Ваше благородие (СИ) - Северюхин Олег Васильевич - Страница 57
- Предыдущая
- 57/65
- Следующая
Первого января где-то в полдень я пил заказанный в номер чай и сидел за столом в домашнем наряде, то есть в брюках-галифе, сапогах, белой рубашке и поверх неё подтяжки, всё как в фильмах про белых офицеров. МН уже попила чай, оделась и приводила себя в порядок у зеркала, как в дверь постучались.
Я подумал, что это пришёл половой за столиком с посудой для чая, поэтому спокойно подошёл к двери и открыл её.
В дверях стояли полковник Скульдицкий и генерал от кавалерии Шмит Евгений Оттович, генерал-губернатор Степного края, произведённый в полные генералы за подавление революционных выступлений. Я его видел мельком, когда решался вопрос о моём переводе в Петербург.
— Прошу вас, господа, — сказал я и быстро надел китель, висевший на спинке стула.
— Капитан Туманов, чиновник для особых поручений при премьер-министре России, — представился я, как и положено младшему по чину офицеру.
— Почёл своим долгом представиться особому представителю высокоуважаемого премьер-министра и министра внутренних дел, — сказал генерал, — начальник жандармского управления своевременно доложил мне о вашем прибытии. Хотел поинтересоваться вашими планами о работе в Энске.
— Ваше Высокопревосходительство, — сказал я, — возможно, что произошла какая-то ошибка, я здесь по частным делам, приехал навестить друзей и вместе с ними отпраздновать новый год. Намереваюсь завтра-послезавтра возвращаться к месту службы. Вот, представляю мою супругу, Марфа Никаноровна, врач Мариинской больницы, тоже вместе со мной в гостях.
Генерал посмотрел на Скульдицкого так, как смотрел городничий на Добчинского и Бобчинского, и вдруг расхохотался. Засмеялся и я, и только потом засмеялся Скульдицкий, поняв смехотворность ситуации.
— Поверьте мне, старику (а ему в то время было шестьдесят восемь лет), — сказал он, — ну никак не думал, что мне придётся оказаться в роли городничего. Думаю, что мы оставим это в секрете. А сейчас, приглашаю всех ко мне, супруга приготовила обед и ждёт нас в гости. И вас, господин полковник, тоже. Развеселили старика.
В гости ехали на губернаторском выезде. Шмит принципиально не пользовался автомобилем, хотя он ему был положен по должности.
Дома у генерал-губернатора уже ожидал его ближайший соратник, директор кадетского корпуса генерал-лейтенант Медведев Александр Ардалионович с супругой и супруга полковника Скульдицкого, из чего можно было предположить, что они уже ехали с планом приглашения меня к столу.
Глава 55
Увидев меня, Александр Ардалионович, тепло пожал мне руки и сказал генерал-губернатору:
— Вы не поверите, Евгений Оттович, вот это мой офицер, который за сутки стал из рядовых зауряд-прапорщиком, командовал ротой, сдал экзамены за гимназию, за университет и военное училище и именным указом ему был присвоен чин поручика. Здесь он заслужил три медали и был переведён в Петербург. И вот смотрите, капитан и ещё два ордена на груди. Я просто в удивлении и рад, что наш питомец вознёсся так высоко.
— Пройдёмте, господа в библиотеку, — сказал хозяин, — пока женщины будут колдовать над столом.
Закурив, мужчины сразу занялись политикой.
— Что вы думаете по поводу введения конституционной монархии в России? — спросил генерал Шмит.
— Думаю, что это правильный и своевременный шаг по сохранению монархии в России, — сказал я. — Главный девиз — Вера, Царь и Отечество, будет сохранён и к реальному руководству страной могут прийти люди, доказавшие свои деловые способности в политической борьбе.
— Поверьте мне, старику, — сказал генерал Шмит, — революций бояться не надо. Наша армия подавит любое выступление. Офицеры всегда были и будут вне политики.
— Всё правильно, Ваше высокопревосходительство, — сказал я. — Армия может подавить любой бунт. Пугачёвщина. Польское восстание. Восстание в Венгрии. Везде наша армия стяжала славу и оставила долгую память о себе. Но подавление революционных выступлений армией разлагает саму армию с самого низа и до самого верха. Чем кровавее подавление выступлений, тем яростнее будет сопротивление и тогда возникнет гражданская война, которая так перевернёт нашу страну, что проигравшие будут сидеть бывшими в иностранных кафе и размышлять о том, как нужно было сделать, чтобы избежать всего этого. Мы сделали первый шаг и остановились. А это значит, что изменений никаких нет, всё как было, так и останется, и всё, что записано для нас в Книге судеб, все сбудется.
