Серое братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 103

Среди подоспевших на помощь я заметил Барсука и Башара. И обрадовался им. Они молча потрясли мечами в приветствии.

— Это все, кто спасся?

— Все, — кивнул Мастер. — Остальные наверняка погибли.

— Мальчишку жалко, — я посмотрел на скрючившегося в углу Халима. В его животе торчало копье.

— Это война, — голос Мастера ожесточился. — Но мне тоже не хочется помирать от лап давно умерших!

И страшно захохотал. Бес в него вселился, что ли? За короткое время, что он где-то плутал в закоулках Асуры, с его рассудком явно что-то произошло. Я старался об этом не думать. Сделал лишь зарубку в памяти, что за командиром нужно приглядывать.

Мы подъехали к воротам, когда первые лучи солнца осветили крыши Асуры, окрашивая их в ярко-желтые цвета. Город выпускал нас. Ворота распахнулись, словно не ведали, на что обрекли своих гостей. Словно и не было ночного кошмара, не было отчаянных попыток взломать их, моля о спасении.

Нас осталось одиннадцать человек. Без единой лошади мы вышли на верную смерть в пески. Но никто не роптал. Ни у кого не было желания встречать еще одну ночь в Асуре.

Наше желание умереть в песках было услышано. Под стенами города стояло войско нисайцев. Словно ждали встречи. Всадников было не меньше тысячи. Ладно, сотню мы положим, без лишней скромности отметил я, но остальные просто задавят нас. Мои мысли были прерваны. От небольшого отряда, стоявшего чуть поодаль от основных сил, отделилась группа всадников и направилась к нам, горя желанием приветствовать храбрецов. Они даже не обнажали оружия, из-за чего мы стояли спокойно. Ясно, что драться с нами они не будут. Черноусый красавец в ярко-золотистом халате приблизился и насмешливо проговорил по-ахайски:

— Вот так дела! Оказывается, мы преследовали жалкую кучку проходимцев и грабителей, возжелавших сокровищ Асуры! Ну и как вам ночка? Довольны?

— Веселая ночка, — кивнул Мастер и оскалился. — Нет желания самому развлечься со своими храбрецами?

— Я подумаю, — всадник развернул жеребца и, отъезжая, добавил:

— Великий Садихан желает побеседовать с вами. Идите за мной, нечестивые воры. Бежать некуда.

В Лебен Егерь и Нисла вошли рано утром. Изрядно промокшие в череде нескончаемых дождей, они вошли в первую же попавшуюся им на глаза харчевню, неказистую, и, кажется, дешевую. Разбрасываться деньгами фарогар не горел желанием. Блеск монет привлекает излишнее внимание любителей поживиться на дармовщинку, ладно, если в живых еще оставят.

Харчевню содержал довольно неприятный тип, обросший и обрюзгший, с выпирающим из засаленного и грязного кафтана животом. Наверняка один из любителей дуть пиво с утра до вечера. Толстяк неприветливо поглядел на ранних гостей, и с нарочитой небрежностью стал греметь оловянными кружками, в которых плескались остатки кислого пойла.

— Здравствуй, хозяин, — Егерь подошел к стойке, тяжело ступая в грязных сапогах, огляделся по сторонам, как будто выискивал в пустом зале что-то такое, что позволит изменить свое решение пообедать именно здесь, и уйти прочь. — Мне нужна комната и чистое белье. Я собираюсь пожить у тебя дня три-четыре. Плачу сразу.

— Десять золотых, — буркнул толстяк, а сам нет-нет, отрывает взгляд от пола и смотрит на реакцию гостя.

Реакция оказалась неожиданной. Рука Егеря схватила хозяина за ворот кафтана и рывком перегнула через стойку.

— Слушай, умник, внимательно, — негромко, но с различимой угрозой в голосе сказал фарогар толстяку, распластанному на грязной поверхности словно лягушка. — Я прекрасно знаю, что, где и сколько нужно платить в Лебене. Однажды я переплатил, но там был смысл, а здесь не вижу ничего, за что пришлось бы отдавать кучу денег. Хочешь иметь дело с нюхачами[38]?

— Нет, благородный господин! — залепетал хозяин, заметно задыхаясь от душившего его ворота. — Этой напасти мне не пережить. Вы же знаете, что нюхачи ищут любой предлог наложить лапу на имущество честных людей… Устроит четыре золотых?

— Можно было и поменьше, — проворчал Егерь, но ворот отпустил. Постарался сделать довольное лицо. — Да ладно, считай, что это доплата за твое будущее усердие… честный человек.

— С превеликим удовольствием, — толстяк неуклюже раскланялся за стойкой, на что Нисла громко фыркнула.

— Как твое имя?

— Модо[39], — сверкнул глазами хозяин.

— Кто же назвал тебя так, сердешного? — откровенно ухмыльнулся Егерь.

— Спасибо папаше, — буркнул Модо. — Назвал младенца, а сам смылся в неизвестном направлении. Пришлось расхлебывать его шутку. Парни проходу не давали, чтобы не обозвать и надавать тумаков.

— Сменил бы имя.

— А зачем? Уже привыкли. Человек, ежели ему вдалбливать в голову каждый день подряд одно и то же, перестает замечать, какой он на самом деле… Есть у меня одна свободная комната, без клопов. Сам выводил!

— Приготовь ее. Через час придем. Да, обед подашь наверх. Надеюсь, у тебя кормят не тухлятиной?

— Как можно? — оскорбился Модо. — Все в наилучшем виде!

Егерь оставил на стойке один золотой в задаток, кивнул Нисле, и вместе с ней вышел на крыльцо.

— Ну и тип, — снова фыркнула девушка, поправляя сползающий с плеч лук. — Того гляди и прирежет.

— Не прирежет. У него на роже написано дрожать и подхалимничать. Не тот человек. Однако наш вид не ввел его в заблуждение. А его поганую руку, если она нырнет в мой карман, я отрублю с превеликим удовольствием.

Егерь не злился, а просто знал, что говорил. С такой публикой нужно держаться соответствующим образом, а то оставят в дураках, да еще и в спину смеяться будут. Он оглядел просыпающиеся улицы, и чтобы не выглядеть более чем странно в этот утренний час, не спеша спустился с крыльца и пошел по утоптанной тысячью ног дороге в самое сердце Лебена — на базарную площадь. В этом отношении провинциальный городишко ничем не отличался от других своих собратьев, будь они или в землях Протектората или в земле Оушн. На небольшом пятачке земли скапливалась большая масса народа, старающегося не столько продать товар, а сколько пообщаться, узнать последние новости, обсудить сплетни и домыслы, чтобы потом хорошо выпить или затеять рискованное дело. Именно здесь Егерь надеялся узнать о странных пришельцах, замеченных на побережье. Выпивка и блеск монет развяжет любой язык.

Вытоптанный людьми и скотом участок земли, предоставленный городской управой специально для торгов, представлял собой забавное зрелище. Место, где велась торговля, было огорожено многочисленными повозками, возле которых дымились костры, а из фургонов торчали босые грязные ноги, и доносился храп. Кое-где народ уже проснулся, и кто-то раздувал огонь из тлеющих углей, чтобы прогреть замерзшие за ночь конечности.

На путников глядели искоса, но без какой-нибудь вражды. Мало ли странного народа бродит сейчас по округе. Война сорвала многих с насиженных мест, и теперь не редкость встретить вооруженных до зубов пилигримов.

Егерь подошел к палатке, в которой сидела немолодая женщина, и, нахохлившись от холода и сырости, тянущейся с земли, грела руки над маленьким костерком. На длинном столе стоял бочонок в окружении деревянных кружек.

— Что продаешь, мать? — поинтересовался Егерь, усаживаясь за стол.

Нисла неодобрительно засопела, но присела следом.

— Если хочешь согреть кишки — то мое пойло тебе как раз подойдет, — простуженным голосом ответила женщина. — Рановато для покупателей-то. Да и на купца не похож.

— Не пытайся быть ведуньей, — улыбнулся Егерь, — а налей-ка лучше полную. Я тут посижу, пока туман не рассеется.

Хозяйка палатки плеснула ему в кружку темно-бордовую жидкость, пахнущую, к удивлению фарогара, вовсе недурственно. Смесь вишни и кисло-сладких ягод, растущих на склонах Красных Холмов, — сообразил Егерь, отпив глоток из кружки. Одобрительно кивнул.