Last secret (СИ) - Джиллиан Алекс - Страница 37

— Мне сложно поверить, что ты могла кого-то убить, хотя в состоянии аффекта человек способен на самые шокирующие поступки. Мы не узнаем, как поведем себя в той или иной ситуации, пока сами в ней не окажемся, — задумчиво рассматривая меня, произносит Нейтон. — Иногда ярость и гнев вскрывают в нашем сознании грани, о которых мы не подозревали, активируя всплеск физических сил. Отчаянье, боль, накопившаяся обида, желание защитить себя — это та самая смесь эмоций, которые заставляют людей совершать несвойственные им, шокирующие поступки. Я не обвиняю тебя в том, что произошло.

Я поднимаю на мужа благодарный взгляд. Сам того не осознавая, Нейтон снял с моей души внушительную часть груза вины, который я ношу в себе много лет.

— Но все остальное… я не уверен, что готов принять твое прошлое, — категорично заявляет он, и я коротко киваю, опуская глаза.

— Мне нужно чуть больше времени, чтобы вернуться к прежним отношениям, Джина, — напряженно добавляет Нейтон, вставая с кровати.

— Ты снова уедешь, — с упавшим сердцем спрашиваю я.

— Нет, — он отрицательно качает головой, не глядя на меня. — Но спать пока мы будем врозь.

— Хорошо. Я... понимаю.

— Есть еще одно условие, которое ты должна выполнить, — бескомпромиссно заявляет Нейтон, бросив на меня пристальный взгляд.

— Какое? — уточняю я, ощущая холодок, бегущий по позвоночнику.

— Ты говорила, что на приеме видела кого-то, кто тебя узнал. Я получил видеозапись того вечера. Мне нужно, чтобы ты показала этого человека. Прямо сейчас, Джина.

— Что с ним будет? — затаив дыхание и чувствуя нарастающую боль в области груди, спрашиваю я.

— Это не должно тебя волновать…

[Итан]

Несколько дней в Майами, которые я провел с Люком, не помогли избавиться от тяжелых мыслей. Я ощущал, что круг смыкается, физически чувствовал наступающую со всех сторон опасность. И даже брат заметил, что я стал нервным и дерганным. Моя многолетняя выдержка и контроль над эмоциями дали сбой. Я на грани.

Невозможно контролировать то, что сильнее меня. Ярость… она сокрушает мою душу, тело и разум, иссушает ее, сотрясает до основания. Она открывает то, что казалось давно запертым на в глубинах сознания за тяжелым засовом.

Я чувствую удавку на горле, и с каждым днем она натягивается все туже. Есть только один человек, который повинен в том, что я никогда не буду чувствовать себя по-настоящему живым, настоящим, свободным. Да черт с ней, со свободой. Она никогда не имела для меня ценности. Я просто хочу избавиться от гнева внутри меня, от ежедневной лихорадочной работы мысли, от бесконечных пустых идей и предположений. Я хочу выиграть хотя бы одно сражение, предугадать хотя бы один ход. И, да. Да, Лиса была права, это похоже на одержимость, нездоровую зависимость. И за время моего взаимодействия с Рэнделлом Перришем мое отношение к нему менялось много раз, от суеверного преклонения и восхищения, до лютой ненависти и презрения.

Это сложно описать, подогнать под существующие понятия. Это сильнее всех чувств, что я испытывал, сильнее даже моей любви к Лисе.

Я видел, как Перриш снимает с людей кожу, разумеется, в переносном смысле, слой за слоем, лишая воли, права голоса, желания сопротивляться его сокрушительному воздействию. Он заставлял, нет он делал так, что мы сами делали выбор. И мы выбирали его, как единственного, кто мог решать, как нам жить и для каких целей. Мы сами предоставили в его руки свои судьбы, позволили делать выбор за нас.

Я долгое время ощущал разрушительное воздействие слепой благодарности за помощь Перриша в тот момент, когда умерла моя мать, и я остался один с больным братом. Мне казалась наша встреча судьбоносной. Я видел в Перрише наставника, и несмотря на то, что он тоже был достаточно молод, я чувствовал в нем какой-то несопоставимый с его возрастом опыт, мудрость, непоколебимую уверенность в себе. Это не могло не восхищать, не вызвать уважение, и желание однажды, хотя бы частично, уподобиться этому непостижимому человеку.

