Альтер Эго (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 36

И мысль о том, чтобы спать сейчас рядом с Рикардом, ей совсем не нравилась. Это было слишком... доверительно? Почти, как целоваться в губы. Это порождает привязанности, а привязанность — это плохо.

«Ни любви. Ни жалости. Ни страха». Цели Ордена превыше всего.

Но и спать в кресле она тоже не собиралась.

— Ладно, — Кэтриона присела на край кровати, — но не вздумай приставать ко мне! Если не хочешь отведать кинжала или моих зубов.

— Приставать? — он зевнул. — Радость моя, даже не надейся! Ты вообще не в моем вкусе. Слишком тощая.

— И не женственная, я помню. Вот и чудесно! Потому что ты тоже не в моем вкусе! — воскликнула она, осторожно легла на край кровати и задула свечу. — И, надеюсь, ты не храпишь.

— И почему же я не в твоем вкусе? — спросил он уже в темноте.

— Ты слишком благоразумен, а это нагоняет тоску, — ответила она ему в пику.

— Миледи нравятся смелые идиоты? — хмыкнул он.

— Милорду не всё ли равно, какие идиоты нравятся миледи?

— Если миледи будет опять вопить ночью на весь дом — её будить?

— Да. Но... аккуратно.

— Хорошо, толкну тебя кочергой. А теперь, сладких снов, радость моя.

— И тебе, дружок.

Чёрная Падь выглядела совсем не такой, какой Кэтриона видела её в Дэйе.

Она даже не сразу узнала это место. Молодые деревца и вездесущая жимолость давно освоили выгоревшую поляну, плющ укрыл остовы домов, а девичий виноград украсил чёрные дубы покрывалом багряных листьев.

Лес как лес. Она бы проехала мимо, не заметив.

Кэтриона спрыгнула на землю, набросила поводья на ближайший сук и сказала Рикарду:

— Не ходи за мной. Стой здесь.

Наблюдатель ей ни к чему.

Вся эта совместная ночевка на постоялом дворе вызывала у Кэтрионы смешанные чувства. Она вообще-то была не из стеснительных. Но проснувшись утром и обнаружив свою руку на груди Рикарда, мысленно выругалась. Потом рассматривала его спящего... Вернее, она думала, что он спал. А он не спал. Сидел потом внизу за столом, ел яичницу и перебрасывался шутками с хозяйкой о бурной ночи, а ей подмигивал.

Ну, не подлец? И ей было... не по себе, что ли. Её мало что могло смутить в это мире. А Рикард смущал, и это ей совсем не нравилось, если не сказать больше. Это пугало.

Пожалуй, как только они вернутся в Лисс, надо будет исчезнуть тихо. Так, чтобы больше не встречаться с Рикардом никогда. Ни к чему это всё...

Что такое «это всё» Кэтриона не смогла себе объяснить.

— Уверена? — спросил Рикард, глядя на неё внимательно.

— Да.

И она ушла. В заросли облетающего бересклета и жимолости по ковру опавших листьев. Оглянулась, не идет ли он за ней. Но он остался с лошадьми.

С чего ей начать?

Туман утром поднялся выше, превратившись в низкие облака, и здесь было тихо. Так тихо, что, казалось, слышно, как падают капли с мертвых ветвей обгорелого дуба.

Она остановилась перед обвалившейся стеной дома, закрыла глаза и погрузилась в Дэйю.

Это место черно. Неподвижно, как блюдце с оливковым маслом. С серого неба падают редкие хлопья — воспоминания. Сейчас это всего лишь воспоминания леса, пытающегося срастить края этой страшной раны, заполнив её молодыми березками и осинками. Лес заботливо прячет старую боль под покрывалом листьев.

Ей нужно опуститься глубже.

Она идет по стелящейся траве, но здесь время словно остановилось. Сколько прошло лет?

Восемнадцать — отвечает Дэйя.

Это долгий срок, и так глубоко уходить одной опасно, но она будет осторожна.

Время здесь похоже на метель из летящих осколков памяти. Сейчас она состоит из жизни леса — падающих листьев и летящих птиц, пробегающих мимо зайцев и осторожных косуль, капель дождя и редких снежинок. Солнечных лучей, ветра... Они кружатся вокруг неё, обращая дни вспять и стирая день за днем упорные попытки леса поглотить страшное пепелище.

