Танцы на цепях (СИ) - Саверен Рэйв - Страница 12

– Прогадал. Энкулитов он изгнал за гордыню и неповиновение, – женщина отправила в рот новую ложку похлебки, – и пришло время людей. Только вот для них у Пожинающего уже не осталось ни сил, ни искренней любви. Лишь разочарование и вечная жажда к плоти. Что же было дальше?

– Обещанная невеста принца Ригара – сына правителя северо-западного стигая – стала одной из тех, кого выбрали для жертвы Пожинающему. Разумеется, принц был не согласен с таким решением.

– Что это? – Клаудия удивленно вскинула брови. – Я слышу осуждение? Вот только не могу понять, кого ты осуждаешь больше. Пожинающего? Или принца Ригана?

– Не вижу смысла осуждать принца, – Май на секунду задумалась, но ответила решительно, – люди расплачивались за то, что их предшественники основательно подпортили создателю жизнь. Разве это справедливо? Он изгнал энкулитов. Изгнал! Наказание ли это, если род их все еще жив? И при этом люди должны нести бремя их предательства! Зачем он создал людей, раз так много сил отдал первым детям? Ради питания? И это все?!

Она так разошлась, что не заметила, как повысила голос.

Клаудия видела, что эти вопросы тяготят ее «ученицу»: в доме матери ей отчаянно не хватало слушателя, кому можно было бы выплеснуть все те странные штуки, вычитанные в книгах. С кем можно было бы обсудить далеко неочевидные истины.

На востоке Май бы за такие рассуждения пытали каленым железом. Там Пожинающего осуждать не смели и жестоко за такое наказывали.

Девчонке повезло, что Клаудия, пусть и не полностью, но разделяет ее возмущение.

– Несправедливо, да. Но что прикажешь делать? Поставить под удар весь мир? Принц Риган не думал о последствиях, когда принимал решение, а ведь он знал, к чему приведет неповиновение.

– Может он верил в освобождение, – упрямо мотнула головой Май, – если лишить волка пищи, то он покинет негостеприимный край. Отправится искать добычу в другом месте.

– Какая же она наивная дурочка, – проворчала богиня, недовольно заворочавшись в голове Клаудии.

– Бог – не волк, – Клаудия сцепила пальцы под подбородком и положила на них голову. Тело обволакивала приятная истома. Мышцы гудели, но не от напряжения, а в ожидании, что хозяйка скоро отдохнет, – божество мстительно. Оно мыслит, чувствует, боится. Оно полно амбиций, нетерпения и желаний. Боги хуже людей, – вдруг сказала она, – беспредельная сила смешивается с банальными пороками. Человека хотя бы можно остановить, – кашлянув, она снова посмотрела на Май.

– Не зарывайся! Ты не забыла, в чьем присутствии смеешь вести подобные разговоры?! – громыхнуло у правого уха, и Клаудия непроизвольно вздрогнула.

Девчонка откинулась на спинку стула.

– Создатель узнал о вероломстве принца и его невесты. Искать замену было слишком поздно. Пожинающий бросил все свои силы на поиски сбежавшей жертвы. И, конечно, он ее нашел.

– И как же он поступил?

– Девушка в отчаянье бросилась на клинок любимого, – ответила Май, отхлебнув яблочный напиток, – это не могло считаться жертвой. Не было ни особого ритуала, ни песнопений. Все, что мог сделать Пожинающий – заключить дух погибшей в другое тело.

– В тело волка.

Май усмехнулась.

– Это кажется тебе смешным, дитя?

– Это кажется мне абсурдным. Война проиграна – почему бы просто не отпустить свою жертву, позволить ей покинуть этот мир? К чему эта бессмысленная месть, если она не спасет самого Пожинающего?

– Потому что люди должны знать свое место, – прошипела богиня, но девчонка ее, разумеется, не услышала.

Клаудия кивнула, в ее глазах читалась печаль и усталость.

– Пожинающий не мог простить измены. Он дал людям все, чего они желали: плодородные земли, богатые урожаи, долголетие, освободил от страшных недугов. Он защищал их дома, выполнял просьбы и что просил взамен? Несколько жертв, в обмен на настоящий рай.

– Какой же это рай, если стоит он на крови женщин?

А у девчонки есть характер. Старейшая точно распнула бы ее в пустыне.

