Чертова принцесса (СИ) - Шепельский Евгений Александрович - Страница 4

– В случае Нэйты, однако, понадобилось много времени, чтобы утрясти все формальности: вместе с браком будет подписан договор о вечном союзе с Селистией. Будь добр, не маши так сильно этой вонючкой, мне уже дурно. Какой враг людской пропитал ее олифой?.. Так вот: Тендал – человек жесткий, однако в сердечных делах... Он оставил ей время на раздумья. Он... ты понимаешь, что интересно: он воистину искал женщину для брака не только по расчету…

– Ур-реш! Да что вы несете… О черт…

– Да-да, не смейся, но в этом деле замешано настоящее романтическое чувство! Я так думал, по крайней мере…

– Аргх! Ошибочка вышла.

– Ох-ох… Теперь и я вижу, как ужасно ошибался… Она сама говорила мне, что он оставил ей время на раздумья... Но барон Крочо ужасно на нее давил, она колебалась, ты знаешь, Олег… Даже плакала… Но затем дала свое согласие…

– Ек… ненавижу мужиков, что перекладывают ответственность на баб! Время на раздумья… Ну конечно… И чтобы потом не возмущалась, что, мол, вышла замуж по принуждению. Сама сунула голову в петлю – сама и виновата. И Тендал, и Крочо – оба не мужики, а парочка уродов!

Мудрец захлюпал носом:

– Это так! Я думал, что сей брак не политический, или не совсем политический, – если только Фалгонар и Селистия не уничтожат совместно республику Менд, чтобы наложить властную длань на торговые пути востока. О, уж тогда Крочо своего не упустит!.. Принцу нужна женщина благородной крови из далекой страны – искренняя, чистая, несвязанная с благородными домами Фалгонара, чтобы не служить рычагом давления на Тендала. Отец его вскоре умрет, и он хочет взойти на престол, уже будучи связанным узами брака с женщиной, коя станет его королевой.

– Сказочно! – Я мысленно выругался.

– Принц не выносит грязи, если ты понимаешь, что я хочу сказать... Только такая женщина может стать матерью его детей, создать теплую гавань, в которую Тендал будет возвращаться после государственных дел, и...

– О боги, оставим, Франног! Я понял. Теплая гавань, мд-а… Подозреваю, что у него будет две гавани – одна для жены и деток, а вторая – для любовных утех. А Нэйта решилась плыть, потому что... Конечно, вряд ли найдешь мужа лучше, чем будущий император. К тому же в Фалгонаре запрещено многоженство. Оставим. С кем из его свиты вы еще говорили?

– Э? Советники разные... Несколько приближенных дворян. Совершенно никчемный колдун... как же его звали?... Ом Бакинчу.

– Никчемный, но имя-то вы запомнили.

Шлюпка легла на воду. Матросы отпихнулись от корпуса флагмана и взялись за весла.

– Бездарный шарлатан! Выходец из страны Йенди, а точнее – я подозреваю! – Франног задрал палец, разойдясь не на шутку, – он оттуда бежал. Его вычеркнули из матрикула тамошнего магического ордена, а может, приговорили к смерти за какие-то грехи. – Край робы несильно задел макушку Франнога. – Шахнар! Ой! Да-да, помню: мне нельзя вертеться!.. Он порицает селистианскую магию за косность, а сам ни черта не смыслит в герметике, бестиарике и антропософии! Не видит разницы между химерой и мантикорой. Повсюду таскает реквизит – жезл с перидотом, хрустальные шары, гримуары. Как будто настоящий чародей не способен без них показать, чего он стоит!

– Аргх, хватит! У вас вышел спор?

– Я... – Мудрец внезапно замялся. – Я был, так сказать, второй скрипкой. Основной спор развернулся между придворным магом Крочо, несравненным Абу-Нишрамом, и Бакинчу.

– Вот как, а я-то полагал, что у Крочо всего один чародей-дармоед...

– Что-что?

Отдуваясь, я указал на фигуру под бушпритом:

– Говорю: этот засранец с позолоченными патлами – наверняка точная копия принца.

Старик вздернул ощипанную бровь, глянул уголком глаза:

– Это фольклорный богатырь Тиберио Вакас. Победитель драконов и спаситель принцесс.

– Гм!

