Мыс Чёрных сов - Лобусова Ирина - Страница 35

— Я не посторонняя. Вы меня прекрасно помните, я ее подруга. Я с ней была, когда комнату осматривала.

— А он кто? — неприязненно отозвалась женщина.

— Мой муж, — Зина решительно шагнула вперед, Саша двинулся за ней. Хозяйке не оставалось ничего другого, как последовать за ними.

Когда они вошли во двор, Зина сразу поняла, за каким занятием они застали Юну — та стирала. На табуретке стояло жестяное корыто со следами мыльной пены. А на бельевой веревке, протянутой между деревьями, раскачивалась свежевыстиранная белая простыня, с которой еще капала вода. В воздухе был остро разлит запах стирального мыла и, похоже, хлорки.

Это показалось Зине странным. Кто затевает стирку на ночь глядя? Логичнее стирать во дворе утром, когда светло, а не вот так, в полной темноте. Темнота во дворе действительно казалась полной. Двор освещал лишь свет из окон и из коридора двухэтажного каменного дома. К тому же простыня была одна. Ничего другого на веревке не было. Что за странная стирка? Плюс этот запах хлорки… Запах, сразу воскрешающий в памяти какую-то больницу. Зина принюхалась. Точно хлорка. И несло этой хлоркой из корыта, в котором стирали простыню. Что за странная идея — полоскать белье с хлоркой? Зачем проводить такую тщательную дезинфекцию? Это было совершенно непонятно.

— Проведу, — буркнула хозяйка, идя по дорожке вперед. Ей явно не понравился интерес, с которым Зина присматривалась к выстиранной простыне.

Они пошли за Юной. Окна одноэтажной пристройки были темны.

— Она, вообще, дома? — засомневался Саша.

— Дома, — глянула на него Юна, — утром как вернулась, расстроенная, так больше никуда и не выходила. Я ее вечером и не видела. Спит, наверное.

Зина с Сашей переглянулись. Обоим резануло слух слово «расстроенная». Зина постучалась в дверь:

— Маша, открой! Это свои.

За дверью была полная тишина, не слышалось ни звука.

— Маша, открывай! Это я, Зина! — она застучала сильнее. Снова ничего. Маша никак не реагировала на стук.

— Да не заперто здесь. Вы что, не видите? — неприязненно буркнула Юна и толкнула дверь, которая действительно оказалась открытой.

Внутри было темно. Хозяйка щелкнула выключателем, освещая небольшую прихожую. Затем ступила вперед в комнату. Зина с Сашей двигались следом за нею.

Вспыхнул яркий свет. Картина, которую Крестовская потом увидела, врезалась в память ее до конца жизни.

В комнате был абсолютный порядок. Сразу бросился в глаза чистый, свежевымытый, еще влажный пол. В воздухе витал запах хлорки.

Маша лежала на кровати на животе. Она была абсолютно обнаженной. Голова была повернута к стене. Одна рука свешивалась с кровати. В этой руке был зажат стеклянный пузырек. Второй пузырек, пустой, лежал на полу, совсем рядом с кроватью.

Закричав, Зина бросилась к подруге. Та была мертва. Глаза ее были широко открыты. В них застыло какое-то детское удивление. Казалось, Маша задает какой-то важный вопрос, и смерть прервала ее в тот самый момент, когда она почти получила ответ.

Тело Маши было холодным. В воздухе витал слабый трупный запах. Судя по всему, она была мертва уже несколько часов.

Зина прикоснулась к телу — оно было закостенелым. По всем признакам, Маша умерла еще утром и пролежала до вечера несколько часов.

И тут в глаза Зины бросился странный факт: Маша лежала на голом матрасе, без простыни. В памяти тут же всплыло белое мокрое пятно, раскачивающееся на ветру. Зина резко обратилась к хозяйке:

— Зачем вы постирали простыню? Это ведь ее простыня?

— Она сама меня попросила, — Юна пожала плечами и поджала губы, — утром. А руки у меня дошли только вечером.

— А где другая простыня?

— Откуда я знаю? — Юна снова передернула плечами. — В шкафу, может? Я думала, она сама постелит.

— Господи… — Саша стоял белый как мел. — Что же это… Господи… Отчего она умерла?

— Покончила с собой, — неожиданно резко повернулась к нему Юна. — Наглоталась снотворного, видите? Вон, пузырек в руке!

