Мыс Чёрных сов - Лобусова Ирина - Страница 53

Однако надлежащие выводы по этому учению сделаны не были. В начале 1938 года Военным советом было предложено создать курсы по подготовке подводного десанта. Идея высадки диверсантов на берег, подрыв вражеских кораблей при помощи водолазного снаряжение ИДА стала настолько важной, что был создан специальный отдел, который должен был заниматься подготовкой военного состава на Черноморском флоте, на базе Крыма и Одессы. Была проведена огромная исследовательская и конструкторская работа, направленная на обеспечение таких действий и совершенствования имеющегося снаряжения и техники.

Был подготовлен план специального учения, который в начале 1938 года утвердил командующий ВМФ СССР.

Целью учения был выход бойцов из торпедного аппарата подводной лодки в индивидуальном снаряжении подводника с глубин 15–20 метров. Их задачами были подрезка противолодочных сетей для форсирования подводной лодкой противолодочных заграждений, замена экипажей в подводном положении подводной лодки, высадка десанта для разведки и совершения диверсионного акта на берегу с реальным применением оружия и взрывных средств. Выход осуществлялся с подводной лодки Щ-112.

Все стоящие перед участниками задачи были выполнены очень успешно. Опыт оказался бесценным. Поэтому на Черноморском флоте началась подготовка отряда морских диверсантов. Были отправлены 40 человек, которые, пройдя очень серьезную медицинскую комиссию, были отобраны на секретную базу, месторасположение которой было строго засекречено. Для водолазной подготовки спецотряда была выделена подводная лодка «Правда». Из этих 40 человек была создана рота особого назначения. Об успехах и процессе подготовки докладывали лично Сталину. Место дислокации роты было строго засекречено.

Закончив читать эти бумаги, Зина поняла очень важную вещь. Местом дислокации секретного спецотряда «морских дьяволов» и был район мыса Черный в Крыму.

Но кто и зачем переименовал «морских дьяволов» в «черных сов»? Зина не сомневалась, что «черные совы» и являются тем самым спецотрядом. Почему они получили такое название, еще предстояло узнать.

С папкой было покончено, и Зина аккуратно вернула ее на место. Вдвигать обратно ящики не собиралась — пусть Маринов видит, что в квартире был обыск. Ей было на это плевать.

Но прежде чем уйти из квартиры, Крестовская собиралась внимательно осмотреть еще одно — медицинские препараты. Она запомнила шкаф, где Анатолий держал свою аптечку, которой он воспользовался, когда она порезала руку. Именно там, в шкафу, в коробке, были лекарства. Нашла она ее без труда.

Она сразу заметила, что лекарств стало больше, во всяком случае, увеличилось количество ампул. Сверху лежала какая-то белая коробочка, доверху заполненная упаковками с таблетками. Названия на них не было, были какие-то надписи. На части таблеток коричневого цвета было написано «Panzerscho-kolade». Остальные — их было намного больше — были белого цвета и назывались «Pervitin». Не долго думая, все образцы — и таблетки, и ампулы — Зина забрала с собой.

Заколоченные досками окна не вызывали оптимизма. Одноэтажный барак покосился набок, словно боялся упасть в огромную впадину на дороге, напоминающую самодельный овраг. Поблизости вообще не было приличного жилья, ничего, кроме трущоб и одноэтажных домов с грязными стеклами, которые напоминали Зине звериный оскал какого-то хищного животного, который вглядывается в редких прохожих.

Это было самое сердце Молдаванки, неприветливое, отпугивающее, сбросившее маску каких-либо приличий и в отчаянии бравирующее собой.

Где же аптека? Зина остановилась на углу неподалеку от трамвайной остановки, стала вглядываться в одноэтажные хибары. Вдалеке истошно, с надрывом, залаял пес. Тут же раздался хор аккомпанирующих ему собачьих голосов, раздирающих воем все пространство под унылым, свинцовым небом, нависающим над городом и время от времени поливающим его дождем. И от этого Зине стало еще тоскливей, еще тревожней на душе.

Она неуклюже переминалась с ноги на ногу. Зачем она полезла в это осиное гнездо? Несмотря на то что в ее сумочке лежал пистолет старика-таксидермиста, Зина все равно не чувствовала себя защищенной.