– Я, скорее, придерживаюсь мнения, что Пожинающий мог найти другой путь. Не все так уж очевидно с этими жертвоприношениями. Даже служа ему, я не всегда согласна с его законами, хотя стараюсь им следовать. Этому посвящена вся моя жизнь. Впрочем, это тема для долгой дискуссии, а времени у нас нет. У меня остался еще вопрос, дитя. Как создатель наказал людей, помнишь? Когда в безумной агонии, в шаге от забвения покинул Рагур’ен и своих детей.

– Окропил кровью земли. И они превратились в стекло…

Май замерла, пораженная внезапной догадкой.

– Так это же…!

– Тс, дитя! Здесь есть уши, которым не стоит знать о нашей находке, – прошептала Клаудия.

– Но как же так?!

– У нас еще будет время. Доедай. Завтра тяжелый день, а времени на сон осталось мало.

Май уткнулась в тарелку, не в силах поверить в услышанное, в то время как ее провожатая вела себя так, словно ничего не происходит!

Везет ее столицу, но для чего?

И оказалась она на пороге аккурат в нужное время.

Почему?

Знала заранее? Но почему пришла именно в дом Май? Искала ее?

Слишком много совпадений.

Май нахмурилась, прокручивая догадки так и эдак, но ничего не приходило в голову. Ответов не было. Перед глазами маячили только вопросы, один другого сложнее.

Оставалось ждать и уповать на то, что все ответы ждут ее впереди.

***

Ш’янт не преминул заглянуть в таинственный сверток, но обнаружил там лишь коробочки со специями, не разбившиеся по чистой случайности. Значит, девчонку просто послали в ближайшую лавку, и сейчас она должна нестись на кухню, как ошпаренная.

Нужно отдать кухарке сверток, чтобы никто не хватился юной послушницы и не бросился ее искать. Только где здесь кухня?

Чуть покопавшись в воспоминаниях, Ш’янт уверенно двинулся вперед, не обращая внимания на многочисленные двери. От входа шел длинный узкий коридор, резко уходящий вправо через тридцать шагов. Тут дорога делилась на две. Можно было повернуть и погрузиться в хитрые лабиринты особняка или подняться на второй этаж по массивной темной лестнице. Вариант с лестницей сразу отпал. Туда Ш’янт решил заглянуть позже. Кабинет Клаудии, скорее всего, на первом этаже, а вот кухня, судя по обрывочным воспоминаниям, где-то в подвале.

Девчонка вообще оказалась на удивление хрупкой и плаксивой. Ее всхлипывания были отчетливо слышны где-то на самой границе между их сознаниями. Тело подчинялось беспрекословно: хозяйка даже не пыталась сопротивляться, хотя для людей существовали простые способы защиты. Даже маленькие дети их знали.

Уж если ты изволил работать на Пожинающего и его дочурку, то должен знать все, чтобы оградить сознание от захвата извне. Чужак мог войти в тело, только когда служитель спал. И это все равно ничего не гарантировало.

Здесь же не было даже следа магической защиты.

Расслабились. Думают, что раз все иномирцы за стеной, то новые не появятся. Ох уж эта человеческая наивность! Словно за пределами столицы жизни нет. Впрочем, цепным псам Первородной уже глубоко плевать. Засели на востоке, как крысы в погребе, молятся да стенают о том, на кого их королева покинула. Проводят свои дикие ритуалы, пускают кровь во имя Пожинающего да пытают любого, кто не согласен или пытается спорить. Странно, что Клаудию спустили с поводка. Она могла, конечно, просто пойти по той дорожке, что отвергала ее Старейшая: бороться с неизбежным, а не подчиняться ему.

Проходя мимо дверей, Ш’янт прислушивался. Тишина стояла гробовая.

Он остановился, чтобы осмотреть первую попавшуюся комнату. Дверь, выбранная наугад, оказалась не заперта. Помещение было забито под самый потолок всевозможным хламом и напоминало кладовку, но размером было не меньше кабинета Граци. Все свободное пространство занимали стеллажи, кресла, пара тяжелых дубовых столов и шкаф. Сверху на все это богатство было наброшено тяжелое серое полотно.

Хорошо, допустим, что это кладовка.

Шагнув назад в коридор, Ш’янт открыл следующую комнату. Она была в том же виде, что и предыдущая, разве что здесь, помимо мебели, в кучу были свалены картины и гобелены. И так комната за комнатой. Из раза в раз он наталкивался на разруху и запустение. Это объясняло, почему вокруг стояла тишина, как на погосте. В особняке просто никто не жил, а девчушка-послушница, в теле которой пребывал Ш’янт, была едва ли не единственной его обитательницей. Или первой из будущих служительниц.