Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 79

…и его тепло, которое она ощутила прикосновением к своему лицу.

Но вот именно так, как сейчас…

…когда не нужно ничего скрывать…

…не нужно бороться с собой…

…не нужно бежать…

…не нужно расставаться…

…прятаться…

…и бояться, сходя с ума от неизвестности…

…когда больше нет никаких преград.

…вот такого между ними ещё не было.

И от этой мысли закружилась голова.

Неужели это правда?

— Я… ещё не думала о танцах, — наконец, смогла она произнести, срывая розу.

— О чём же ты думала, так задумчиво глядя на горизонт?

— Скажи… это всё, наконец, закончилось? — спросила она, рассматривая бледно-жёлтые чуть увядшие лепестки.

— Если ты имеешь в виду, провалился ли план старого лиса? Да, Гасьярд в Чёрной башне, и надеюсь, там и останется. Хейда в тюрьме, Себастьян полдня скрипит пером и пишет послания прайдам, остальная родня — кто пьёт от радости, кто от печали, а Тибор за компанию со всеми. Слуги накрывают столы и готовят приём… А я… просто жду…

— Ждёшь? Чего? — спросила Иррис, поднимая взгляд.

— Когда ты проснёшься, — произнёс он, понизив голос.

И от того, как он это сказал, от взметнувшегося к ней огня, ноги совсем ослабели, а сердце погнало кровь по венам так быстро, что пульс забился даже в кончиках пальцев.

Иррис прислонилась к гранитному столбу, венчавшему угол террасы, чувствуя, как живой огонь обволакивает её, лишая разума, воли и сводя с ума. Понимая только, как ждала она этого, как скучала по нему…

— Так что насчёт танца, Иррис? Помню, на прошлом балу ты была так жестока со мной, ты сказала… «как-нибудь в другой раз», — он оттолкнулся от двери, обошёл плетёный столик и кресла, не сводя с неё глаз, и, остановившись напротив, спросил с улыбкой, — сейчас ведь тот самый — другой раз? Сегодня ты потанцуешь со мной?

Протянул руку и улыбнулся ещё шире.

— Здесь?

— Ну да.

Музыка доносилась сквозь розовые арки, и была не слишком громкой. Но это было даже хорошо. Иррис безропотно вложила руку в его ладонь, и в этот раз её пальцы не были ледяными. Альберт поднёс их к губам и поцеловал.

— Знаешь… на том балу… я мечтал вот об этом. О том, чтобы иметь право целовать твои руки, не таясь… не скрывая своих чувств, — сказал он тихо, положил её ладонь себе на плечо и, поймав другую руку, переплёл пальцы.

Притянул к себе и, склонившись, произнёс, касаясь губами уха:

— Я хотел спросить… Ты и правда думала меня забыть? Когда сказала мне это в башне… Ты бы сделала это?

Мир закружился снова. От его голоса, от его близости, от этого шёпота и тепла, которое текло сквозь его ладонь…

— Я не хотела этого… но… Я бы сделала, что угодно, лишь бы тебя спасти! — ответила она тихо. — Даже умерла.

— Иррис, — он прикоснулся щекой к её щеке, и прошептал, обжигая своим дыханием, — Иррис! Если бы ты забыла меня, если бы смогла… поверь, я бы сделал так, чтобы ты всё вспомнила… а если нет, то чтобы узнала и полюбила меня заново. Ещё раз. Я бы не смог уехать. Не смог ждать… Не смог бы жить без тебя. Ни за что. Я не сказал этого тогда, и так боялся, что ты забудешь меня, а я так и не успею этого сказать — я люблю тебя, моя ласточка! Люблю. С той самой встречи на озере, когда ты ранила меня стрелой…

Кажется, в саду были слуги, и, наверное, они смотрели, но ей было всё равно…

Она обняла его порывисто, притянула к себе одной рукой, ещё сильнее, и поцеловала в шею, туда, где остался шрам от той самой стрелы, и ещё раз, и ещё... Целовала, закрыв глаза, касаясь щекой горячей кожи, и положив голову на плечо…

И если это и был танец, то очень странный.

Кажется, они просто стояли, прижавшись, друг к другу, закрыв глаза и впитывая тепло, ощущая дыхание, слыша сердцебиение. Впиваясь руками в ткань одежды, скользя ладонями, переплетая пальцы, как будто узнавая друг друга заново, словно не веря, что всё это правда, и не в силах оторваться, разомкнуть объятья, не в силах даже говорить, только чувствовать, что вот здесь и сейчас они наконец-то вместе.