Из-за угла вышла какая-то бабка в клетчатом платке, она несла ведро с рыбой. Похоже, это была торговка с Привоза, которая возвращалась домой, не распродав свой товар.

— Простите… — Зина кинулась к ней, — вы не подскажете, где здесь аптека?

— Шо? — бабка вытаращила на нее туповатые глаза.

— Аптека, говорю… — Собачий лай дико вибрировал в воздухе, заглушая слова.

— Так за тобой же, шмара ты конченая! — вдруг с непонятной дикой злобой ответила бабка. — Шо пялишься, как баран на новые ворота? За тобой, говорю!

Зина обернулась — это надо же! Действительно, на противоположной стороне улицы, прямо за ней, стояло одноэтажное чистенькое здание с белой крышей и вывеской «Аптека». На фоне всеобщей запущенности и разрухи крыша выглядела совсем новой.

— Спасибо… — проговорила Зина, но бабка, не дослушав, вдруг со злобой плюнула ей прямо под ноги и быстро пошла прочь, бормоча под нос какие-то проклятия. Зину передернуло.

Быстро перебежав дорогу, она остановилась напротив входа. Дверь была закрыта. Зина вспомнила то, что было в записке, — служебный вход. Быстро обогнув домик, она вошла в узкую калитку тесного, какого-то грязноватого дворика и вскоре уже стучалась в дверь аптеки. Ждать ей пришлось не долго. Вскоре дверь распахнулась и на пороге возникла миловидная полноватая блондинка лет тридцати с добродушным лицом.

— Добрый день, — поздоровалась Зина, — мне нужна Галина.

— Ты разве по записи?

— Простите? — удивилась она.

— Какой у вас срок? — спросила женщина, и Зина все поняла — и злобу бабки, и почему та плюнула под ноги. Заведение под вывеской «Аптека» специализировалось на подпольных криминальных абортах. Официально аборты были запрещены в 1936 году, и для советских женщин это стало настоящей бедой, потому что с контрацепцией было туговато. Приходилось изворачиваться, искать подпольных врачей и рисковать, ведь в случае облавы уголовный срок существовал и для врача, и для пациентки. Поэтому подпольные аборты стоили очень дорого.

Зина знала несколько своих однокурсниц, которые быстро переквалифицировались на это дело и очень скоро стали ходить все в золоте и жить на широкую ногу. Впрочем, она подозревала, что это удовольствие продлится для них не долго. У НКВД были длинные щупальца, проникающие во все сферы жизни. И если такие вот подпольные кабинеты существовали, то это не потому, что следователи карательных органов не знали об этом. А потому, что между начальством и теми, кто подобными кабинетами управлял, были совсем другие расчеты.

— Нет, — Зина покачала головой, — я совсем по другому делу. Мне переговорить с ней надо. О другом.

— Галины сейчас нет, — женщина вдруг враз потеряла доброжелательность, — но она скоро придет.

— Я могу подождать ее?

— Не знаю, — лицо ее уже вовсе было хмурым.

— А так? — Зина достала деньги и протянула ей.

— Ладно, — купюра моментально растворилась в руке, и женщина провела Зину в небольшую комнату, где стояло несколько стульев, заваленный журналами столик и шкаф с медицинскими инструментами. В стене виднелась еще одна дверь. Зина опустилась на стул. Где-то вдалеке часы пробили три часа дня. Она вздрогнула, словно ее ударили под дых. Что за жуткое место! Ей вдруг со страшной силой захотелось убежать отсюда, скрыться… Но она не могла. Вся атмосфера этой комнаты словно была пропитана отчаянием и страхом женщин, которые приходили сюда в последней надежде. Зина просто почувствовала, сколько горя знали эти стены, какой тоской они были пропитаны!

Судьба не дала ей шанса почувствовать, с чем приходили эти женщины сюда. Но она точно знала, что ни за что на свете не пришла бы в это страшное место. Сложись по-другому, она оставила бы ребенка и изо всех сил боролась бы за его жизнь. Однако она понимала, что не имеет права осуждать этих женщин, обреченных самой жизнью на невозможность распоряжаться своим телом. Против них было общество и время, когда они жили. И ей оставалось только бесконечно жалеть. А потому она с трудом переносила тоску, словно сочащуюся из этих стен, бесконечную тоску…