Пыльные окна (СИ) - Игнатьев Сергей - Страница 35

Только этого не хватало. Все эти волнующие переживания, ради того чтобы стать опекуном Форреста Гампа, сыплющего афоризмами на любой случай жизни.

— Я не слабоумный. — Дима нехорошо улыбнулся.

— Можно подумать… — пробормотал я, отпивая из банки.

— Что ты читаешь мои мысли. — подхватил Дима. На его лице отражалась скука.

Я заткнулся. Поставил банку на столик.

— Вас что-то гнетет. — сообщил Дима грустно.

— ДА БРОСЬ!!! — я сорвался на крик. — Хватит пудрить мне мозги, парень! Я не знаю, что ты о себе думаешь, но не пытайся дурить меня!

— А то что?

— А то оставлю тебя тут одного в городе. И сам разбирайся с этими готическими отморами, серыми человечками, дедушкой с пасеки и дядей Максом.

— Невкусно. — паренек отставил открытую пивную банку. Мою вспышку он как будто и не заметил.

Он встал, взял с тумбочки закрытую минералку, оставшуюся еще со времен пьянки с Фроловым, вернулся обратно.

— И все-таки, — сказал он. — Почему вы относитесь к Максиму Георгичу так предвзято?

— С чего ты взял?

— Да у вас на лбу написано. Вы просто завидуете, да? Я угадал?

— Чего?!

— Да точно. Вы завидуете Максиму. Он ваш друг, но в отличие от вас он ушел гораздо дальше. Он сильнее.

— Прекрати пургу гнать.

— Между вами что-то произошло.

Похоже парня теперь просто так было не заткнуть.

— Что-то такое, после чего вы не смогли оставаться прежними друзьями.

Я свинтил крышку с бутылки коньяка, щедро плеснул в стакан, выпил. Поспешно выдохнул, зажмурился. Мне, видимо, достался самый паршивый коньяк в области.

— Завязывай. — промычал я, махнув на него рукой.

— Расскажите мне!

— Брось. Хватит.

Он начинал давить. Нашел больную точку, и принялся давить на нее.

Он не отдавал себе отчета в действиях. А на что он способен, я наконец-то увидел. «Хоть бы вы перегрызлись, идиоты…» И они перегрызлись. Став идиотами.

Да, неплохо.

— Более полугода назад я крупно облажался, — сообщил я в пространство, снова наливая в стакан. — С тех пор у нас с Максим Георгичем не особенно теплые отношения. Но это неважно.

— Вы думаете, он вас не простил? — сказал Дима.

Черт, вот привязался.

— Не знаю. Это и не важно. Главное, что они все гоняются за тобой, а я должен тебя отсюда вытащить.

— Я не просил вас об этом. — резко сказал мальчишка.

— Да кто тебя спрашивать будет. — я пригубил пиво, долго пил, проглотив чуть не полбанки, отставил ее на стол, вытерся рукавом.

Мальчишка смотрел на меня.

— Что вы все от меня хотите? Я что, какой-то особенный?

Я кивнул, опять принимаясь за коньяк. Буду сегодня вести себя, как свинья. Надоело сдерживаться.

— Особенный, да. Они все хотят использовать тебя, понимаешь? Хотят, чтобы ты для них кое-что сделал.

— Что? — мальчишка вскочил. — Что я могу сделать?! Чего вы привязались ко мне?

— Сядь. — я махнул на него рукой. — Послушай, ты ведь очень способный. Ты должен прекрасно чувствовать ложь. Поэтому послушай меня и скажи, вру ли я тебе. Мне от тебя ничего не нужно, я просто постараюсь вывести тебя из города. Ты можешь не ехать со мной, это будет твой выбор. Но тут кругом ошиваются те, кто вовсе не собирается предоставлять тебе выбора. Решай сам, со мной ты, или я сваливаю отсюда один. Я не потяну тебя силком, Дима.

Он смотрел на меня, прищурившись.

— Вы не врете. — сказал он наконец. — Но ведь и Максим мне не врал. По крайней мере, мне так казалось. Почему я не должен доверять ему?

— Потому что он идеалист! — выпалил я. Запил коньяк пивом, поморщился. — С идеалистами так всегда. Говорят они гладко и красиво, и им очень хочется верить. А в итоге получается какая-то лажа. Я и сам из их числа, поэтому и утверждаю так уверенно.

Я почувствовал себя пьяным. Встал с кресла, прошелся по комнате.

Мальчишка сидел на кушетке и смотрел на меня.

— Что вы собираетесь делать?

— Увезу тебя в Москву.

— А там, там что будет? Я что, понадобился кому-то, кто сидит там?

— Там тебе помогут. — сказал я. — Помогут развить твои способности.

— Стать таким же, как вы? Не хочу.

Я покосился на него. Ухмыльнулся.

— Это ты с непривычки. Тебе понравится, уверен. А если не захочешь, всегда сможешь вернуться обратно. В этот чудесный городок.

— Сволочи вы. — сказал мальчишка спокойно.

Он встал с кушетки, ушел в спальню, захлопнул дверь.

— Точно. — кивнул я. Сел в кресло, выпил еще. — Сволочи мы, да еще какие. Но ты зря волнуешься, все будет хорошо, Дима. Увезу тебя в Москву, в город больших возможностей. Тебе там понравится. Покажу тебе Третьяковку, Пушкинский, Царь-колокол. Еще конечно пойдем с тобой в Зоологический музей. Знаешь, там так здорово. Эти длинные стеллажи, а на них множество пестрых насекомых, самых разных. Таких причудливых. И животные. Целые куски миров под стеклом. Каждый на своей территории, кто на пенопластовом снегу, кто на бархане из папье-маше. Как живые. Такая тщательная работа. Можно ходить, смотреть. Там лучше, чем в зоопарке. Никаких всплесков, никаких чувств, никаких голосов. Кроме одного. Один голос там все же слышится, но очень тихо. Как шепот на ухо. И на елочном шаре ничего не отражается, понимаешь? Они все молчат…

Не знаю, слышал ли он меня через дверь или я говорил сам с собой.

Я поставил бутылку на стол.

Почувствовал, как проваливаюсь в сон. Все-таки нашел в себе силы доплестись до душа. Постоял какое-то время под горячими струями, смывая с себя всю налипшую за день грязь.

Проклятье, последние дни я слишком часто оказываюсь на земле в горизонтальном положении. Куртка уже, как у бомжа.

Но это ничего, завтра в Москву, а там как-нибудь устроится.

У меня еще оставалось кое-что из командировочных, выданных Черномором. И можно было попробовать наведаться в старую квартиру, хоть старик и запретил. Но мало ли что сказал старик. Из-за него, в конце концов, я ввязался во всю эту историю.

Я еще некоторое время боролся с желанием отключиться прямо здесь, в ванной, упершись лбом в кафельную стену. Потом наконец вылез, наспех вытер голову, натянул чистые плавки, джинсы, футболку. Шаркая и свешиваясь головой как зомби, доплелся до кушетки.

И рухнул, как подкошенный.

Завтра утром выезжаем, сказал я себе. Завтра.

И провалился в сон без сновидений.

Меня разбудил холодный ветер, коснувшийся лица.

Не хлестнул, не погладил. Потрепал по щеке. Настойчиво, требовательно.

«Просыпайся, проводник».

Я вздрогнул, приподнимаясь на локте.

Димино сопение доносилось через приоткрытую дверь. Сам я лежал на кушетке в гостиной.

Я приподнялся, уставился на балконную дверь. Почему-то я ожидал вновь увидеть на стекле желтое пятнышко света от сильного фонарика.

Вместо этого моей щеки вновь коснулся невесомый холодок.

«Выходи, проводник, я жду».

Все-таки, и он не сдержался. Тогда на лестнице, понял что все его молодчики с автоматами против меня не выстоят. Его карта бита. Но все же лакомый кусок и он упустить не смог. Не сдержался.

Я стал одеваться, очень тихо, чтобы не разбудить Диму.

Засунул за брючный ремень пистолет, аккуратно приоткрыл балконную дверь, вышел.

На улице было темно и зябко. Ветер шелестел падающей листвой.

Лидер Уруту стоял на том же месте, где в первую ночь ждал меня Максим. Серая фигура в полумраке казалось призрачной, нереальной.

А позади него, чуть покачиваясь, слепо пялясь на здание широко раскрытыми глазами, стоял залог его победы, его «доноры».

Снова это были совершенно разные мужчины и женщины, разных возрастов, по-разному одетые. Но все в одинаковых застывших позах, с окаменевшими лицами. Совсем рядом, в тени дерева, белела, чуть подрагивая, женская ночная рубашка. Лица ее обладательницы не видно было в густой тени. Заметив ее, я поежился.

Я молча покачал головой, глядя серому человеку в подбородок.