Он целовал её волосы, что-то шептал, но слова уже были не важны. Важна была лишь радуга во всё небо, ощущение неведомого счастья и полёта. Кружилась голова, и они были больше не здесь…

…а где-то между небом и землёй, вдыхая весь мир полной грудью.

И она почти тонула, дышала тяжело и слышала такое же его дыхание, и жаркий шёпот, её имя, которое он повторял и повторял снова, и его поцелуи, лихорадочные, горячие, страстные, они бросали в бездну, опьяняли и заставляли забыть обо всём на свете.

Она отвечала ему также, прильнув всем телом, обнимая, лаская шею и щёки, и в ответ шепча его имя тогда, когда сама не забывала дышать, не помня о приличии, о слугах, которые наблюдали, потому что всё это было неважно…

Он здесь, он с ней, и больше ничего не нужно…

— Остановись, Иррис, — прошептал он хрипло, — ещё немного — и мы уже не пойдём поздравлять Себастьяна. Мы вообще никуда не уйдём дальше твоей спальни…

Она спрятала лицо у него на груди и сжала его в объятьях так сильно, как только могла. И они стояли так ещё долго, пытаясь успокоить бешено бьющиеся сердца…

— Моя ласточка, послушай, у меня есть два вопроса, на которые мне нужны ответы… прямо сейчас, — произнёс он тихо, наконец, победив своё волнение и совладав с желанием.

— Какие? — она чуть отстранилась, глядя на него с лёгкой тревогой.

— Не бойся, — Альберт улыбнулся, убирая с её лица упавшую прядь, — я хотел спросить… Тебя что-нибудь держит в Эддаре? Ты хочешь остаться здесь?

— Я думала… после всего, что случилось, после вашего примирения, это ты захочешь остаться здесь.

— Я? Всевидящий Отец! — он усмехнулся. — Остаться здесь? Чтобы наблюдать каждый день, как мой брат влюблён в мою жену? Ну уж нет! Я был влюблён в его невесту — самую недоступную женщину в мире, такого и врагу не пожелаешь! Я бы не стал оставлять тебя рядом с ним даже на чашку чая. Он красив, обаятелен и он — верховный джарт…

Альберт подмигнул ей лукаво и добавил:

— … и я знаю, о чём он думает, глядя на тебя! И, уж поверь, я знаю, что он испытывает при этом!

— О Боги! — теперь уже она усмехнулась в ответ. — Значит, ты… ревнуешь меня к Себастьяну? Думаешь, я…

— Нет, Иррис! Не ты… Но будь я на его месте… а я там был. И поверь… я бы не отступился... Но ты и так знаешь, чем всё закончилось, — он коснулся пальцами её щеки, — я просто хочу, чтобы ты больше не боялась. Я ведь читал твои письма и помню, как ты хотела уехать отсюда и почему. И хотя сегодня Себастьян предложил мне стать командором прайда, а это, считай, его правая рука… Но… я не верю в семейную идиллию Драго и внезапное примирение всех со всеми. И не хочу мучиться от страха, оставляя тебя одну хоть на миг среди моих горячих родственников. Змеи, яд, сумасшедший дядя, мстительная мачеха… влюблённый бывший жених, мои сёстры, которые, ненавидят друг друга и всех… Я хочу, чтобы ты забыла всё это, как страшный сон. Так что… как ты относишься к тому, чтобы уехать отсюда?

— Ты сказал… «влюблён в мою жену»? — улыбнулась Иррис. — Я не ослышалась?

— А вот это был второй вопрос, — он улыбнулся ещё шире, — ты же не надеешься снова сбежать от меня к своему деду, тётке, кузену или какому-то там Анри? Особенно к Анри! – он фыркнул. – Про Анри мы ещё поговорим… Уж прости, но я велел Цинте сжечь твои письма. Хотя этот таврачий сын меня не послушал, и одно из них всё-таки отправил. Кажется, твоей тёте в Талассу. Но к Дуарху письма! Скажи мне «да», Иррис! Ты же помнишь, я слышал всё, что ты думала за обедом в честь Ребекки, когда старый лис опоил тебя тем вином. Я слышал, что ты думала в Чёрной башне, — он наклонился к её уху и прошептал, — всю свою душу, всё без остатка, всю до капли ты готова мне отдать. Никаких тайн, никаких секретов, никакой лжи, никогда… Быть с мной, сегодня, завтра, всегда. Большего не нужно...

Он снова отстранился и, посмотрев Иррис в глаза, произнёс с улыбкой: