Исторические повести - Моисеева Клара Моисеевна - Страница 70

За трапезой оживленно беседовали. Предводитель каравана на ломаном согдийском языке спросил, какие есть в Панче товары и куда идет караван. Тургак, видя внимание и гостеприимство бедуинов, рассказал о предстоящем пути в Рум, о том, что они везут для продажи шелка, самаркандское стекло и бухарские кожи. Он рассказал, что в караване едут также хорезмийцы, которые расстанутся с ними в Гургандже.

Пока люди отдыхали за вкусной едой, проводники напоили верблюдов и стали собираться в путь. В это время к ним подошел вооруженный бедуин и сказал, что не следует вьючить верблюдов, что купцы еще не знают, пойдет ли караван в дальние земли. Старший проводник поспешил к шатру, чтобы спросить Тургака, что случилось, но его туда не пустили.

Покончив с едой, Тургак поднялся с мягкого ковра и, поблагодарив хозяина, сказал, что им пора в дорогу:

— Надо спешить, тем более, что мы получили воду и отдохнули.

Тогда хозяин тоже поднялся и с приветливой улыбкой заметил, что не следует спешить.

Тургак стоял озадаченный. Сердце у него похолодело от дурных предчувствий.

— Зачем вам ехать в дальние земли — ведь товары останутся у нас! — Бедуин сделал знак своим спутникам.

Те молча окружили гостей.

Тургак схватил нож и закричал, что живым он не сдастся и будет защищаться, но больше ему не пришлось ничего сказать. Сзади на него набросили сетку и замотали веревками так, что он свалился недвижим.

— Есть ли боги, которые простят вам такое злодейство! Отнять у безоружных людей все их достояние! Где же ваша человечность? — возмущался врачеватель.

— Зачем такое лицемерие? — негодовали хорезмийские купцы. — Зачем вы оказали нам гостеприимство, чтобы потом сотворить такое зло?

— Все делается во имя Аллаха милостивого, — ответил старший в караване. — Мы делаем милость, оставляя вас в живых.

— Дозволь мне слово! — попросил заискивающе длинноносый купец. — Я давно хочу тебе признаться в своей верности Мухаммаду, я давно принял веру Аллаха. — И с этими словами он опустился на колени и прочел какую-то молитву из Корана.

— Что же ты делал среди неверных?.. — удивился бедуин. Он велел развязать ему руки и вывести из шалаша.

Проводникам Тургака было велено навьючить тюками самых сильных и крепких верблюдов, а самых немощных оставить здесь, вместе с бурдюками с водой и остатками еды, какая была у купцов.

Когда стали выводить пленников, Аспанзат попытался вырваться. Он бился ногами, призывал проклятия на головы грабителей и кричал, что, пока он жив, его добро не достанется разбойникам. Юношу побили палками и бросили на горячий песок; тут же рядом свалился без сил Тургак. Врачеватель и два купца хорезмийца уговаривали Аспанзата вести себя разумно, не лезть в драку с вооруженными бедуинами.

— Ты не можешь с ними сразиться — зачем же терять силы понапрасну! — уговаривал врачеватель. — Ты же не продашь душу дьяволу, как это сделал длинноносый купец?

— Не продам! — воскликнул с горечью Аспанзат. — А зачем мне жить, когда все достояние моей семьи погибло?

Тем временем бедуины сняли свои шатры, навьючили верблюдов и, не оглядываясь, погнали их в сторону Бухары. Бедуинов было много, и они были отлично вооружены.

Аспанзат с ужасом смотрел на уходящий караван. Бедуины увезли все достояние Навимаха. Да еще верблюдов Акузера увели. Что же теперь делать? Он упал на горячий песок и рыдал от бессилия и отчаяния.

Как только ушел караван бедуинов, проводники стали искать ножи, чтобы освободить всех, кто был связан. Старый проводник весь дрожал от гнева и ярости. Не было на свете такого проклятия, которого он не послал бы сейчас вслед ушедшим разбойникам.

— Каковы злодеи! — негодовал он. — Не вступили в драку, а угостили, как друзья. Где же истина?

Когда веревки были разрезаны и все оказались на свободе, врачеватель достал целебные травы и стал приготовлять лекарство для избитого Аспанзата.

