Красная сирена - Дантек Морис - Страница 7
- Предыдущая
- 7/91
- Следующая
Но реальный мир был куда жестче мира ее детских игр. Здесь вам не детская и не чердак, тут не превратишь кукол и бумажные декорации в дворец флорентийской принцессы или волшебный корабль кельтской морской феи. Теперь она попала в жесткий и более чем конкретный мир взрослых людей. Здесь шумят факсовые аппараты и пишущие машинки. И свет здесь искусственный – неоновый. И проблемы…
– Говорите, госпожа Ван Дайк.
Тон Алисы был почти умоляющим.
От этой женщины исходили честность и сила. Она будет надежным союзником в будущем, в чем бы ни заключалась пресловутая проблема.
– Итак… Твоих родителей в доме нет. Они вывезли большую часть мебели и вещей…
Алиса лежала на раскладушке, вытянувшись в струнку, и ждала продолжения.
– Они уехали, – повторила Ван Дайк. – И увезли все кассеты из подвала.
Алиса не могла шевельнуться от ужаса, горло у нее перехватило.
«Боже мой, – думала она. – Папа, папа, что мне делать? Где ты? Почему тебя нет рядом?»
– Нам открыл дверь какой-то человек… Старик, светлые волосы, очень светлые голубые глаза… Он показал нам дом…
– Это господин Лахют, – ответила девочка. – Мажордом. Он занимается домом и поварами, живет в маленьком домике в дальнем конце сада.
Инспектор мягко улыбнулась:
– Алиса, помнишь, сегодня утром ты говорила о студии, которую твои родители купили за городом? Ты знаешь, где она находится?
Алиса отрицательно покачала головой.
– А помнишь, ты описала мне большой дом и сказала, что видела фотографию, так?
– Да.
– Так почему же они говорили о студии? Могло так случиться, что они купили там небольшую квартиру? Там или где-то еще? Ты полагаешь, речь шла о студии звукозаписи или о кинопавильоне?
Алиса уже готова была ответить «нет», но в последний момент прикусила язык. «После того, что случилось, – думала она, – и правда, почему бы и нет? Они столько всего от меня скрывали, может, и это тоже?»
Она неопределенно пожала плечами:
– Я не знаю, госпожа Ван Дайк, – правда не знаю.
Инспектор успокаивающим жестом подняла руку и открыто улыбнулась:
– Конечно, сейчас это неважно. А теперь ты должна отдохнуть, а мы будем тебя охранять. Тот факт, что в доме мы ничего не нашли, не упрощает нам дела, думаю, ты и сама это понимаешь. Боюсь, для суда одной кассеты будет недостаточно.
Инспектор Ван Дайк встала, продемонстрировав длиннющие ноги в простых джинсах.
– Твои показания станут решающим свидетельством. Алиса, после нашего визита в твой дом я слышала, как один тип в Минюсте говорил: нет оснований требовать ордер на арест, не следовало проводить этот обыск.
Анита со значением взглянула на девочку:
– Я знаю, как ты умна, Алиса, – как взрослый человек, а может, поумнее многих взрослых… Я буду с тобой откровенна и честна. Мы постараемся вернуться к твоим показаниям. Твои родители – люди богатые и влиятельные. Скандал, если он разразится, может вызвать большое недовольство в верхах. А кроме тебя, у нас ничего нет.
– А как же кассета? – спросила Алиса. – Вы смотрели ее сегодня утром… – Голос девочки срывался от отчаяния. Анита вернулась к кровати и села рядом с ней. Ей так захотелось защитить Алису, что она обняла ее.
– Твоя кассета имеет смысл только вместе с твоими показаниями, Алиса. Маски, ты понимаешь?
Алиса, с трудом сглотнув, тихо кивнула.
Инспектор встала.
– Хорошо. Сегодня ты переночуешь в ведомственном доме под охраной двух полицейских. С завтрашнего дня все закрутится, и ты должна быть в форме. Поешь нормально, примешь настоящий душ и поспишь в обычной кровати. В понедельник я заеду за тобой утром, и мы отправимся к прокурору во Дворец правосудия… Идет?
Алиса отчаянно закивала. Действительно, что еще им остается?
Дверь закрылась, отгораживая ее от яркого неонового освещения коридора и полицейских в форме.
Девочка сидела на кровати и медленно пила кока-колу. Последние тяжелые дождевые тучи уплыли прочь, небо отражалось на асфальте всеми оттенками синевы. Оранжевый свет трепетал на горизонте, танцевал в каплях дождя на оконном стекле. Алиса знала, что этот уходящий день закрывает целую главу ее жизни. Сейчас она была первым словом, написанным на листе бумаги, который ураган вот-вот подхватит и унесет прочь, как сухой листок, упавший с дерева.
Так она чувствовала. Интуиция подсказывала: небо прояснится, все оживет. Алиса была уверена, что-то надвигается на город. Буря.
Именно эта буря заставляла девочку дрожать и бояться, потому что у нее было лицо ее матери.
Матери, которая сейчас наверняка разгневана.
Она просто в ярости.
2
Прокурор Горстен был миниатюрным суховатым человеком с узким строгим лицом. Черный костюм и круглые очки еще больше увеличивали его сходство с лютеранским пастором. Он сидел за величественным столом в комнате, отделанной темными тополями, свидетелями минувших веков, слышавшими множество людских секретов и видевшими столько преступлений… Кабинет освещался неярким светом, падавшим из высокого окна, выходившего на дворцовый сад.
На Алису произвела впечатление торжественная и гнетущая атмосфера этого места и непроницаемого человека, сидевшего против света.
Инспектор мягко взяла девочку за руку и подвела ее к прокурору.
Алиса села на высокий стул в стиле рококо, стараясь не ерзать и сохранять присутствие духа. А еще бдительность.
Она прислонилась к спинке, уставившись на носки своих туфель, и стала ждать начала разговора.
Голос прокурора вполне соответствовал его образу. Холодный и отстраненный.
– Итак, вот она какая, эта маленькая Алиса Кристенсен. Мадемуазель, а вы знаете, что уже стали знаменитостью?
Алиса смутилась, не зная, что ответить, и не поднимала глаз, ища выход из неловкой ситуации, потом бросила умоляющий взгляд на Аниту, которая сразу все поняла и пришла ей на помощь.
– Господин прокурор, эта девочка пережила настоящий шок… Хочу, чтобы вы помнили, как она чувствительна… Интеллект Алисы выходит за рамки обычного… Я принесла с собой некоторые ее школьные тетради… Вы будете поражены.
Анита вынула из своего портфельчика картонную папку и мягко положила ее на стол.
Прокурор взглянул на инспектора, потом на Алису. В глазах его было столько же доброты, как у ловчего сокола. Взял папку, молча перелистал, два или три раза удивленно крякнув.
Когда он дочитал, взгляд его изменился, стал человечнее. Внимательно посмотрев на девочку, Горстен перевел взгляд на Аниту:
– Да, инспектор Ван Дайк, это впечатляет. Но разве из этого следует, что все сказанное – правда?
Анита собралась с мыслями и заговорила:
– Господин прокурор, неужели вы действительно думаете, что такой тонкий и блестящий ребенок мог придумать такую жестокую шутку? Обвинить своих родителей, свою родную мать в ужасных преступлениях, не будучи абсолютно уверенной и внутренне убежденной…
– Послушайте, Ван Дайк, вы не хуже меня понимаете, что проблема не в этом.
Голос прокурора скрежетал, как ржавое железо.
– Проблема не в том, верит ли девочка в то, что говорит. Главное – насколько все ею рассказанное соответствует действительности…
Горстен бросил на Алису беглый смущенный взгляд, достал из ящика стола толстую папку с делом и продолжил:
– Единственное, что у нас есть, – это кассета, которую, как утверждает мадемуазель Кристенсен, она нашла в доме, где живет, в комнате, забитой кассетами подобного рода… Но ее родители отсутствуют, и соседи заявили, что они занимались переездом всю вторую половину дня девятого числа. В упомянутой мадемуазель комнате нет ни одной кассеты – она пуста.
Алиса в ужасе взглянула на Аниту. Сердце ее бешено колотилась. Она бросилась в атаку с отчаянием обреченного:
– Госпожа Ван Дайк, вы же знаете, что я сказала правду, – комната была забита кассетами, я сама их видела, а мадемуазель Чатарджампа исчезла много месяцев назад.
- Предыдущая
- 7/91
- Следующая
