Дом у озера (СИ) - "Поздний Боржоми" - Страница 10

Он стартанул с пробуксовкой, выехал на дорогу, колеса раскидывали в разные стороны комья грязи. Нед смотрел ему вслед, тяжело, не мигая, как какая-нибудь чугунная статуя.

Он боролся с желанием вернуться, дождаться ее, доказать ему… Была бы безобразная сцена, крики, ее слезы. К черту. Он разберется со всем этим попозже.

Он умылся в туалете маленькой автобусной станции, переоделся в чистую футболку. Нос распух на пол лица, сполз на бок, а под глазами наливались чернотой огромные синяки. Правый резец расшатался в десне, разбитая губа зияла глубокой щелью. У всех Старков была на редкость тяжелая рука.

Голова болела просто ужасно, наверняка сотрясение. Он купил в аптеке какие-то таблетки, выпил сразу три штуки. Дождался автобуса, сидя на лавочке, уперев подбородок в грудь. С носа вдруг опять закапало красным.

- Все в порядке, сэр? – обратился к нему мимо проходящий молодой полицейский.

- Да. Я… я неудачно упал, - сказал Петир, прижимая салфетку к носу.

Полицейский вежливо попросил его документы, долго смотрел паспорт и страховку. Потом отошел, но Петир ловил на себе его взгляды. Ничего удивительного, вид у него был что ни на есть самый привлекательный для полиции.

Потом, уже в автобусе, отвернувшись к стеклу, стискивая зубы от боли, он подумал с сарказмом, что это в самом деле был незабываемый отпуск…

***

Он добрался до Нью-Йорка совершенно вымотанным, больным и очень раздраженным. До конца отпуска оставался один день, но выходить в таком состоянии на работу было немыслимо.

- Что значит, вы не выйдете? - возмущался Оливар, его личный помощник, по телефону. – Я требую как минимум двойной оклад, как минимум…

- Будет тебе двойной оклад. Зайди ко мне в обед.

Исполнительный Оливар зашел.

- Матерь божья пресвятая дева Мария… - пробормотал он в дверях.

- Не богохульствуй. Мне нужно еще дней пять отпуска, - хмуро сказал Петир. – Как вы, справляетесь?

- Лучше чем с вами, - не преминул съязвить Олли. – Кто вас так?

- Йети, - усмехнулся Петир. – Там полно озлобленных йети.

Он отдал необходимые распоряжения, подписал себе заявление на продление отпуска (все должно быть официально, несмотря на то, что это была его собственная фирма, это было его правилом), и забрал у Оливара отчеты за предыдущие две недели.

- Это можно исправить? – Оливар почти с отвращением всматривался в его лицо. – Так жаль. У вас был такой аккуратный нос…

- Иди ты к черту со своими гейскими замашками! – не выдержал Петир.

- Я вас засужу когда-нибудь за гомофобию! – Оливар подхватил из корзины на столе яблоко и, весело насвистывая что-то, направился к входной двери. – Позвоните, как оправитесь.

Оправиться оказалось не таким простым делом.

На носу ему сделали операцию. Нед постарался на славу, и перелом оказался сложный, оскольчатый, как они сказали… Был наркоз, трубка в горле, уколы, ужасная головная боль и лежание потом в больнице. Потом целую неделю он потратил на стоматолога.

После операции лицо было все опухшее и синее, его мучили сильные мигрени, он сидел дома, глотал таблетки и думал, думал, думал…

Проще всего, конечно, было оставить все как есть. Притвориться, будто ничего не было, ему это не в первой. Он никогда особенно не заботился о том, что о нем думают другие, и сейчас тоже было неважно… По крайней мере, это касалось Неда. Ему было плевать, что думает Нед. Когда он вспоминал его побелевшее от ярости лицо, глаза, полыхающие праведным гневом, раздражение накрывало с головой. Чертов Нед. Весь такой правильный, честный, до невозможности прямолинейный, жесткий и «сложный» как кусок рельса.

И все же в глубине души ему было жаль. Нед был одним из немногих людей на этой планете, кто его не раздражал, и кого не раздражал он. Противоположности сходятся… Не будет больше бильярда и пива, и старковских неповоротливых шуточек, и его откровенно осуждающего взгляда, когда шел разговор о женщинах или банковских делах. Осуждающего и честного, вот этого ему в жизни не хватало. Может быть, Нед в какой-то степени помогал ему сохранять что-то человеческое, не перешагивать эту невидимую черту внутри себя самого, отделяющую пройдоху и бабника от законченного подлеца.

