Командарм (СИ) - Нестеров Михаил Петрович - Страница 32

Возвращающиеся после нанесения удара японские пилоты самолетов первой волны увидели впереди клубы дыма. Они были опытными летчиками и прекрасно понимали, что на их соединение была проведена атака. А тут и связь заработала, добавив оптимизма пилотам, увидевшим, что садиться им просто некуда. Все авианосцы горели, но даже если бы пожаров не было, крен не позволял им принимать и выпускать самолеты. Японские пилоты сажали свои самолеты на воду около своих кораблей, некоторые воспользовались парашютами.

Вторая волна не понадобилась, то немногое, что оставалось на плаву расстреляли, как в тире, подводные лодки Жени Ильичева. После чего эскадра адмирала Платонова вновь растворилась в бескрайних просторах Тихого океана, направляясь в сторону Японских островов. Предстоял очень важный этап – высадка на Хоккайдо. Результатом проведенной операции стало уничтожение пяти линкоров, шести авианосцев, пяти тяжелых крейсеров и девяти эсминцев. Потери русских составили два самолета, двигатели которых отказали на обратном пути, экипажи были спасены эсминцем.

В то время, когда особая эскадра выполняла рейд к Гавайям, сухопутные войска наголову разгромили Квантунскую армию и очистили от японцев южную часть Сахалина, проводилась десантная операция на Курильских островах. Авиационные подразделения гвардейской армии особого назначения РВГК принимали в этом самое активное участие. Завоевать господство в воздухе авиации фронтов и армии РВГК удалось почти сразу, да и по известным аэродромам и авиабазам противника отработали качественно. Бомбардировщики и штурмовики ходили с минимальным истребительным прикрытием буквально по головам японцев, затем работала артиллерия, потом шли штурмовые группы. Попытки самураев показать крутизну в рукопашной провалились, советская пехота была не только сильнее физически, но и прекрасно обучена. В общем, приложили детей страны восходящего солнца качественно.

С островами Курильской гряды возились не спеша. Высадили десанты, обстреливали артиллерией, в поддержку пехоте пустили танки, штурмовые группы основательно и неторопливо зачищали укрепления противника.

После нанесения удара по японскому флоту Платонов произвел заправку своих кораблей с судов обеспечения, хотя запасы топлива на авианосцах были израсходованы менее, чем наполовину, на подводных лодках – на две трети. Подводные лодки ушли вперед и держались в ста-ста пятидесяти милях впереди по курсу соединения, периодически меняясь. В течение двух суток после разгрома флота противника контакта с вражескими кораблями не было, но это долго продолжаться не могло.

Поздним вечером 23 сентября Северов находился на мостике «Москвы». Огромный авианосец находился в середине ордера, слева в десяти кабельтовых виднелась громада «Севастополя». Олег размышлял о планах на послевоенную жизнь, задумчиво вглядываясь в быстро темнеющее небо, когда к нему подошел кап-раз Зиновьев и протянул кружку с «адвокатом».

– Шторм будет, – пробурчал Константиныч. – Оно и к лучшему, укроемся за погодой и хрен они нас найдут.

Северов задумчиво кивнул.

– Надолго это, что синоптики говорят?

– Район большой, миль за тысячу до Японии выберемся. В такую погоду их авиация работать не будет, да и от радиосвязи толку мало, так что есть шанс сохранить свое инкогнито по максимуму. Главное, чтобы до шторма нас не обнаружили, еще бы сутки, а завтра после полудня так разгуляется, что вся водоплавающая мелочь попрячется.

– Доклад от К-67, радарный контакт. Обнаружены эсминцы противника, три единицы, скорость 18 узлов, идут курсом 175, дистанция до лодки 65 миль, пеленг 295, до эскадры 135 миль.

Вахтенный офицер после небольшой паузы добавил:

– Адмирал Платонов поднимается на мостик.

– Накаркал, – проворчал Зиновьев. – Как раз утром и поздороваемся.

– Какие мысли, Олег Андреевич?

Подошедший Василий Иванович в бинокль осмотрел корабли эскадры и удовлетворенно улыбнулся. Режим светомаскировки выполнялся жестко, за попытку, например, покурить ночью на палубе наказание последовало бы незамедлительно. Но матросы и офицеры попадали на корабли эскадры только после тщательного отбора, поэтому уровень дисциплины был очень высок, да и свои же товарищи немедленно разъяснили бы нарушителю, что рисковать их жизнями, выдавая свое местоположение противнику, не стоит.

