Невезуха (СИ) - Лосев Владимир - Страница 32

— Координаты получены, — тут же услышал я голос робота. — Это место находится как раз на пределе моих возможностей, после посадки у нас уже не будет возможности взлета.

— Спускаемся? — спросила Мия. — Это может быть опасным.

— А здесь не опасно? — поинтересовался я. — Сама же сказала, что скоро откажет система жизнеобеспечения.

— Вообще-то она уже отказывает, надо садиться, содержание углекислого газа в кабине растет и уже становится опасным, — ответила Мия. — Ты уже сейчас не совсем адекватно воспринимаешь действительность.

— А я ее никогда не воспринимал адекватно, — фыркнул я. — Сначала смертельная болезнь не давала, а потом свое понимание жизни.

Тут снова заговорил искин штурмового робота. Интересно, как у них получается делить микрофон между собой? Впрочем, то, что Мия главнее, я уже понял.

— Начинаю подготовку к посадке, — сказал робот. — Приготовиться, пристегнуться. Начинаю спуск.

И начал, просто взял и рухнул вниз. Круто. Я думал будет какое-то маневрирование, потом заработают двигатели, а тут раз, и понеслись вниз, причем, как я понял, включив антигравы, которые, понятное дело, могут работать в разные стороны. Я чуть язык не прикусил, а еще едва не выплеснул содержание своего желудка. Пролетели мы недолго, едва вошли в атмосферу, как я услышал грустный голос робота:

— Обнаружена ракета земля-воздух, начинаю маневрирование.

И начал. Опять тупо ускорил падение, так что у меня снова желчь полезла из ушей. А когда я более-менее пришел в себя, этот металлопластиковый идиот выдал:

— В связи с ограничением вариантов противоракетного уклонения передаю управление оператору.

Это типа, я ничего не знаю, выкручивайся сам. Только надо это было делать сразу, а не тогда, когда ракета уже на подлете. Сработало что-то, и я ощутил себя роботом, точнее двадцатитонной махиной, падающей к планете, у меня были руки, ноги, а еще антиграв, который я воспринимал как магниты на ногах, и две ракеты, привязанные к спине.

Я знал, что мне надо к развалинам древней базы, которая находилась на небольшом пустом острове. Наверное, это знание мне передала Мия. А еще я видел летящую в меня самонаводящуюся ракету. И тоже не знаю как ощущал этот несущийся за мной цилиндр, спрятав внутри смертельную опасность.

Я сразу вспомнил, как во времена вьетнамской войны, когда едва только появились ракеты воздух-воздух, наш летчик на Миг-21 бодался с фантомом, и тот влепил в него примерно такой же ракетой. Тут надо понимать, что в те времена это считалось гарантированной смертью, на вооружении не имелось ни вспышек, ни тепловых бомб, единственным спасением считалось катапультирование.

Но летчик уже не успевал, и единственное, что он сделал от страха, то резко рванул в сторону штурвал управления. И так сложилось, что в результате его маневра ракета пролетела мимо, а потом, потеряв цель, самоуничтожилась. После возвращения на аэродром летчика-истребителя допрашивали особисты и конструкторы, пытаясь выяснить, как и что он сделал, а когда поняли, то заставили этого летчика учить других получившемуся у него противоракетному маневру.

В этом маневре главное успеть увернуться в последний момент, летчик сделал это от страха, а мне придется произвести это обдуманно. Нет, страшно мне тоже, но в данном случае страх надо засунуть поглубже к пяткам и работать мозгами. Итак, раз, два, три, и я, включив свои ракетные двигатели на спине, рванулся вверх. Ракета проскочила мимо, но потом снова меня обнаружила и начала подниматься за мной, сделав большой зигзаг, но тут уже я начал лупить по ней плазменными шарами. И это помогло.

То ли на несущейся за мной ракете была установлена тепловая система наведения и горячая плазма ее спровоцировала на подрыв, то ли все-таки я в нее попал и сбил самонаводящуюся головку, но крылатая смерть вильнула сначала вниз, потом устремилась вбок, затем вообще понеслась куда-то в сторону и уже там взорвалась, выпустив в воздух кучу железных, уже бесполезных, осколков.

Уфф! Я облегченно выдохнул и даже попробовал вытереть пот со лба, и так врезал огромной железной рукой по корпусу, что едва не сорвался в пике. Я отключил ракетные двигатели, и мой железный болван сначала повис в воздухе, потом понесся, набирая скорость, к земле. В какой-то момент, когда мне стало очень страшно, я непонятным образом мысленно оттолкнулся от приближающейся земли и завис в воздухе на антигравах, а потом уже медленно поплыл к развалинам базы.

И тут в меня влепили еще одной ракетой, увернуться от нее я просто не успевал, плазма помогла лишь частично, заставив ракету взорваться в паре метров от меня. Меня замотало в воздухе, потом я как-то криво понесся к земле, а затем грохнулся на землю так, что потерял сознание. Очнулся от голоса Мии, который тревожно звучал в моей голове:

— Макс! Макс! Да очнись же ты! Следует немедленно покинуть робота, иначе ты погибнешь! Система жизнеобеспечения отказала, реактор сбоит на критической отметке, скоро произойдет взрыв, и мы погибнем! Макс, прощу тебя, очнись! Макс! Очнись! Пожалуйста!

— Макса нету, есть котлета, — пробормотал я. — И мне не хочется открывать глаза, и снова жить.

Интересно, кто придумал эту гадкую жизнь? И почему в ней всегда сначала гадко, потом очень гадко, а затем уже невозможно гадко? Боль была во всем теле, болели руки, ноги, в желудке плескалась желчь, стараясь выбраться наружу. Болела печень, почкам было совсем хреново, а еще болела нога. С ней что-то было явно не так. Я открыл глаза и увидел черный дым, который поднимался из-под моих ног, когда он дошел до моего лица, то ощутил, что он пахнет горелой пластмассой, и понял, что вдыхать его смертельно опасно. Я рванул замок привязных ремней, рухнул на горячий пол и полез к аварийному люку.

— Макс, ты куда? Не бросай меня!

Блин! Пришлось лезть обратно. Не бросать же эту не то девочку, не то непонятно что. Она меня выручала не раз, да и вообще мы, русские, детей в беде не бросаем, даже если от ребенка остался один мозг. Я, обжигая руки, нашел этот чертов шар, отсоединил кабель, бросил его в рюкзак, лежащий рядом, и пополз обратно. Дышать нечем, пол горячий, люк далеко, а до смерти четыре шага — именно столько было от меня до взбесившегося реактора.

Нет, с этой планетой точно явно что-то не так. Мне на ней столько досталось различного рода опасных приключений, сколько я не получал за всю свою, не очень веселую и спокойную, жизнь. Да и случалось в ней много: робототехником был, и летчиком, и сбитым истребителем, и десантником и диверсантом, а еще ассенизатором, звездолётчиком, покорителем других планет, смотрителем и хозяином звездной станции, и много чего еще.

А ранен был сколько раз? Причем больше всего здесь, на этой планете. Не, надо отсюда выбираться. Это не моя война и не мой мир — вон, уже как Лев Толстой заговорил. Значит, надо валить отсюда. Я отполз от моего горевшего робота метров на двадцать. Взорваться он бы не взорвался, нечему, реактор заглушила автоматика, боезапас израсходован, но от его жара находиться рядом было невозможно.

Вокруг моего неудачного места посадки стоял нехоженый лес, огромные деревья тянулись к ярко-лимонному небу, на котором висело голубой солнце. Коричневые, почти черные ветки с темно-синими листьями давали тень и укрытие, робот сбил их немало при падении, и теперь часть их тлела, выбрасывая удушливый дым. Небо, конечно, красивое, и лен тоже, но это красота для тех, кто ничего не понимает. А кто понимает, тому отсюда надо мотать. Не местные мы, понаехавшие, а аборигены понаехавших не любят, впрочем, как и везде, они их на ноль умножают, и пришельцев не становится. Правда, насколько мне это известно, такое везде происходит.

В общем, надо валить отсюда, только сил нет. Я лег на черную землю и закрыл глаза. Хватит с меня. Устал. Милые, дорогие аборигены, приходите и убивайте меня. Хватит, пожил. Да и жизнь ли это была? Надоело. Я еще немного себя пожалел, потом просто вырубился. И мне приснился сон, как я с веселой девочкой Мией, которая была одета в красное короткое платьишко с желтыми пятнами и черными косичками и держала меня за руку, шли по лесу, где росли деревья с темно-синими листьями. А шли мы к развалинам древней базы, которая находилась посередине леса где-то километрах в пяти от падения робота. Стояла она в большом черно круге, непонятно как образовавшемся. А внутри развалин на месте какого-то большого взрыва образовалось озеро с прозрачной зеленоватой водой, в котором не было ни одной рыбки и не водилось вообще никакой живности.