– В юности был схвачен врагами, и после пыток потерял способность физически любить женщину. Посему является символом непорочности и светлого платонического чувства.

– Уреш! – История произвела на меня впечатление.

– Ты перебил меня, Олег! Обмен мнениями перешел в диспут, а закончился оплеухами. Крайне неудобно получилось. Бакинчу настаивал на магическом поединке, но Тендал и Крочо уладили стычку между чародеями полюбовно. Но этот Бакинчу, несомненно, заслуживал хорошей магической трепки!

Я опустил робу.

– Стало быть, все внимание Бакинчу было приковано к Абу-Нишраму? Это хорошо.

– А тебя он видел и, прости… ох, Шахнар, прости… вожделел.

– Знаю. Я буду изображать кретина с перекошенной рожей.

– Ох…

– Для меня это не сложно, Франног.

– Хм, сын мой…

– Все, больше ни слова: шлюпка подходит!

Франног извернулся и – о, он, бесспорно, усвоил мои наставления! – радостно замычал.

*Это про нас со старикашкой. Причем если вы заглянете в конец книги, то поймете, что я по сравнению с этим жуликом и прощелыгой просто агнец!

ГЛАВА ВТОРАЯ (обманная)Грязные мерзкие негодяи*

Я не брал уроков актерского мастерства, но жизнь в этом мире — особенно первые годы, когда я прозябал в рабстве – научила меня прикидываться. Я знал – если перекосить рожу, например, приподнять мышцы одной части лица, тебя вряд ли узнают люди, с которыми ты знаком, скажем так, шапочно. Друзья, конечно, опознают, но на «Божьей благодати» друзей у меня, тьфу-тьфу, не было. А принц, слава всем богам Вселенной, не стал мне близким другом, хе-хе. Вандора стала… больше чем другом, но ее нет на «Благодати» и подавно.

Ну-ка, ребята… ну-ка, посмотрите. Я вижу как вы висите над волнами и ухмыляетесь, разглядывая, как я, повернувшись тылом к кораблю и приближающейся шлюпке, корчу рожи одна страшнее другой. Впечатляет, верно? Я – умею. Я – мастер на все руки. И на всю свою дурную физиономию. Девушки, не бойтесь! Особенно во-он та девушка, в голубой блузке с глубоким вырезом, которая сжимает в пальчиках с изящным вишневым маникюром Kindle, и еще та, худенькая, с конским хвостиком и круглыми очками – по виду ботанша, что держит смарт LG Optimus и шевелит губами в такт чтению. Ну, не стоит морщиться, моя красота ко мне вернется, и вы сможете меня расцеловать, хотя ваши губы бесплотны и пройдут внутрь меня… Ну-ка, скорчим левую часть лица. Не правда ли, красавец?

Палуба флагмана казалась необъятной, грандиозные наборные мачты превращали людей в карликов. Подвязанные паруса в дебрях такелажа выглядели купами грузных облаков; закатное солнце сообщило им легкий, едва заметный золотисто-желтый оттенок. Пахло смолой, свежеструганным деревом, пенькой и какими-то восточными пряностями. И куда бы не падал мой взгляд, «Божья благодать» сверкала девственной чистотой, словно ее только что, вот прямо только что выстирали со щелоком. Идиллию портило лишь то, что с фок-мачты продолжали уплывать в небо копотные дымовые знаки.

Спасенным поднесли по кружке прохладной воды. Загорелые матросы в форменной одежде (белые рубахи и штаны по колено, на головах тканевые шапочки) черпали ее из медного бака, который затем поставили рядом — мол, пейте, сколько влезет. Вода — не пища, к которой после вынужденной голодовки нужно приучать себя постепенно, так что я напился вдоволь.

После нескольких дней на плоту странно было ощущать под ногами надежную твердь. Запахнув на груди дурнопахнущую робу, которой прикрыл свои шрамы, я оперся о поручень из резного красного дерева; третью кружку воды пил медленно, смакуя каждый глоток.

Безгласный Мака, святой анахорет из Перикелы, скорбный зубной болью, напившись, сел у борта, опустив углы губ; старику не было нужды прикидываться больным.

Я старался держаться как можно естественней перед взорами толпы матросов и солдат в небесно-голубых мундирах. Добавив во взгляд изумления, рассматривал флагман, благо мой рост позволял возвышаться над головами большинства смертных.