Альтер Эго (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 34

Но когда они вошли внутрь, Кэтриона сделала так, как он просил. Села в тёмный угол подальше от свечей и огня печи и стала ждать, пока Рикард поговорит с хозяином.

Постоялый двор был почти пуст, хозяин и трое местных резались за большим столом в кости, основной дом оказался уже заперт и не протоплен. Как выяснилось, мимо проходила короткая дорога из Лисса на Брох, но открыта она только летом, когда на перевале нет снега, а в реке спадает вода.

Рикард подсел к столу и присоединился к игре. Прошел круг. Кэтриона наблюдала. Видела, как он поддался, проиграв пару лей, как втянулся в разговор, сетуя на то, что вот они вдвоем с женой заблудились…

С женой? Ну-ну!

…и на то, что послушай женщину — сделай наоборот.

Его рассказ о том, как они по настоянию жены свернули с дороги на Лисс в какую-то глушь, чтобы посмотреть айяаррскую Каменную Деву, да заблудились был настолько правдив, что и Кэтриона поверила бы, слушая его из чьих-то других уст.

Горазд же ты врать, князь с приисками!

Но она понимала, что он делает. Как подкупает доверие незнакомых людей тем, что им близко, потому что разговор тут же перешел на жён и их глупость. Она и сама сделала бы так же. Но… Кэтриона понимала, что это он говорит не только для того, чтобы пообщаться с местными. Но и назло ей. Судя по тому, как изредка он бросал в её сторону пытливые взгляды.

И это… веселило. Он решил отомстить? Хорошо. Она поднимет перчатку.

Кэтриона отвернулась, глядя в окно, затянутое толстым слоем сарынца — прозрачной смолы из чёрных кедров, которые росли тут повсеместно. Окунулась в Дэйю, глядя на алую ленту дороги.

От постоялого двора она уходила на север, чуть в сторону, может десять квардов, не больше, и уже оттуда делала поворот на восток и устремлялась в Таршан.

И вот она, совсем близко, на повороте — чёрная фигура из кости, стоит среди таких же чёрных дубов.

Сейчас сквозь зыбкий свет и туман отчетливо проступили каменные остовы домов, лишь в одном месте сохранилась обугленная стена с пустыми глазницами окон.

Нужно узнать, что там…

Она вернулась обратно и посмотрела на Рикарда. Игра была в разгаре. После первого круга появилась женщина в синем чепце, похоже, хозяйка, принесла всем сидра, а затем накрыла Кэтрионе на стол.

— Умаялись поди? Тута у нас как осень, так туман и туман, не вы одни с дорогой промахиваетесь. Но уж дорога по верхам закрыта, так гостей почти и нет. А я пирожков напекла, — она поставила на стол блюдо, — с капустой. Сейчас утку ещё принесу, уток-то мой старшенький с озера почитай каждый день таскает. Прорва их в этот год. Да вы раздевайтесь! Тута тепло, я вам сейчас постелю наверху, гостевой дом-то у нас уже закрыт, но вам с мужем местечко найдем.

И хозяйка уплыла неспешно за перегородку, пристроенную к печи. А Кэтриона снова посмотрела на Рикарда.

Надо же! А он угадал. Пирожки с капустой…

Он выглядел раздосадованным и потирал лоб рукой, а местные улыбались довольно — обыграли приезжего! Облапошили, как мальчишку.

Только Кэтриона знала, растерянность его напускная. Он встал, подошел к ней, и приобняв за плечо, сел рядом. Из-за перегородки появилась хозяйка с мисками.

— Руку убери или отведаешь сковородки, — прошептала Кэтриона.

Но он только улыбнулся хозяйке, а руку не убрал.

— Повезло нам, такие гостеприимные люди живут здесь, а уж муж ваш, сразу видно, везучий человек, обыграл меня и глазом не моргнул!

Хозяйка расцвела, как пион, от такой похвалы.

— И все говорят — везунчик он.

Кэтриона перехватила вилку поудобнее и, как только хозяйка отошла, красноречиво посмотрела на Рикарда. Он тут же убрал руку. Но там где он прикасался, на плече осталось, будто тёплое пятно, и Кэтриона всё ещё ощущала его прикосновение.

— А ты красиво лжешь, — прошептала она и принялась есть.

— Уверен, что в этом ты лучше меня, — ответил Рикард.

— Пирожки с капустой. Как ты узнал? Не может же быть, чтобы ты учуял их за два кварда отсюда? — она посмотрела на него искоса.

Или может быть? Пес тебя задери, да кто же ты такой?

Но он не ответил. Лишь пожал плечом неопределённо.

— Послушай, — произнесла Кэтриона, снова глядя в окно, за которым уже стемнело. — Ты можешь узнать у них про одно место, квардов на десять севернее? Что там находится?

— А что там должно быть, по-твоему? — спросил Рикард, не отрываясь от еды.

— Там… не знаю, какое-то селение. Вернее было селение, а сейчас пепелище. Мне нужно знать, что там было.

— Допустим, я узнаю. Что мне за это будет?

— Выбирай: я могу поцеловать тебя на ночь, муженек, и боюсь, тебе вряд ли понравится мой поцелуй, или я сделаю вид, что пропустила мимо ушей твою историю с глупой женой, - она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Ладно, радость моя, я узнаю то, что ты просила. А теперь иди спать, ты того и гляди клюнешь в тарелку носом, - ответил он насмешливо.

Пожалуй, он прав, ей удастся поспать немного, пока они будут играть в кости.

Комната была в мансарде. Половину стены занимала каменная печная труба, идущая с первого этажа, рядом с которой стояла кровать, достаточно широкая, чтобы вместить двоих, и плетеное кресло-качалка из лозы. На маленьком столе — свеча в глиняном осколке кружки. И маленькое оконце, задернутое белой занавеской, расшитой маками.

Кэтриона сняла плащ, присела на кровать, прислонившись спиной к теплому телу печи, и даже сама не поняла, как внезапно провалилась в сон.

— Никогда! Никогда так больше не делай! — мать кричит на девочку. — Нас сожгут за это!

Девочка стоит босая, потупив голову, на ней лёгкое платье танцовщицы, которое она сшила сама. Купила кусок алого шелка в лавке и бисер, украсила по подолу вышивкой. И шила тайком, чтобы мать не знала. А в руках у неё новые туфли. Голубые. Лаковые. С застежкой сбоку и розами из жемчужных бусин.

— Но ты же сама так делала и меня учила, я помню! — восклицает девочка. — Что же в этом плохого?

— Это, — мать опускается перед девочкой на колени и берет её за плечи, смотрит в глаза, — здесь это называется «колдовство», и за это нас сожгут на костре: тебя и меня. Ты не должна так делать больше! Никогда! Никогда…

— Но они платят мне за танец, а нам нужны деньги, — девочка плачет, — этот мужчина, Бертран, он дал мне пятьсот ланей, мама! И новые туфли.

Женщина выхватывает туфли и бросает их в угол.

— Никогда не бери подарки от незнакомых мужчин!

— Но это же просто туфли! — в голосе девочки горечь и обида.

— Этот мужчина может нас погубить, девочка моя! Я бы и сама танцевала, если бы было можно…

— Но почему дома мы могли это делать? Почему здесь нельзя? Что в этом плохого? — девочка шмыгает носом.

— Нас могут найти, узнают, что ты танцуешь, донесут в Ирдион или, ещё хуже, Ассиму, и нас либо сожгут, либо… лучше тебе не знать, милая. Забудь о том, что было дома, здесь так нельзя, теперь всё по-другому.

— Но я не хочу забывать!

Как можно забыть?

Как бриллиант золотой оправой, их город обрамлен пустыней. Песок складками жёлтого бархата спускается на побережье и перетекает в лазурный шелк моря. Красный камень мощеных улиц… Терракотовый и белый — дома… Черепица голубых крыш, и их дом — огромный, с мозаичным двором и галереями, с тенистым садом, фонтанами и павлинами, гуляющими меж деревьев. Клумбы цветущих чайных роз, подъездная аллея, обсаженная королевскими пальмами, такими высокими, что, кажется, небо лежит прямо на них. Морская гладь подернута легкой дымкой, и прозрачные шелковые занавеси чуть колышутся от теплого ветра. На столе финики, инжир и мед, и её мать в алом одеянии с золотом учит её танцевать…

— Ты должна забыть, слышишь! — мать трясёт её за плечи, и девочка крепится изо всех сил, чтобы не разрыдаться совсем.

В чём она виновата? Она всего лишь хочет помочь маме всё вернуть.