Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 51

— Какая тебе разница, куда мы поедем? Или вы с Хейдой и это хотите разделить с нами? — она вся пылала и тоже хотела сделать ему больно.

— Ну мы же друзья, разве ты не хочешь поделиться со мной этой радостью? — он чуть наклонился вперёд, положив ладони на стол. — А для меня Мыс Чаек слишком шумное место. А как ты думаешь, если потом, после свадьбы я увезу… молодую жену в охотничий домик на озере? Это единственное, что отец мне оставил в наследство. И что по-настоящему моё. Там очень красиво и тебе… вернее, ей бы понравилось. Как думаешь, понравилось бы? — его взгляд, казалось, смотрел ей прямо в душу, а голос стал тише. — Горы, озеро, кедры и апельсиновые рощи… Ночью там очень тихо, и в небе звёзды величиной с кулак. И только лебеди и утки тревожат тишину взмахами крыльев. Сейчас сезон перелёта, там полно птиц. Мы бы выехали на рассвете… немного бешеной скачки, когда ветер треплет волосы… Я уверен… она любит бешеную скачку. Потом мы бы покатались на лодке по озеру, осеннее солнце такое ласковое, а вечером посидели бы у камина, поговорили, выпили вина… а потом… Скажи, тебе бы понравилось?..

Альберт выпрямился и скрестил руки на груди.

Он, наверное, и правда подлец, потому что сейчас впервые воспользовался их связью так. Дал ей ощутить всю свою боль, всё своё желание и тоску по ней, своё отчаянье и безысходность, всё, что терзало его душу с самого момента их встречи. И он обрушил на неё всё это, открывшись ей, не позволив убежать, и решить самой хочет ли она это чувствовать. И он сделал это, зная, что ей будет больно. Но иногда только боль помогает понять, что мы делаем что-то неправильно…

Если после этого она снова скажет какую-нибудь ерунду, то он сделает так, как советовал Цинта — просто сгребёт её в охапку и увезёт на это самое озеро. И пусть она хоть убьёт его потом!

Иррис отступила назад, прижалась ладонями к стеллажу за своей спиной и молчала, и ему казалось, что ещё мгновенье — и она заплачет или обрушит этот дворец ему на голову.

— …Я привёл тебя в замешательство слишком яркими фантазиями? — спросил он уже тише. — Извини. Я не хотел тебя смутить. Но я дорожу твоим мнением, и мне важно знать, что ты думаешь. Я хотел сделать предложение Хейде сегодня за обедом, устроенным в честь Ребекки, — он развёл руками, — увы, туда всё равно придётся идти, так что совмещу приятное с полезным. Но, если ты скажешь, что это плохая затея, что мне не подходит Хейда — я не сделаю этого предложения. Я буду ждать твоего ответа, тебе решать Иррис…

— И я должна решить это за тебя? — спросила она тихо.

— Не должна. Но я хочу, чтобы… это решение приняла ты.

— Почему?

— Видишь ли, Иррис, я всё время совершаю необдуманные поступки, — он снова взялся за шляпу, — я слишком порывистый и мало думаю над последствиями. Я принимаю решения сердцем, и всё, что бы я ни делал, приводит к печальному… для меня результату. А ты умеешь решать всё умом и силой воли, ты знаешь, что правильно, а что нет. Ты даже нашла способ разорвать нашу связь и смогла это сделать, в отличие от меня, у которого не хватило на это духу. Ты не доверяешь сердцу принимать решения, поэтому я хочу, чтобы своим холодным умом ты помогла мне, как друг, — Альберт посмотрел на неё и добавил совсем тихо, — может, твоё решение сделает меня счастливым, моя ласточка?..

Огонь отступил, отпуская её…

— Если хочешь подумать — подумай, скажешь мне ответ перед обедом.

Он взял шляпу и хотел уйти, но потом словно опомнившись, хлопнул себя ладонью по лбу:

— …Прости! Я идиот! Ты звала сказать о чём-то важном, а я влез со своей просьбой! Так о чём ты хотела поговорить?

Если бы можно было дотянуться и ударить его, наверное, она бы так и сделала. Наверное, вихрь, что бушевал в ней, сорвал бы крышу с дворца, как гусиное перо, и забросил в море. Её щёки пылали, и в этой ярости она была такая красивая, что Альберт не мог оторвать глаз. И если бы он сейчас шагнул к ней навстречу и поцеловал, она бы, конечно, ударила его по лицу, оправдывая себя тем, что он и в самом деле мерзавец.