Деревья истончаются, как сосульки, истекающие водой от весеннего тепла, и исчезают. Тают кустарники, редеет трава, проступает пепел, и медленно поднимаются на поверхность руины домов, обугленные и страшные.

Едкий запах гари. Мелкий дождь. Серое небо. И такая же осень, только совсем ранняя.

Мужчина.

Он сидит на камне, прижав ладони к вискам, и плачет — мужчина в мундире королевского пограничника. Рядом женщина в простом саржевом платье и шали, с маленьким ребенком. Девочка...

— Нанет, что мне теперь делать? Как мне жить без неё? — он поднимает лицо, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.

— У вас осталась дочь, милорд. Рия просила вам сказать, чтобы вы берегли её, просила поклясться здесь, что сделаете её счастливой. Она ведь одна осталась из всего рода...

Вокруг мужчины голубым огнем пылают ярость и боль, и они так сильны, что даже Кэтрионе больно.

— Я узнаю, кто это сделал! Я убью его!

— Нет, милорд, это не вашей власти. Это было что-то не из нашего мира, и лучше будет нам уйти отсюда. И никогда не возвращаться, — шепчет Нанет. — А Кайю нужно спрятать, мало ли, храмовники или то, что убило вашу жену...

— А когда вернется мама? — спрашивает девочка.

И мужчина отворачивается...

Лиц не видно. Почему она не видит лиц?

Но и без этого она понимает, что мужчина — будущий генерал Альба и это его дочь, та самая, которую она видела в Брохе.

Кэтрионе больно. Так больно, что она едва может дышать, она отпускает это воспоминание и продолжает идти.

Ещё немного.

Мужчина и женщина с девочкой исчезают. А она погружается глубже в прошлое.

Воспоминания похожи на колодец. Иногда она в него смотрит, иногда падает. Иногда тонет. Но эти воспоминания, похожи на бездну.

И она шагнула в неё слишком поспешно. Не подумав.

Чернота растеклась вокруг вязким маслом, обволакивая её ноги, задрожала и внезапно вспыхнула.

Огонь не просто горел. Бушевал. Ревел и рвался в небо. Он был так силен, каким не бывает даже ирдионское пламя.

В нем корчились деревья, огненные змеи извивались в траве, и в клубах дыма снопы искр взметались в ночное небо, затмевая собой звезды.

Крики оглушали...

Казалось, весь мир кричал: люди, деревья, звери ...

Паника...

Кто-то метался в темноте...

— Не плачь, тише, девочка моя, тише, Кайя...

Шёпот.

— Спрячь её в деревне, у Нанет... Я задержу его... Возьми это! Скажешь ему, чтобы спрятал мою девочку...

Воронка. Чёрный вихрь, пронизанный золотыми искрами, растет из земли, ширится, и в нём проступают очертания Зверя.

Не смотри на него, Кэтриона! Тварям нельзя смотреть в глаза!

Но слишком поздно.

Черная вытянутая морда, острые кинжалы зубов, когти, и крылья, распахиваясь, прорастают сквозь пламя. А глазах у него — живой огонь.

Рядом с ним женщина. Тёмные волосы разметались по плечам, голубое платье, а поверх широкий пояс, украшенный кольцами и амулетами.

— Отдай мне камень, — она протягивает руку.

Но лица не видно.

— Нет!

Прямо напротив Зверя стоит хрупкая женщина, раскинув руки, и её лицо Кэтриона видит. Эта женщина — сама суть этого места. Проводник. Хранительница древа. И это то самое лицо, девушки из Броха, дочери генерала Альбы. Одно и то же лицо.

Это её мать.

— Нет... Нет! Не делай этого! — шепчет Кэтриона, протягивая руку.

Она знает — Зверь её убьет.

У женщины в голубом платье печать, вот как Зверь вышел через Врата. И пока печать у неё в руках, пока Врата открыты — его не победить.

Прошлое изменить нельзя, и ей нельзя помочь. Нельзя остановить всё это, но Кэтриона всё равно кричит: