Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 9

Он бы не поехал — никогда не любил эти места, да и в поместье живут ещё его дяди Венсан и Шарль, и кузены Марсель и Грегуар — есть кому заниматься плантацией, но к жалостливому письму матери прилагалась ещё и записка от дяди:

«…ты же у нас башковитый, как и твой отец был, а у меня голова трещит от всех этих облигаций займа, закладных и купчий! Я же в этом не разбираюсь. Того и гляди клятые Фрессоны обдурят и меня, и Эветт! Им бы, кровопийцам, только содрать побольше свой процент. Венсан уже совсем плох, даже меня не узнаёт. Ну а с моих балбесов чего взять? Марсель и писать-то умеет только своё имя, а Грегуар, сам знаешь, сначала стреляет, а потом начинает читать. Так что хорошо бы тебе глянуть одним глазком…».

Дядя не соврал. Поместье Эдгар застал в довольно жалком виде. После смерти отца всё тут довольно быстро пришло в запустение. Сахарный пресс сломался, и никто не собирался его чинить, а тростник возили за четыре льё к Грейсонам, из-за чего пришлось купить ещё нескольких мулов. Куда делась большая часть рабов — Шарль внятно ответить не смог, ссылаясь на управляющего Тома. А тот только мялся да нёс всякую чушь про аллигаторов, лихорадку и топи, будто во всей округе ньоры мёрли только в поместье «Жемчужина». И по бегающим глазам Тома было видно — он врёт, но проблемы навалились на Эдгара все и сразу, и он решил заняться лживым управляющим немного позже.

От кузенов толку тоже было чуть. Всё, что они делали — пили ром и торчали то на болотах, охотясь на аллигаторов, то в засаде вдоль протоки, наблюдая за поместьем «Утиный остров» и надеясь подстрелить старого хозяина — Анри Бернара, когда тот зайдёт на их территорию. Междоусобная вражда с соседом давно превратилась в единственный смысл их жизни.

Эдгар откинулся на стуле, глядя поверх головы мадам Дюран в густые заросли на берегу Арбонны. Когда погиб отец, его завещание, конечно, стало для всех сюрпризом. Во-первых, потому что оно вообще нашлось: Огюст Дюран был ещё не стар и полон сил — с чего бы ему думать о завещании и тем более его составлять у нотариуса? А во-вторых, в нём он всё до последнего луи отписал Эветт Дюран — своей жене, и, что греха таить, поступил он не слишком умно. А учитывая то, что с ней он не ладил последние двадцать лет и даже жили они порознь — он — на плантации, а она — в Реюньоне, — то всё это было и вовсе странно.

Теперь же, изучая дела, Эдгар пришёл к выводу, что отцу стоило бы вовремя продать «Жемчужину», до того, как всё покатилось по наклонной, потому что теперь, с такими долгами, это вряд ли получится сделать за нормальную цену.

— Ну, раз ты не хочешь говорить об этом, что же, может, поговорим о другом? — Эветт перевела взгляд на их гостя — Рене Обьера, который тоже деликатно рассматривал долину реки, делая вид, что не слышит перепалки матери и сына. — Вы знаете, Рене, что у Эдгара теперь есть невеста?

— В самом деле? — левая бровь Рене так и подскочила вверх. — И что же ты молчал об этом, мой друг?

Лицо у Рене и так почти всегда было весёлым, а тут едва не трескалось от смеха. Ещё бы — теперь у него появился новый повод подтрунивать над другом детства. Сам мсье Обьер недавно женился, и в браке был почти неприлично счастлив. И флюиды его счастья необъяснимо действовали на всех, кто находился рядом.

Вот и мадам Дюран всё утро долго и подробно расспрашивала его о медовом месяце, который он с женой провёл в Старом Свете, о планах по перестройке дома, о том, сколько детей они хотят, что казалось, будто Рене для неё больший сын, чем Эдгар. С того момента, как она узнала о женитьбе Рене, её мысли повернули в новое русло — а почему бы Эдгару снова не жениться и не осесть на плантации? И, надо сказать, она приложила массу усилий, оповестив всю округу о том, что её сын не прочь присмотреть невесту из дочерей местных плантаторов.

— Мама! С чего вообще ты это взяла? — Эдгар отодвинул тарелку.

Мадам Эветт сегодня была явно в ударе, и он понимал, что, взяв в союзники Рене, она не отстанет от него так просто.

— А с того, что ты уж что-то зачастил в поместье к Лаваль, — ответила Эветт, самолично разрезая пирог. — И ездил к ювелиру — я-то не слепая…

Ради мсье Обьера она сегодня достала тарелку лучшего фарфора с узором из незабудок и решила даже не доверять служанкам орудовать ножом на столь ценном предмете посуды.

— И поверь, я совсем не против прекрасных манер и голубых глаз старшенькой Флёр. Попробуйте пирог, Рене. Наоборот, я была бы очень рада, если бы мы, наконец, породнились с Лаваль. Семья у них достойная, и хозяйство крепкое. Можно было бы снести этот уродливый забор между нашими плантациями, и знаешь, если удлинить аллею…

— Довольно об этом, — Эдгар встал.

— Тебе почти тридцать лет, сынок! Поверь, я не бесчувственная, — Эветт отложила нож, — я понимаю, кого ты потерял. Но ты не можешь скорбеть о них вечно и винить себя! Даже в Священной книге написано: всякой скорби своё время и место, а радости — своё, и за всякой скорбью приходит радость. И уж твоё время скорби затянулось, сынок! А я была бы совсем не против породниться с соседями, — Эветт чуть улыбнулась Рене, словно давая понять, что она с ним заодно.

— Спасибо, было вкусно, — произнёс Эдгар коротко, вышел из-за стола и спустился вниз с открытой веранды, чтобы избежать продолжения неприятного разговора.

— Ну вот скажите — разве я не права? — Эветт со вздохом отложила нож.

— Мадам Дюран, поверьте, я буду тоже только рад, если ваш сын женится и останется здесь! — Рене улыбнулся и отложил десертную ложку. — Прекрасный пирог! Благодарю за обед, мадам Дюран, всё было просто непревзойдённо вкусным, но меня ждут дома, а нам с Эдгаром нужно решить ещё кое-какие вопросы. Прошу меня извинить, и буду рад, если вы навестите нас как-нибудь на неделе.

Рене откланялся, вышел из-за стола и нагнал друга во дворе. Они направились на другую сторону дома, в тень больших деревьев, где расположились в плетёных креслах. Служанка принесла сигары и кофе, и некоторое время они сидели молча.

— Так это правда? Насчёт Флёр Лаваль? — спросил Рене, закуривая сигару.

— Почему нет? — пожал плечами Эдгар. — Просто мадам Дюран бывает слишком навязчива, а так… Ты-то вряд ли имел виды на мадмуазель Лаваль?

Он усмехнулся. Зная жену друга, Эдгар понимал, что его Полин — полная противоположность жёсткой и циничной Флёр.

— Упаси бог! Если я захочу завести в доме хищника, я лучше притащу с болот аллигатора! Это будет точно безопаснее, чем связываться с Флёр! — усмехнулся Рене, взмахнув рукой, и дым от сигары, описав дугу, завис в неподвижном воздухе.

— Тут ты прав — она выпьет любого досуха, — ответил Эдгар, разливая по стаканам ром аньехо, и добавил, протягивая стакан Рене, — попробуй — пятилетней выдержки. Мой сумасшедший дядя Венсан, к счастью, не успел опустошить эти бочки. А Шарлю и моим кузенам всё равно что пить, и они пьют то, что стоит ближе к входу.

Этот ром — гордость поместья Дюранов. Его отец — Огюст Дюран — не поскупился, привёз хересные бочки из самого Реюньона, отвалив за них баснословные деньги на аукционе. Но оно того стоило. Ром, выдержанный в этих бочках, был, как он выражался, словно «поцелуй красотки» — насыщенный, густой, терпкий и пряный, с небольшой ноткой сладости.

— Ну что, за твой счастливый брак? — Эдгар отсалютовал другу стаканом.

— А, может, за будущий твой? — усмехнулся Рене. — Хотя… Признаться, ты меня удивил. Из всех девиц в округе ты выбрал именно Флёр!

— Ну… Мсье Лаваль был более чем щедр. Признаться, и настойчив тоже. Это он предложил мне этот брак, услышав болтовню моей матери о том, что я ищу невесту.

— Я и не удивлён, — ответил Рене, — уверен, ты слышал, что говорят о ней в округе. Ты, кстати, не боишься?

— Чего?

— Флёр Лаваль — она же, как десмод*, высосет из тебя всю кровь, вернее, всю душу…

*прим. — кровососущая летучая мышь.

— Думаешь, она сможет? — спросил Эдгар, разглядывая ром в стакане, и добавил как-то устало: — Нет, Рене, я не боюсь. Нельзя выпить то, чего нет. Я для неё — пустой сосуд. И в моём случае из Флёр Лаваль получится идеальная жена.