— Где же эта книга находится? — спросил генерал Медведев.
— Там, у Всевышнего, — сказал я и для понятности поднял указательный вверх.
Я специально упомянул Книгу судеб и то, что все изменения перечёркнуты и всё остаётся, как есть. Доклад полковника Скульдицкого об этом будет передан телеграфом в корпус жандармов, а от командира корпуса телеграмма попадёт на стол Столыпину. Нет пророков в своём отечестве, так пусть пророчество услышат с другой стороны. В России всегда так было. Чтобы наше изобретение приняли, нужно его переправить за границу, там на него поставят заграничное клеймо и тогда оно пойдёт в России.
И тут нас пригласили к столу.
За столом старики рассказывали весёлые истории об их службе молодыми офицерами. Генерал Шмит рассказывал о службе в гвардии, когда он в чине генерал-майора командовал Кирасирским Его Величества лейб-гвардии полком. Я успел поздравить полковника Скульдицкого с получением чина полковника и поинтересовался, не собирается ли он перебираться в столицу. И от него я услышал, что ему вполне нравятся губернские масштабы, типа лучше быть первым парнем на деревне, чем в городе одним из многих тысяч.
Третьего числа мы выехали из Энска и седьмого января утром прибыли Казанский вокзал в Москве. Оглядев привокзальную Москву, я нашёл её, не очень-то и хорошей. В моё время Москва всё равно лучше.
Восьмого числа утром мы прибыли в Петербург. На вокзале меня встретил полковой писарь Терентьев.
— Ваше высокоблагородие, — доложил он, — третий день встречаю поезда из Москвы, чтобы предупредить, что вас все разыскивают. Господин премьер-министр мечет громы и молнии, бумаг для рассмотрения принесли пять папок.
— Спасибо, Христофор Иванович, — сказал я. — Возвращайтесь в министерство, доложите ротмистру Сенцову, что я завтра буду в присутствии. А сейчас мне нужно отдохнуть и привести себя в порядок.
Около дома, где мы проживали, нас встретили Сивковы, отец и сын. Как изменились люди с изменением их служебного положения. Ни дать, ни взять, а солидные господа, то ли сотрудники банка, то ли служители солидной конторы.
— Ваше высокоблагородие, — доложил Сивков-старший, — все силы брошены на ваши розыски. Сам господин Столыпин приказал срочно вас доставить к нему, как только вы появитесь.
— Доложите, братцы, что видели меня в добром здравии и прямо с дороги, — сказал я. — Завтра утром я буду в присутствии. С новым годом вас.
— Неужели сейчас не поедешь в министерство? — спросила МН.
— Несколько месяцев никому до меня не было никакого дела, — сказал я, — а тут всполошились. Ждали четыре месяца, подождут и один день. Давай сготовим что-нибудь на обед.
Телефон я отключил перед отъездом, и он молчаливо стоял на моём столе.
Во время ужина я думал о том, что произошло и как сделать так, чтобы власть не свернула с выбранного пути, раз судьба предоставила мне такую возможность подправлять движение такой огромной машины, как Российская империя. Единственный путь — напоминать августейшей чете о пределах их жизненного пути и в их лице пресечении романовской монархии раз и навсегда без всякого парламентаризма диктатурой пролетариата и крестьянства. Другого пути нет. Если они будут упорствовать, то мне нужно уйти в армию и заниматься воспитанием молодых солдат так, чтобы они не легли в первом же бою, а постарались дожить до конца войны. До начала войны осталось всего ничего. Два года. Для истории это как миг, который никто и не заметит.
Ночью я спал хорошо на кровати, стоящей на твёрдом основании и меня не потряхивало на стыках, не скидывало с дивана на стрелках, в стакане не звякала чайная ложка, а стакан упрямо не сползал к краю вагонного столика. Не пахло горелым углём, угольная пыль не залезала во всевозможные щели и не поскрипывала на зубах.
- Предыдущая
- 57/65
- Следующая