Руна на ладони (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 8

— Это светлый альв. Красивый народ, но человеческим женщинам с ними лучше не связываться. А то могут потом найти мертвой, с вырванными зубами и глазами.

Света молча покосилась на оборотня — и торопливо шагнула вперед, снова переведя взгляд на красавца. Что-то не похож этот светлый на зверя…

Ульф вдруг оказался прямо перед ней, и она лбом наткнулась на его грудь. Рывком выпрямилась, глянула уже на оборотня.

Причем глянула сердито.

— Повязку поправь, — с каким-то нехорошим спокойствием сказал он. — Сбилась… и не заглядывайся на альвов. Никогда. Бабы забывают обо всем, если долго смотрят им в глаза. Особенно если на них нет охранного амулета. На тебе ведь нет?

Что же им позволяют ходить по городу, где этих баб полно, мелькнуло в уме у Светы.

— Не отставай, — уже приказным тоном добавил Ульф.

И, развернувшись, снова зашагал к полоске берега между двумя причалами.

Света, зло выдохнув, вернула на место полоску ткани, отрезанную от своей майки. Заторопилась следом. На красавца смотреть почему-то уже не тянуло…

У воды горела пара костров — и люди, стоявшие возле них, что-то готовили. Ульф миновал их, остановился, не дойдя до причала с левой стороны нескольких шагов. Даже не спросил — а с ходу объявил, развернувшись:

— Ты голодна. Ешь. Зелья в этом пироге нет, не бойся.

Света, хмуро глянув на него одним глазом, пальцем выковыряла изо рта ватные валики. Зажала их в кулаке.

И наконец откусила. Тесто оказалось кислым, жирным — но в середине шла сладенькая прослойка. Вкуснее всякого торта…

Ульф одобрительно кивнул, пробормотал:

— Когда человек ест, его сердце смягчается.

Знаток нашелся, сердито подумала Света, снова откусывая.

— Ну а теперь поговорим, — негромко объявил оборотень.

И зачем-то развязал кожаные шнурки, стягивавшие рубаху на горле. Затем рванул края ворота обеими руками, углубляя разрез, идущий от горловины вниз.

— Смотри. Вот гривна из серебра.

Света, снова откусив от пирога, который теперь казался ей до обидного маленьким, уставилась на мужскую грудь. Густо заросшую волосом того же грязно-молочного оттенка, что и грива на голове этого Ульфа.

Вокруг витого серебряного украшения, полукругом спускавшегося ниже ключиц, поросли не было. Словно оборотень выбрил себе там дорожку. Возле гривны тянулась полоса нежно-розовой кожи. Тонкой, как на только что затянувшейся ране. Выглядывала сверху и снизу, в точности повторяя очертания серебряного жгута…

— Я ношу эту гривну, не снимая, — ровно сказал Ульф. — Когда волк, живущий во мне, просыпается, серебро прижигает мне шкуру. И я снова становлюсь человеком. Поэтому не бойся — я никогда не причиню тебе боли. Никогда не обернусь волком рядом с тобой. Но это ещё не все. Есть люди, которые нас не терпят — и если они рядом, то кожа под гривной горит. Если женщина оборотня чувствует к нему отвращение — кожу жжет. Если она его ненавидит — кожу прожигает…

Он ронял слова спокойно, монотонно, а у Светы между лопатками почему-то поползли мурашки. И рука с недоеденным пирогом опустилась.

Это не жизнь, подумала она. Вечная пытка. Неужели это все правда?

Полоса розовой кожи вокруг серебряного жгута неприятно поблескивала на солнце.

— Поэтому оборотню трудно найти для себя невесту. Она должна быть смелой, не чувствовать к нему отвращения… не брезговать им. Но оборотню нужно найти себе жену именно из людей.

Почему, мелькнуло у Светы. Она вопросительно вскинула брови, глядя прямо в глаза Ульфа — янтарные, сияющие на солнце.

Оборотень слегка улыбнулся, приоткрыв клыки. Сообщил:

— Если оборотень сойдется с женщиной, у которой в роду когда-то был волк, то вместо детей у них родятся волчата. Просто волчата. Они никогда не заговорят, никогда не обернутся людьми. И оборотня, сошедшегося с женщиной, в жилах которой есть хоть одна капля волчьей крови, изгоняют из Ульфхольма. Потому что волк, обрекший своих детей на такую участь, не умеет владеть собой. Он легко может обезуметь — и содрать с себя гривну. А это опасно. Серебро зовет то человеческое, что в нас есть. Без него быть человеком слишком трудно. Иногда почти невозможно.

