Плейбой для феи (СИ) - Елагина Анна - Страница 2

И пусть ваша тьма разорвет мою плоть, но им вы ничего уже не сможете сделать. Я могла успеть поставить защиту пред собою, но за секунду до того, как меня захлестнуло это темное колдовство, я послала ауру света молодым — я пожелала, пусть защищает их ровно столь сильно, сколь крепка любовь их. И нет на свете магии сильнее, чем самопожертвование. И пусть ваш черный вихрь кружит и вертит меня, проносит над морями и океанами, над полями и равнинами, над городами и странами. И пусть он разобьет меня. Вы всё равно проиграли.

Пыльца окружила меня, обволокла негой. Хочет смягчить боль, помочь. Спасибо, моё светлое волшебство. Нам было хорошо.

— И как жаль будет вам расставаться, — слышу я тихий-тихий шепот ветра.

Звон разбитого стекла. Я падаю. Всё в тумане. Кто-то приходит, размытый, слишком нечеткий силуэт. Из-под крыльев плохо вижу, запоминаю только карие глаза и проваливаюсь в спокойную убаюкивающую темноту».

Вечер не предвещал Дэвиду ничего интересного. Но именно такие вечера молодой мужчина и любил: тихие, спокойные, без суматохи, когда стены дома и окна отгораживают тебя от шума и суеты улиц.

Можно взять любимое вино, поставить бокал на рояль, коснуться клавиш как любовницы, как жены которой нет, ласкать их, наслаждаясь ответом музыки.

Дэвид улыбнулся краем губ, скинул надоевшие тяжелые лакированные ботинки, повесил кожаную куртку на крючок. Но тут услышал звон стекла из гостиной.

Стремглав бросаться туда, даже не вызвав полицию, лишь потом показалось весьма опрометчивым. Но ведь входная дверь была заперта, он точно помнил, как вставлял и проворачивал ключ — ни одного намека на взлом.

И замер: окно было разбито. Его окно. В пентхаусе. Аккурат выходящее на террасу, где он выращивал цветы и прочую зелень. Разбитое крепкое окно. Там, откуда весь город виден как на ладони. На высоте, открывающей прекрасные виды, когда могущественные небоскребы вдалеке кажутся игрушечными, но приветливо мигают тебе огнями, когда звуки авто остаются где-то там, далеко внизу. Дэвид специально выбрал такое жилье. Сочетание не сочетаемого: уединенность в «большом стеклянном муравейнике».

Однако его широкое окно в пол было разбито. А рядом вся в осколках лежала, едва трепыхая зелеными полу-прозрачными с узором крылышками…

«Это что большая бабочка?»

Бабочка лежала, лишь чуть подергивая крылышками. В какой-то момент Дэвиду показалось, что он услышал стон. Но так ведь не бывает.

«Только слуховых галлюцинаций мне не хватало», — поругал он себя, заодно сделав отметку на будущее — в ближайшие несколько дней воздержаться от алкоголя, и за прошлые пристрастия себя тоже поругал, но кто же знал, что оно вот так аукнется. Впрочем, он решил сейчас первым делом выпустить несчастное насекомое, невесть каким образом к нему залетевшее. Хотя, без сомнения, было интересно — как. Да как вообще могла бабочка разбить окно? Дэвид передернул плечами, но лишь потому что это помогало сосредоточиться.

К своему счастью, к насекомым он был весьма равнодушен и не испытывал отвращения или страха перед ними. «Это ведь просто маленькая букашка», — думал он, наблюдая, как новая пассия визжит в его загородном доме при виде огромного паука. «Подумаешь, заполз. Он же не ядовитый». Паука Дэвид тогда аккуратно газеткой подцепил и выкинул подальше.

Но в этот раз газеты явно не достаточно. Эта бабочка была длиной примерно с его ладонь. Дэвид присмотрелся, он видел только крылья — ни усиков, ничего. Как будто накрылась ими, желая защититься. И одно крыло — порвано.

«Бедняга», — Дэвид пробежал в кухню, порыскав, нашел стеклянную банку и, вернувшись, накрыл ей насекомое.

«А ты красивая, — чуть улыбнулся он, рассматривая. — Никогда раньше таких не видел: с зелеными крыльями, они даже скорее на крылья стрекозы похожи: два больших вверху и два маленьких снизу. — Бабочка пошевелилась и чуть отвела одно в сторону. — Волосы золотисто-каштановые… ЧТО?»

Дэвид отпрянул от банки, сбивая ближайший стул, не замечая, что царапает руку об осколки окна, которые он собирался убрать, как только поймает бабочку. Иначе — она могла очнуться раньше — попробовать улететь и поцарапаться. Так думал он.

«Твою же… вот … что за …. это ….», — все дальнейшие выражения закрутившиеся в разуме Дэвида вырезала бы даже самая лояльная цензура.

Бабочка застонала, в этот раз Дэвид отчетливо это слышал. Приподнялась и села, уставившись на него своими огромными карими глазищами — на лице. Да, а кроме головы еще у нее были руки, ноги. И даже одежда.

— Где я? — тихо-тихо с трудом спросила она.

«О нет-нет-нет-нет! Человек-мужчина! В смысле, просто человек! Самый обычный человек меня видит! А я еще и заговорила с ним! Кто только за язык дернул. Ничего. Спокойно-спокойно. Сейчас достану пыльцу, усыплю его, потом наведу тут порядок, перемещу бедолагу на диван и он решит, что всё приснилось. Может быть, для верности немного поменять его воспоминания? Но это такая сложная магия. Ой, он подходит! Подходит! Скорее!»

Тем временем сердце Дэвида стучало как сумасшедшее, отдавая в мозг. Где-то на подкорке сознания, как запись на заевшей пластинке, крутилось: «Женщина, это уменьшенная женщина».

Именно так выглядело сидевшее под банкой существо: миниатюрная, с абсолютно нормальными, если не сказать, идеальными пропорциями тела; одетая в легкое разноцветное и при этом похожее на листок платье и сапожки; загорелая. Каштановые с золотистым отливом волосы растрепались и спутались, напоминая сейчас гнездо вороны-мажора, существуй такие в реальности. Впрочем, когда-то Дэвид считал, что подобных вот фей в реальности не существует. Почему захотелось сразу обозначить это создание феей — он ответить не мог. Как будто безусловный рефлекс. Точное знание из тех, что собака — это собака; кошка — это кошка. А большая бабочка с женским телом и лицом — это фея. Не будь Дэвид в шоке, подумал бы, что она очень даже миловидная.

Дэвид медленно, тело слушалось с трудом, на четвереньках решился подползти к фее. Стоило ему только начать приближаться, как та засуетилась, на маленькой ладошке из неоткуда появилась золотистая пыльца, фея дунула… Пыльца, ударившись о стенку банки, отрикошетила в фею. Та закатила глаза и весьма не театрально потеряла сознание.

«Ой».

То ли врачей вызывать, то ли охотников за привидениям. Врачи, может, витаминчики пропишут или какое другое лечение назначат, в обособленном помещении с трехразовым питанием. А охотники…фея же — не привидение, нужны специалисты более широкого профиля. Дэвид тут же одернул себя — не до шуток. Кажется, его разум пытается бороться с внезапным безумием. Это хорошо. Значит, есть еще шанс вылечиться.

«Дэвид Стронг проходит лечение в психиатрической клинике», — тут же вспыхнул перед глазами заголовок бульварной заметки.

А пресса обязательно узнает. А он уже один раз чуть не погубил свою карьеру, да и жизнь тоже.

Дэвид мрачно покосился на бессознательную фею, только что зачем-то обдавшую себя пыльцой. «Хотя скорее меня собиралась», — рационально, если это слово вообще было применимо к данной ситуации, подумал он. «Видимо, хотела, чтобы я отрубился. А потом что? Что оно, она собиралась со мной сделать? Превратить в жабу? Съесть?»

«Только сегодня в меню сочные, хрустящие окорочка Дэвида Стронга». Нет это было уже слишком.

Дэвид поднялся, на негнущихся ногах взял журнал, аккуратно подсунул тот под банку и фею. Просто выкинуть и заколотить окна, и всё. И из дома потом не выходить. А лучше уехать куда подальше — давно хотел отдохнуть вдали от города. Так и не подняв банку, Дэвид замер. Снова посмотрел на фею. «Выкинуть. И что? Я на сорок пятом этаже. Она — без сознания, со сломанным крылом». Исход для Дэвида стал очевиден.

Вздохнув, не трогая пока банку и фею, он распрямился и пошел за совком, веником и клейкой лентой: убрать осколки и временно «починить» окно — а то ветер оттуда задувал довольно прохладный.