Но, конечно, дело было не в Неде по большому счету.

Дело было в ней… Он уже знал, что не сможет ее забыть, никогда не сможет. Девчонку, с которой провел два дня в доме у озера.

Она была в его мыслях каждую секунду – не всегда явно, где-то на задворках сознания, но ее присутствие в его голове было постоянным.

Он просыпался по утрам с привычной уже головной болью, и ощущал на губах вкус ее поцелуев – наверняка она ему снилась в момент пробуждения, иначе откуда бы он брался, этот легкий цитрусовый привкус.

Он смотрел с балкона на шумный Нью-Йорк, а в голове была тишина – та самая, ватная, мягкая, которую он ощущал, глядя на спокойную гладь воды, когда держал ее на своих коленях.

Он закрывал глаза, засыпая, и почти физически ощущал прикосновение ее теплых рук, когда даже кончики ее пальцев на его лице смущались и в тоже время смелели с каждым его поцелуем.

Какая несусветная ерунда. Петир Бейлиш никогда не думал, что способен на подобные глупости.

Но он скучал. Он хотел ее увидеть.

Узнать номер ее телефона было несложно. Один звонок и через полчаса ему пришло сообщение – номера - домашний, мобильный, электронная почта, профили в соцсетях.

Он долго сидел за ноутбуком, лазая по ее страничкам. Обычная девчонка - друзья, подруги, праздники, учеба, сериалы, музыка, котята, какие-то цитатки… Никто не знал, какая она на самом деле. Она никому не показывалась.

Тем же вечером он долго сидел на диване в полутьме, вертел в руках телефон с уже набранным номером… “Ты всегда вроде хорошо соображал”, - сказал ему Нед. Но сейчас он вообще не представлял, что ей скажет. Просто отупел он с этой девчонкой.

Она взяла трубку почти сразу, после второго гудка.

- Да? – слегка настороженно, как бывает, наверное, у всех, когда отвечаешь на незнакомый номер.

- Привет, - сказал он и напряженно вслушался в тишину. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем она ответила:

- Привет.

Она его узнала и не бросила телефон. Это уже могло обрадовать.

- Я… - он замялся, вскочил с дивана. – Прости, что уехал вот так.

Он не знал, сказал ли ей Нед о том, что все видел. Надеялся, что не сказал.

- Да ничего, - как-то равнодушно сказала она. – Бывает.

- Слушай, - он подошел к окну, к закату над огромным городом, глядя в ту сторону, где сейчас, за много-много километров от него, находилась сейчас она. У них там уже поздний вечер… – Я хочу поговорить.

- О чем?

- О нас.

- Петир, - он мгновенно напрягся, почти до выступивших мурашек спине. Холодно, слишком холодно от ее голоса. – Я все бы поняла. Любые твои слова, любое решение. Я и не надеялась ни на что. Но эту трусость не приму никогда.

- Санса…

- Ты просто уехал. Просто исчез, как будто тебя не было. Как будто… как будто тебе все равно.

- Нет! Мне не все равно! Просто возникли обстоятельства…

- Я понимаю, я сама виновата. Понимаю, что все это было неправильно, как ты сожалеешь, понимаю. Но ты мог бы хотя бы попрощаться. Просто сказать «прощай»… Я вернулась, а тебя уже не было. Папа сказал, что ты сразу уехал… Как будто ждал момента, чтобы сбежать…

Он зажмурился изо всех сил от досады. Перед глазами замелькали красные круги. Он мог бы сейчас все свалить на Неда, на эту чертову драку, на избиение даже, на то, что он его выгнал, не дав возможности им поговорить… Но нельзя, ей нельзя было этого говорить, она же сразу накинется на отца, она не смолчит. И Нед в запале может наговорить ей лишнего. У нее и так много проблем, чтобы еще ссорить ее с отцом.

- Послушай, послушай меня, - торопливо сказал он. – Пусть я струсил, ладно. Но если бы мне было все равно, стал бы я звонить сейчас?

Она помолчала. Он дотронулся до ноющей переносицы.