Глаза Ульфа горели оранжево-желтым огнем, черные пятнышки зрачков в них подрагивали, жмурились.

Как же они живут, эти оборотни, зачарованно подумала Света. Столько боли — и ведь сами идут на это…

А следом она одернула себя — что, если все это ложь? И вообще, он её выдернул из родного мира, как морковку с грядки! Нечего тут всякое зверье жалеть! О себе надо думать…

Только после этих мыслей ей вдруг стало противно, и она ощутила отвращение. Но к себе самой.

Улыбка Ульфа стала шире. Клыки стали видны почти полностью.

— Ты сердишься — но не на меня. На себя? Не надо.

Это-то он откуда понял, изумилась Света. По запаху?

— Ты бесстрашная, — мягко сказал Ульф.

Жалкая неприкрытая лесть, решила Света. И, независимо глянув на него, откусила от пирога. Пусть видит, что её комплиментами не проймешь.

— Ты побаиваешься меня, но не чувствуешь ко мне отвращения. Тебя мне послали норны. Они не ошиблись, потому что я стою рядом с тобой, и не чувствую жара на коже. Я сделаю все, чтобы ты меня никогда не возненавидела…

Света фыркнула. Ну прям соловьем разливается. Болтливые здесь оборотни!

— Подумай сама, — заявил Ульф, — я не увел тебя силой из дома колдуньи Ауг. Я принял твое решение. Потому что если ты возненавидишь меня по-настоящему, всем сердцем — смысла удерживать тебя при себе нет. Я не смогу жить, все время принюхиваясь к вони своей паленой шкуры. Но я понимаю, что все это для тебя слишком быстро. Слишком неожиданно.

И как только он догадался, насмешливо подумала Света, приканчивая пирог.

Оборотень посмотрел в сторону города, снова перевел взгляд на неё.

— Скажу честно — я присматривал за тобой, когда ты вышла из дома колдуньи.

Присматривал, подумала Света.

И тут же ей вспомнилась тень, мелькнувшая за спиной темного человека перед тем, как тот упал. Так вот кто это был…

— Ты встретилась с темным альвом, когда спускалась по тропе, — сказал Ульф, подтверждая её подозрения. — Темные не опасны, если их не задевать. Но этот почему-то заинтересовался тобой. И ты только что засмотрелась на светлого альва. Здешние люди с детства втолковывают своим дочерям, что на светлых смотреть нельзя — можно остаться без глаз. И без зубов. А ещё умереть нехорошей смертью. Кроме того, местные женщины носят амулеты, которых альвы не любят. Будь у меня возможность, я бы дал тебе погулять по Нордмарку. Чтобы ты поняла, куда попала. Конечно, я присматривал бы за тобой… но сейчас кое-что случилось. Меня ждут в крепости конунга, прямо сейчас.

Оборотень махнул рукой в сторону шумевшего рядом города. Света перевела взгляд на тонкую ленточку крепостной стены, видневшуюся вдали, над крышами.

— Больше я не могу присматривать за тобой, — продолжал Ульф. — Поэтому хочу предложить кое-что. Поднимись на мой корабль. Я не трону тебя ни пальцем, ни когтем. Не позволю причинить тебе зло — никому не позволю, даже себе. Сам уйду спать к своим людям, уступлю тебе мою каюту. Там ты будешь в безопасности. И тебе не придется самой добывать еду… или спать в холодной пещере.

В пещере, отметила Света.

Сто против одного — он не просто вырубил того темного альва, он ещё и проследил за ней до самой пещеры.

Но было нечто, что Света не могла не признать. Оборотень по имени Ульф ни разу не попытался навязать ей свою волю. С самого начала.

— Это будет хорошо для меня, потому что я смогу беречь тебя. Это будет хорошо для тебя, потому что ты будешь в безопасности, — объявил Ульф Ормульфсон.

И Света задумалась.

Если эта гривна сдерживает оборотня — тогда выходит, что он относительно безопасен. Но только относительно.

В доме старухи Ульф уже начал оборачиваться. Вытянутые челюсти с торчащими клыками и шерсть на щеках тому подтверждение. А серебро его тогда почему-то не остановило