Нет, Иррис! Нет! Я не буду помогать тебе на этот раз, сделать очередную глупость…

Он видел, как она пыталась успокоиться, сжимала пальцы, и молча ждал. А потом, наконец, она взяла какую-то книгу и чуть подвинула в его сторону.

— Прочти, пожалуйста. Сейчас.

— Что это? — спросил Альберт, глядя на переплёт, обтянутый синим шёлком.

— Это дневник моего отца. Я вчера вместе с письмами Регины случайно унесла и несколько писем твоей матери. И я не хотела их читать, но почерк показался мне знаком. Прочти. Это короткая история и много времени она не займёт, — Иррис подвинула дневник на середину стола. — Дело в том, что теперь… я знаю, кто твоя мать, Альберт… но прежде, чем ты тоже это поймёшь… чтобы всё понять… ты должен это прочесть. Сначала дневник, а потом то письмо то, что найдёшь на последней странице.

Она положила рядом письма Салавара к Регине, повернулась и поспешно ушла.

Альберт сидел и смотрел на письмо, найденное в конце дневника. Он перечитывал его несколько раз. Сомнений не было, его написала та же самая рука, что и письма его матери, что и то самое письмо, которое он получил в Индагаре.

Адриана. Ашуманская жрица, проклявшая род Салавара, та самая женщина, помешавшая браку Регины и его отца — она была его матерью.

Всё встало на свои места. Как-то сразу, в одно мгновенье, вспышкой, сложилась эта мозаика. Стало понятно, за что отец так ненавидел его, за что ненавидел её, почему унижал, почему держал при себе, почему бил, но не убивал…

Всё это время он был живым напоминанием о его потере. Причиной, по которой Салавар был отвергнут любимой женщиной, а глядя на его письма к Регине и помня о том, сколько в них было боли, Альберт вдруг посмотрел на себя глазами отца.

Значит… история с проклятьем могла быть правдой? Ведь отец так и не женился на Адриане. Неужели он так сильно её ненавидел?

Впрочем, сомнений в этом у него, как раз не было. Тысячи вопросов крутились в голове, и нужны были тысячи ответов.

Почему Адриана отдала его отцу? Почему все эти годы молчала о своём существовании? Почему позволяла Салавару издеваться над ним? Почему написала то письмо, что он получил в Индагаре? Зачем вызвала его сюда? Зачем убила Салавара? Где она сейчас? И почему сейчас не встретится с ним и всё не объяснит?

А потом он посмотрел на картину с другой стороны.

Гасьярд был c отцом в Ашумане. Гасьярд должен был знать обо всём. Гасьярд привёз это письмо и показал его Регине. Значит, он точно знал правду! Всю правду о нём, о его происхождении, о его матери, и всегда знал это. И молчал. Даже сейчас, когда Салавара нет и нет смысла всё это скрывать.

— Проклятье! — прорычал Альберт.

Хотелось вскочить, пойти и придушить Гаса прямо его же шёлковым галстуком. Выбросить его из окна. Утопить в фонтане. А лучше сделать это всё по очереди. Но впервые, кажется, Альберт отбросил это неистовое желание, собрал письма и дневник и направился в покои Себастьяна.

Он не будет убивать Гаса. Во всяком случае, не сейчас. Он вообще ему ничего не скажет. Альберт был ужасно зол и, кажется, в этот раз вообще на всех.

Вошёл без стука в кабинет Себастьяна и, смахнув со стола бумаги, с силой вонзил ритуальный кинжал в лаковую поверхность стола из красного дерева.

— Какого гнуса, Себастьян? Тебе не кажется знакомой эта вещица?

— Ты совсем спятил, Альберт? Что ты делаешь? — Себастьян встал, глядя на треснувший лак и держа в руках перо — чернила тут же закапали недописанное письмо.

— Что я делаю? Я показываю тебе, братишка, какой из тебя никчёмный верховный джарт, пусть пока и не совсем настоящий! — Альберт навис над столом глядя в лицо брата. — Только у тебя и Гаса есть ключ от сокровищницы, где хранился этот нож. И ты должен был следить за тем, чтобы он там и оставался! И как, скажи мне на милость, он оказался в руках того, кто хотел убить меня и едва не убил Цинту? А? Или, может, это ты сам отдал его в руки убийцам?