил до подштанников. Под смертельно-волчий взгляд Яо и восхищенно-опасливый взгляд Юлы они поставили повозку на землю и вправили новое колесо. Перед тем как внутрь залезть, оба разделись до пояса, из сырых тряпок выбираясь. Шэрхан предложил помочь Яо снять промокшую и изгвазданную золотую робу, но тот только крепче за подол прорванный схватился.

Внутри повозки было сухо. Расселись вокруг спящего мальца, которого не разбудили ни звуки битвы, ни обрушение повозки. Богатырский сон у парня, Шэрхан даже завидовал.

Как воды все выпили, Багирка открыл свою заплечную сумку. Свёрток достал, развернул и Шэрхану вручил. Шэрхан так и ахнул: тальвар, родненький. Слегка изогнутое лезвие, эфес с дисковым навершием, серебряные ножны, покрытые красным бархатом.

Поцеловал Шэрхан лезвие. А потом и Багирку поцеловал. Нет, неправ Яо. Есть те, кому можно верить. Те, кто никогда не предадут. Вон, выкрал Багирка Шэрханов меч, так ведь не отцу его возвращать понес, Шэрхана пошел искать.

— Что же ты, из дворца бежал?

Багирка кивнул, верхними руками волосы длинные и мелко-курчавые в мокрый хвост собирая, а средними мешочек с сушёными бананами развязывая.

— Крепился-крепился, слова твои про долг себе твердил. А потом больно сильно отец напирать стал, гарнизон за гарнизоном у вас отхватывать. И решил Пракашка напомнить королю асуров, что сын его младший в Джагоррате двадцатый год заложником живёт. Пытался я объяснить, что не больше собаки отцу ценен, что ничего и не вижу от него, кроме ежегодных церемониальных браслетов на день рождения, — Багирка тряхнул руками, золотом на запястьях блестя. — Не поверил мне великий махараджа. Руку отрубил и отцу выслал.

Шэрхан с болью глянул на перемотанный обрубок:

— А отец?

— А что отец? На день рождения выслал мне пять церемониальных браслетов, — усмехнулся Багирка невесело. — Собрал я тогда сумку, выкрал меч твой и пошел к порталу. Решил к тебе пробиваться. А как джунгли, словно днем осветившиеся, увидел, так и понял, что навстречу ты мне идешь, — положил нижнюю руку Шэрхану на плечо. — Ушел ты, значит, из Тян-Цзы? А эти что?

— Император и его дети.

Встретились глаза чёрные и глаза мягко-бирюзовые, долго бодались. Наконец усмехнулся Багирка, руку с Шэрханова плеча убрал. Кивнул в сторону Яо:

— Мхини, что ли, понимает?

— Понимаю, — тихо ответил Яо.

Багирка приветственно сложил руки перед грудью — только верхнюю пару. Совсем уж почти человеком стал.

— Добро пожаловать в Джагоррат, император. Прости, что негостеприимно тебя встречают.

— Меня и из Тян-Цзы не больно радушно провожали.

Засмеялся Багирка громко и потеплел. Всегда быстро теплел. Что еще ожидать от того, чья любимая шутка начиналась: «Молился однажды асур, чтобы вместо шести рук боги дали ему шесть членов…». Да в этот раз недолго смеялся. Вообще по-новому выглядел, будто повзрослел. За один этот разговор столько хмурился, сколько за всю жизнь лоб не напрягал. Посмотрел на Шэрхана серьезно.

— Что делать думаешь? — спросил. — Во дворец тебе ходу нет. Есть еще те, кто тебе в душе верен, но запуганы до смерти. Кровью и пытками Пракашка верность себе воспитал. Думали, с ребёнком подобреет, да только хуже стало. Совсем озверел. У раджей права отнял, армию себе забрал. Сколопендру извел. Дядю вашего обезглавил. Без боя не взять столицу.