— Оставь меня, добрый человек! — просил Аспанзат. — Не нужно мне лекарств — я не хочу жить! Оставьте меня в пустыне, и я умру здесь от голода и жажды! Я не смог сберечь добро, порученное мне отцом. С чем я вернусь домой?

— Будешь здоров — и достояние вернется, — утешал юношу врачеватель. Он смазывал ушибы и прикладывал к ним какие-то сухие листья.

Тургак и проводники стали думать, как им сейчас разместиться на десяти хилых верблюдах. Тургак считал, что всем им следует двигаться вперед к Гурганджу, чтобы оттуда вернуться домой с попутным караваном. Хорезмийцы обещали помочь своим спутникам добраться домой и всячески уговаривали их не падать духом.

— Богатство можно вернуть, — повторял врачеватель, — а жизнь вернуть невозможно. Если нам дарована жизнь, то следует ли предаваться отчаянию из-за потерянного добра!

Осмотрев оставленную разбойниками поклажу, проводники обнаружили, что увезен мешок с вяленым мясом. Теперь из еды оставалось лишь немного овечьего сыра и несколько лепешек. Правда, бедуины выполнили обещание и дали бурдюки с водой.

— Будь они прокляты со своей водой! — бранился проводник. — Как же мы доберемся до Гурганджа без еды.

— Если богам будет угодно, доберемся, — ответил равнодушно Тургак.

Он был так потрясен происшедшим, что ему казалось, что он все еще пребывает в страшном сне. То ему приходила в голову мысль, что лучше не возвращаться домой, чем вернуться ограбленным. То он придумывал способ, как вернуть потерянное достояние. Один только врачеватель старался всех утешить и для каждого находил ободряющее слово. Он тоже потерял свое богатство, нажитое в Согде. Там прожил он несколько лет в надежде скопить побольше и осчастливить своих сыновей, и вот ничего не получилось из его затеи. Пять лет упорного труда пропали. Он возвращался состарившимся, не имея ни гроша, потеряв даже верблюда. Он всех утешал, а сам не знал, доберется ли до родного дома. И что его ждет впереди! Он стал больным и нищим.

Но вот стали собираться в путь, и оказалось, что на верблюдах могут разместиться немногие, остальным надо было идти пешком. Врачеватель хотел усадить Аспанзата — он считал, что юноша слишком пострадал от палок и не сможет идти пешком. Но Аспанзат отказался. Он шел рядом с проводниками и в минуты гнева и отчаяния придумывал планы мести.

— Не унывай, юноша! — утешал Аспанзата старый проводник. — Не считай, что жизнь твоя кончена, если ты ограблен. Всякое бывает с купцами. Вслед за дурным приходит хорошее, ночь несет в себе рассвет. Ты еще молод, еще вернешь себе потерянное, еще будешь счастлив.

— Спасибо за слово утешения! — отвечал Аспанзат. — Если бы ты знал, какими трудами добыты шелка, что увезены разбойниками!.. Вся семья не знала ни сна, ни покоя целых два года. Мы теперь совсем нищие. Верблюды взяты у жадного Акузера. Знаешь ли ты его? Теперь я должен идти к нему отрабатывать долг.

— Об Акузере дурная молва, — согласился проводник. — Никто хорошего слова не скажет о кривоглазом. С ним плохо дело иметь. Пусть Тургак даст тебе двух верблюдов, когда вернется домой. Лучше быть в долгу у благородного Тургака, чем у кривоглазого.

Слова проводника немного утешили Аспанзата — он больше всего боялся Акузера. А если Тургак даст верблюдов в долг, то, может быть, минует беда…

Медленно двигался по пустыне разграбленный караван. Каждый предавался своим печальным мыслям. Никто, кроме проводников, не заметил черной тучки, которая быстро приближалась к солнцу. Но вот скрылось солнце — будет буря. Проводники остановили верблюдов, заставили их лечь, люди разместились среди животных и накрылись большой, толстой кошмой. В воздухе закружились столбы пыли и со свистом обрушились на караван. Если бы не толстая кошма, которую все придерживали руками, можно было бы задохнуться от песка.

А песчаные вихри не унимались и налетали всё с большей силой. Верблюды жалобно кричали, проводники стали громко читать молитвы, хорезмийцы призывали на помощь своих богов. Только врачеватель не стонал и не молился, он хвалил проводников за то, что они вовремя устроили привал и покрылись кошмой.