Гунны (СИ) - Умиралиев А. А. "Ильхан" - Страница 3

Император, естественно обиделся и выдал свою дочь за Кокана. Она уговорила его поднять восстание против Шоже и самому стать каганом гуннов. Десять лет назад Шоже разбил армию Кокана, но его самого пощадил, так как считал, что потомки Великого Моде не должны проливать кровь друг друга. Эта доброта Шоже погубила его. Кокан бежал в Китай и вернулся оттуда с трехсоттысячной армией ханьцев, к которой присоединились его сторонники среди гуннов и теперь уже разбили армию Шоже.

Шоже бежал сюда, на земли канглы. Убегая, он разбил заслон, высланный усунями по приказу Лю Ши, потом сделал данниками Согдиану и приаральские племена аланов, кочевавшие на севере этого озера. Заключил союз с племенами канглы и Парфией. Парфяне выслали ему в помощь пленных римлян, а взамен Шоже обещал им, что после того, как разберется с китайцами, атакуем тохаров, которые обосновались на берегу реки Окс, захватив города Греко-Бактрийского царства и уже много десятилетий угрожавших парфянцам.

Канглы были вассальным народом по отношению к гуннам. Но в нынешней ситуации, думаю, сюзерен из нас был, мягко говоря, никакой. Хотя канглы обещали поддержать нас, так как мать Шоже, зовут ее Тураки-хатун, а значит теперь моя бабуля, старшая дочь вождя этого племени.

— Да, и после этой ханьской стрелы ты держишься на лошади хуже старой беременной ханьки, — продолжал он краткий курс ввода меня в настоящую действительность.

«Как?» — подумал я. Вроде бы ничего так проехал сегодня. Хотя откуда у меня навыки езды, я ведь никогда не умел ездить верхом. Вернее, мое сознание в прежнем теле не ездило. Ну, а тут, скорее всего, остались рефлексы старого хозяина, хотя видимо сильно заторможенные новым. Вспомнил, как озадаченно смотрели при моей езде на меня Буюк и тот пацан. Он, как оказалось, мой сводный брат от другой матери, которую тоже сегодня убили ханьцы при обороне внешней стены. Зовут его Тегын.

Кстати, от прежнего владельца тела мне достались не только рефлексы и великолепное мышечное развитие, не смотря на юношеский возраст, но и знание языка гуннов, который был похож на современный казахский. Наверное, это как при полной амнезии, ничего про себя и окружающих не помнишь, но понимаешь язык, на котором все время говорил, как держать вилку, спускать воду в унитаз, ну и тому подобное.

— Ханьцы осадили нас в этом каменном мешке три дня назад. Усуни провели их солдат незаметно мимо наших дозоров, мы не ожидали их так скоро, не успели подготовиться, — закончил он с горечью.

— А почему мы враждуем с усунями, ведь ты тоже усунь, тем более из правящего рода? — поинтересовался я.

— Сейчас у них ханом сидит Фули, ставленник императора Лю Ши. Его окружение дуглаты из сторонников союза с империей Хань. Сторонники гуннов и противники подчинению Лю Ши убиты или бежали к канглы и сюда к нам.

— А что это за город?

— Этот город построили согдийцы год назад по приказу твоего отца. Они и сейчас здесь достраивают то, что не успели. Отец твой считал, чтобы успешно противостоять Хань, ему нужны были города, много городов. Опираясь на эти города, он хотел принудить Лю Ши к покорности, вернуть власть над всеми гуннами и править степью, а потом завоевать Парфию, чтобы свободно торговать с Римом. Но, загнав нас сюда, он погубил всех нас. Мы задохнемся в этой каменной могиле еще до того, как ханьцы ворвутся сюда. Это было самой его большой ошибкой, еще большей, чем его дурацкое благородство по отношению к Кокану. Ведь крылья кочевников — это кони, а коням нужна степь, там мы непобедимы! — заключил он возмущенно.

— А сколько ханьцев, как они вооружены и состав их войска? И что имеем мы? — перебил я Ужаса, пропустив его возмущения.

Он с одобрением посмотрел на меня и ответил:

— Армию ханьцев возглавляет генерал Чен Тан. С собой он привел три тысячи тяжеловооруженных всадников и десять тысяч конных лучников, все на великолепных лошадях маргианской породы, которые им продали саки. Есть еще семь тысяч пеших щитоносцев с копьями, три тумена легких копейщиков и шесть тысяч солдат вооруженных самострелами.

«Значит, их почти шестьдесят тысяч», — прикинул я.

— Нас три тысячи гуннов из числа «бешеных», которые остались от гвардии твоего отца, две тысячи воинов канглы, двести моих усуней и тысячу вооруженных гуннок.

— А сколько римлян? — «значит у нас дела совсем плохи, что вооружают женщин».

— Ты про тех рабов, которых прислали нам дахи[2]? Да если бы они были хорошими воинами, то не попали бы в плен…

— Ты думаешь, что они в воинском деле хуже наших женщин?

— Конечно! Все те женщины, которые сегодня утром погибли и той тысяче, которой еще предстоит умереть, хорошо владеют луком, есть которые не хуже многих «бешеных», а некоторые даже лучше, с расстояния в триста шагов попадают бегущей лисе в глаз. Такой была твоя покойная мать, — печально вздохнул он.

— Но сегодня они отбили атаку ханьцев у ворот — возразил я.

— Их пятнадцать сотен. И ты прав, они стойкие воины в ближнем бою, но в степи в них ханьцы быстро понатыкают стрел из своих самострелов еще до того, как они дойдут до врага. Они бьют даже дальше наших лучших стрелков. Мы и потеряли внешнюю стену из-за того, что ханьцы под прикрытием самострелов подошли к стене и смогли поджечь ее. Наши, даже лучшие стрелки, не могут сравниться с ними по дальности стрельбы.

«Мда-а, — подумал я, — дела у нас действительно совершенно плохи. Нас почти в семь раз меньше, чем китайцев. И что же теперь делать?»

Я встал и направился к единственной двери комнаты.

— Пойдем! — резко на автомате сказал я Ужасу и произнес я это как-то властно, с не терпящей возражения интонацией. Ага, рефлексы бывшего хозяина в действии.

— Постой, — остановил меня Ужас. — Ты сапоги не наденешь? — и показал глазами на пару коричневых «бутсов», лежащих на полу.

Я посмотрел на свои ноги — и действительно был не обут. Взял сапоги — они приятно пахли выделанной кожей — одев их, к удивлению, обнаружил, что обувь плотно облегала мои ноги, при этом она была очень удобна при ходьбе.

Я на всякий случай осмотрел себя. На мне были черные кожаные штаны и шелковая рубаха синего цвета с расшитыми на ней красными драконами.

«Штаны отечественного, гуннского производства, а рубашка, видимо, импортная, из Китая», — подумал я.

— А защитное снаряжение у меня есть?

— Конечно, — ответил мне Ужас, — и оно у тебя самое лучшее. Лучше, чем у саков, да и дахов тоже.

Глупый вопрос, я же принц, а теперь уже и хан самого воинственного народа в мире.

Он подошел к сундуку, при этом качнул головой, приглашая меня подойти. Через десять минут, разглядывая себя в зеркале, видел воина, экипированного не хуже средневекового рыцаря. Я был защищен одетой на мягкую, но довольно плотную кожаную рубаху полнорукавной кольчугой двойного плетения, спускающейся до половины бедра. Поверх кольчуги, в качестве дополнительной защиты, был одет войлочный панцирь с нашитыми на нее железными прямоугольными пластинами, защищающими грудь и спину. Такой доспех позже назовут куячным. Руки от локтя до кистей поверх кольчуги были защищены толстыми кожаными нарукавниками с широкими металлическими бляшками. Бедра и ноги также были защищены поножами. На широком, без всяких украшений поясе висел меч и большой нож, тоже в простых ножнах. На голову надет бронзовый литой шлем с кольчужной бармицей, хорошо защищающей шею. В завершении всего Ужас торжественно надел на меня ту самую золотую цепь с подвеской волка, а затем подал колчан со стрелами и лук длинной примерно в сто пятьдесят сантиметров.

Я закинул колчан за спину. Лук был классический, сложносоставной, который использовали кочевники со времен саков до периода активного использования огнестрельного оружия. Сделан он был из нескольких сортов дерева, костей животных, сухожилий и бычьего рога. Взяв его в руки, я интуитивно почувствовал, что этот лук был произведением искусства, технически совершенным и изготовлен лучшим мастером. Лук этот отличался от других также используемых гуннами, как знаменитый самурайский меч Хондзё Масамунэ[3] от промышленно выкованных Японией во время Второй Мировой войны для своих офицеров.