Осознание того, что он играет с нами пришло позже. Когда появилась Лиса. И именно тогда я возненавидел Перриша. Я искал слабые места в его защите. Пытался подобрать ключ к сложному многофункциональному механизму, которым он являлся. Человек без эмоций, безжалостная несокрушимая машина, которая использует людей, как гребаное топливо.

Я должен или разгадать его, или увидеть, как он падет.

Третьего не дано. Моя одержимая потребность в этом уже вышла за пределы уязвленного мужского эго. Это не борьба за женщину. Черт, я никогда бы не стал бороться с ним из-за женщины. Это совсем другое.

Если я пойму, как он это делает, я найду свой собственный путь к освобождению.

Так, наверное, чувствует себя человек, отвергнутый своим творцом, осознавший, что тот для него значит не больше пыли под ногами. Лишь пешка в его глобальной игре, правила которой остаются недосягаемыми для того, кем играют.

Я не хочу быть пешкой. Перриш должен понять и увидеть, что я не его долбаная игрушка. Не марионетка, не инструмент для использования. Что я не хуже его, и тоже могу вести свои собственные игры на его территории.

Наверное, совсем не с такими мыслями я должен был возвращаться в Кливленд после достаточно мирных и насыщенных выходных с братом. Люк не устает меня радовать своими успехами в школе. У него появилось много новых друзей. Педагоги его хвалят, врачи, у которых мы еще наблюдаемся, говорят, что Люк опережает все прогнозы по восстановлению. Я должен испытывать удовлетворение, облегчение, радость за брата. Но все эти чувства, как всегда, заглушаются тлетворным, разрушительным влиянием Перриша. Один звонок с требованием немедленно явиться на собрание, и все позитивное, что я зачерпнул за эти дни, растворяется под тонной негативных эмоций.

Я хочу дожить до того дня, когда увижу, как Перриш узнает, что вовсе не так неуязвим, как ему кажется.

Ну, а сейчас я еду в Розариум на бешенной скорости, и уже опаздываю на сорок минут, застряв в пробке на въезде в город и потеряв на это хренову тучу времени. Я не успею заехать в свой номер за костюмом, который, наверняка, пару часов назад был доставлен секьюрити Перриша. К черту. Перебьется. Одно нарушение правил всегда ведет за собой другое.

Съезжая на трассу вдоль озера, я замечаю в зеркало переднего вида, что за мной на расстоянии метров тридцати едет черный внедорожник с тонированными стеклами, и причем уже давно, с самого выезда из Майами. Я привык замечать детали, это моя работа, и несмотря на то, что на трассе немало других автомобилей, именно этот я выделил спустя несколько поворотов, после которых он не оторвался, и по-прежнему ехал следом за мной на неизменном расстоянии. Нахмурившись, я прибавляю скорость, делая опасный маневр и объезжаю по встречке несколько автомобилей впереди меня. Внедорожник делает то же самое. Я резко прижимаюсь к обочине, заглушая мотор своего «БМВ». Черная махина проезжает чуть вперед и тоже останавливается. Я несколько минут жду, что из автомобиля кто-то выйдет, и даже нашарил пистолет в бардачке, который всегда ношу с собой на экстренный случай. Разумеется, у меня есть и разрешение, и лицензия. Но проходит пять минут, а из внедорожника так никто и не появляется. Я медленно трогаюсь, объезжая автомобиль, и пытаясь разглядеть водителя сквозь тонировку, но мои попытки не увенчиваются успехом. Я возвращаюсь в колонну машин, двигающуюся по дорожному полотну в одном ритме. Внедорожник следует за мной. Я не понимаю, кто меня преследует. На Пэрриша не похоже. Он никогда не действует так откровенно. Съезжая с трассы на двухполюсную пустынную дорогу, я по-прежнему продолжаю наблюдать ползущий за мной «хвост». Черт! Что за хренотень творится? Мне необходимо оторваться или развернуться и поехать в отель. Но я даже не успеваю начать новый маневр. Замечаю микроавтобус «мерседес», несущийся навстречу по своей полосе. Он резко разворачивается, вылетая на встречку, скрипя шинами и поднимая пыль с дороги, и встает в аккурат за мной, преграждая путь внедорожнику. А вот это уже похоже на Пэрриша. Я резко даю по газам и на бешеной скорости устремляюсь вперед, раз уже появилась такая возможность. Хотя мог бы и сам оторваться. Я хорошо знаю местность, улочки, витиеватые дорожки. Запутать преследователей не составило бы большого труда.