– 135 миль, расстояние детское, поднимем два звена бомбардировщиков и ударим управляемыми ракетами в ночной тьме. Радаров на их эсминцах быть не должно.

Через час восемь сушек взлетели с «Севастополя» в полной темноте и ушли на перехват отряда японских эсминцев. Командиры с чая перешли на кофе, Северов, как обычно, со сливками, а моряки предпочли черный. Константиныч вдруг усмехнулся и покачал головой:

– Сказали бы мне года полтора назад, что я на старости лет буду кораблем таких размеров командовать и по Атлантике, по Средиземке, по Тихому океану ходить, не поверил бы! По сравнению с Черным морем тут такие просторы, что и представить трудно.

– Жалеешь небось! – подначил адмирал. – Сейчас чапал бы на своем линкоре из Севастополя в Одессу в режиме круизного лайнера и в ус не дул. Бархатный сезон, на пляжах в меру обнаженные девушки провожают героических черноморцев призывными взглядами, с берега доносятся звуки танго…

– И матюги боцмана с палубы! Романтика! – в тон ему продолжил Северов.

Все трое засмеялись, а Платонов вдруг посерьезнел и сказал:

– Я в Петропавловске одному герою втык дал. Из моих, из североморцев. При ребятах с Черного моря в рассуждения пустился, дескать курортно-дачная у них акватория, всех дел – загорать и молодым винцом опиваться. Я у него спросил, знает ли он, сколько курортников-моряков и дачников-морпехов после пляжного сезона в живых осталось. Так он, поганец, доказывать мне принялся, что их награды по сравнению с его цену меньшую имеют!

– Доказал? – нахмурился Константиныч.

– Списал я его к чертовой матери! На ледоколе обратно в Мурманск ушел Северным морским путем. Нечего тут гниль разводить!

– Ну и правильно! – подытожил Олег. – Для солдата его медаль «За отвагу» не дешевле наших с вами звезд Героев выходит. Наградами друг перед другом меряться – последнее дело. Хотя, надо сказать, награждают сейчас нормально, не жмут, но и с легкостью не раздают. Я как-то раз в компании оказался, все генералы и один старлей с двумя медалями «За отвагу». И один генерал рассуждать принялся, что у нас все ордена за геройство других получены, а у этого старлея – за личную храбрость. Другого, дескать, сорта награды. Мне бы промолчать, дураку, а я его спрашиваю – кем он войну начал. Оказалось уже в 43-м и сразу командиром дивизии, а потом быстренько на корпус переместился. Он давай дальше про геройство рядового солдата рассуждать, казенными фразами политинформацию двигать. Сказанул и орлом таким смотрит, аплодисментов ждет. А я дальше придуриваюсь, мол, с какого звания личная храбрость заканчивается и остается только неизвестно что. И еще желательно разъяснить применительно к должностям. Этот герой щеки помидором надул, некоторые откровенно потешаются, а у меня лицо серьезное, как на заседании Ставки и всем видом ответа жду. Словом, генерал молодой, от мудрости почтенного старца почерпнуть жажду. Тот какое-то время соображал, потом стал орать, что я линию партии не поддерживаю и вообще. А я опять, какую линию, пожалуйста, поконкретнее. И заодно, какие у него в корпусе потери. Тут ему один генерал-полковник конкретно заткнуться велел, поскольку потери-то у него, при всей любви к младшим, очень даже немаленькие, можно даже сказать неприлично большие оказались. Кто-то ему, видимо, протекцию составил, так его за неумение даже не разжаловали, на фоне большой победы просто не заметили. Сидел бы гад тихо, так надо со своими рассуждениями вылезать. А несколько тысяч пацанов как корова языком слизнула.

Платонов вздохнул:

– Да, на этой войне много чего на свет божий повылазило. Не только геройство и доблесть высокая, но и трусость, некомпетентность, да и просто непорядочность. Я вот о чем подумал. Станут ведь потом про войну в учебниках истории писать, а что напишут? Какие слова для 41-го года найдут, да и для 42-го? А лет через пятьдесят, когда нас уже не будет, какими орлами вот такие генералы выглядеть будут? На его орденах ведь не написано, сколько людей он за них положил! Или причешут все до гладкости женского колена.