— Разве у нее было снотворное, откуда? — удивилась Зина.

— Я покупала. Она меня просила. Доставала по своим каналам, — все так же резко сказала Юна. — Она все время пила на ночь люминал.

Люминал… Зину передернуло от знакомого слова.

— И долго она пила снотворное? — спросил Саша.

— Да как у меня поселилась, так и стала покупать, — уже спокойно ответила Юна. — Две недели, наверное.

Зине отметила про себя абсолютное, ничем не прошибаемое спокойствие квартирной хозяйки. Обнаружив в своем доме мертвое тело, та была спокойна — ну прямо как лед! Ни слезы, ни волнения, ни дрожи в голосе… Она даже не изменилась в лице! В этом было что-то странное.

Страшное подозрение зашевелилось в голове Зины. Может быть, ледяное спокойствие этой Юны объясняется тем, что она уже видела тело? Раньше них?

— Надо милицию позвать, — вдруг заявила квартирная хозяйка. — Тут у соседей есть телефон. Я пойду позвоню. Вы никуда пока не уходите.

— Мы побудем с ней, — кивнул Саша.

Спокойная, даже величавая в этом страшном спокойствии, Юна удалилась.

— Давай поищем записку, — обернулся к Зине Саша, — где-то она должна быть.

— Ты думаешь? — горько вздохнула она.

Но, тем не менее, стала искать. Свои вещи Маша держала в абсолютном порядке, поэтому все было разложено по полочкам. Личных вещей у нее было очень мало, поэтому большинство полок в шкафах были пустыми. Записки нигде не было.

Они даже заглянули под кровать и за кровать — никаких следов. Ничего не обнаружив, Зина принялась осматривать тело.

В горле были следы рвотных масс, но незначительные, недостаточные для того, чтобы ими захлебнуться. Судя по всему, рвотные массы появились почти сразу перед наступлением смерти. Этот признак как раз и указывал на отравление снотворным. Если доза была велика, то до появления рвоты могло остановиться сердце.

Тело было абсолютно чистым. Зина тщательно исследовала каждый сантиметр: ни ран, ни порезов, ни синяков, абсолютно ничего. Ни следов уколов или каких-либо других ссадин, которые могли бы натолкнуть на мысль, что смерть является насильственной. Судя по первичным признакам осмотра, Маша действительно покончила с собой.

— Я не могу найти ничего подозрительного, — Зина была в полном отчаянии, — все выглядит так, словно она действительно наглоталась снотворного! Ни одного признака, что ее убили! Ну просто ничего нет!

— А я не понимаю, где ее одежда, — задумчиво произнес Саша, — почему она спала голой? Ведь сейчас же не жара! В комнате довольно холодно. Почему же она разделась догола?

— Сексуального насилия над ней совершено не было, я смотрела, — как бы не слыша его, говорила Зина, — судя по признакам, перед смертью у нее не было секса.

— Где же вещи? — продолжал свое Цимарис.

Переглянувшись, они начали искать вещи. Но их нигде не было. Плюс пол… Это откровенно смущало Зину. Кое-где виднелись лужицы воды. Судя по всем признакам, пол вымыли недавно. Но зачем? Зачем?

Прошло несколько часов, пока комната не заполнилась людьми. Пожилой следователь равнодушно осмотрел тело и принялся писать протокол.

— Где ее вещи? — Зина решительно подошла к Юне, которая тоже находилась в комнате. — Где ее одежда?

— Отдала мне для стирки, — равнодушно ответила та, — еще утром.

— Почему она спала голой?

— Откуда мне знать? — Юна бросила на нее презрительный взгляд. — Может, повредилась головой! Самоубийцы перед смертью совершают самые ненормальные поступки. Откуда мне знать, какой бред был у нее в голове?

— К ней приходили кто-нибудь — утром или вчера в течение дня?

— Никто не приходил. Да она и сама почти никуда не выходила. Вчера днем вышла в магазин, принесла продукты. И все. А сегодня утром ушла рано, часов в восемь. Куда она ходила, не знаю, но вернулась скоро, через полчаса, очень расстроенная. Отдала мне одежду и простыню, сказала постирать. Больше я ее не видела.

— И к ней никто не приходил?

— Абсолютно никто.