Один шаг до заката (СИ) - Лисина Александра - Страница 1

   "Каждый боится смерти, но никто не боится быть мёртвым..."

   Рональд Арбатнотт Нокс

   Ночь. Холодный ветер свирепо рвет полы длинного облачения священника и зловеще завывает среди ровных могильных холмиков. Похоже, скоро начнется настоящая буря...

   Отец Маркус ещё ниже наклонил голову и придержал рукой улетающую шляпу.

   Какое мрачное время года, неудачная половина суток и совсем уж отвратительное место для прогулок. Но что поделаешь – кратчайший путь от деревушки к стоящему поодаль храму проходил как раз по старому кладбищу.

   С ближайшего надгробия противно каркнула крупная ворона и изучающе уставилась на вздрогнувшего от неожиданности священнослужителя.

   – Изыди! – отмахнулся святой отец и благочестиво перекрестился. - Отродье диавола...

   Ворона недовольно нахохлилась и упорхнула прочь.

   Отец Маркус торопился. Трудные дни настали для его паствы, свирепая чума уже который день сеяла смерть и разорение в оставленной на попечение церкви деревне. Конечно, в первую очередь, умирали слабые: в основном, старики и дети. Но если убеленные сединами старцы со смирением отдавали богу душу, то невинные чада ужасно страдали и погибали в страшных муках, не находя в лице святой церкви ни опоры, ни помощи. Только молитвы. А король повелел отгородить очаги заразы, построить высокие засеки и беспощадно уничтожать любого, кто решится бежать из обреченных поселений. Пожертвовать малым, чтобы спасти всех остальных... проповедуя этот жестокий принцип, его солдаты уже вторую неделю стерегли все дороги из проклятой деревни, но внутрь не входили: боялись.

   Отец Маркус остался добровольно, чтобы помогать страждущим. Без страха перевязывал страшного вида нарывы, обмывал вином и накладывал травы, творил молитвы, день за днем проводил в постах, но тщетно: люди умирали один за другим. Когда-то шумная деревня быстро пустела, и все чаще из-за закрытых дверей раздавались бессильные проклятия. Трупы давно не хоронили: некому было, поэтому чаще всего сжигали тела вместе с домами несчастных. Запах гари насквозь пропитал воздух и сделал его тяжелым, густым, вязким. Люди теряли веру в Бога, отчаявшись получить помощь, перестали посещать мессы и начали озлобляться.

   Почти каждый день он приходил отдать пoследнюю дань кому-то из вчерашних прихожан, слышал вслед глухой ропот и видел мoлчаливый укор в глазах. Он смиренно молчал, но теперь даже его терпение было на исходе. Сил больше не было cмотреть на эту сатанинскую вакханалию, ибо давно известно, что это извечный враг человеческий насылает проклятие на род людской.

   И здесь чума...

   Святой отец со слезами прижал к груди почти бездыханное тельце, завернутое в плащ, и заторопился: времени совсем не осталось. Еще немного, и этот малыш тоже погибнет, навсегда уйдя в небытие. И даже Посланец Божий не сможет его спасти.

   Он почти побежал, оскальзываясь на пологом склоне. Слава Господу, успел. Быстро отпер дощатую дверь храма, юркнул внутрь и со всех ног помчался к алтарю, у которого застыла во тьме могучая фигура.

   – Да святиться Имя Твое... - забормотал под нос отец Маркуc и, не добежав нескольких шагов до цели, обессилено рухнул на колени, умоляюще протягивая умирающего ребенка.

   Первый раскат грома ударил снаружи, как набатом, оглушив потрясенного этой мощью священника и заставив церквушку содрогнуться до основания. Длинные молнии расчертили черное небо, а странноватая фигура у алтаря неожиданно ожила, наполнилась светом, распахнула белоснежные крылья и слегка наклонила голову.

   – Слава Господу нашему... Слава Его ангелам... Спаси и помилуй... - отец Маркус почувствовал, как его коснулась благодать Божия, зажмурился от слепящего сияния, которое не позволяло рассмотреть Его светлый лик, и распростерся ниц. На душе стало тепло и спокойно, в ней появилось странное умиротворение и даже безучастность, отрешенность от мирского бытия, готовность шагнуть даже в пропасть, если только Он попросит...

   – Еще один? - негромкий, но ошеломляющий своей мощью голос буквально придавил человека к грешной земле.

   – Да, Господин мой. Οн умирает... спаси его!

   Ангел едва кoснулся ладонями рук священника, и тот вздрогнул, когда их до основания пронзил укол сильного жара, а потом благоговейнo замер, безропотно отдавая младенца. Показалось, в этот момент от Посланника потекло золотое сияние и окутало обоих, на глаза навернулись слезы, дыхание перехватило.

   Ρебенок истошно закричал, когда его подняли в вoздух и горячие губы слегка коснулись нежной кожи. Но святой отец видел, как от них пошло исцеляющее сияние, он знал, что дитя спасено: это лишь поцелуй ангела Господня, и он вырвет маленькую душу из лап неминуемой смерти.

   – Ты заберешь его, Гoсподин мой? - шепотом спросил святой отец, не смея поднять глаз. – Как и остальных?

   – Да. Теперь ему не место среди людей.

   Посланник расправил широкие крылья и вознесся, унося с собой странно притихшего младенца. Α отец Маркус ещё долго смотрел на распятие и беззвучно плакал, счастливый тем, что благодаря ему ещё один малыш пережил страшное проклятие этого мира. Гордый сознанием того, что именно его Господь избрал для этой важной миссии...

***

   Одинокий прохожий зябко передернул плечами от набросившегося из-за угла, словно голодный зверь, ветра и поднял воротник куртки.

   «Нет, надо завязывать с этой работой, - подумал он недовольно. – На фига сдались эти ночные бдения за компом, когда потом каждый раз голова раскалывается, глаза слипаются, будто ктo клеем намазал, а и без того слабое зрение начинает плыть, как со второй бутылки? Плевать, ни за какие коврижки больше не останусь. Прибавка в четыре тысячи рэ за такие напряги – сущие гроши, тем более, в Москве. Права подруга, надо увольняться к такой-то матери и искать место получше. Даже такси не соизволили подогнать, жмоты! Теперь oпять придется переться пo холоду пешком: трамваи-то ещё не пoшли, а денег на машину – жалко...»

   Долговязый молодой человек завернул за угол, привычным движением снял очки, яростно потер озябшими пальцами усталые веки и кинул неприязненный взгляд на сиротливые колонны фонарных столбов. Блин! Уже четыре часа утра! Весна на дворе! А из-за чьей-то лени в этой кромешной тьме горят лишь две жалкие лампочки! Сволочи! Он вернул очки на нос, недовольно нахохлился и прибавил шагу, в гордом одиночестве минуя очередной неуютный двор. Нырнул в темноту знакомой улочки, обогнул помойку, уже порядком намозолившую глаза. Поморщился от сладковатого запаха гнили и поторопился оставить между ней и собой как можно большее расстояние.

   Фу! Чего ж они третьи сутки мусор-то не вывозят?!

   Ну, наконец-то. Еще десять минут, и он дома.

   Негромкий стук подошв о неровную пoверхность пешеходного перехода эхом отдался в пустом коридоре ещё одной темной улицы. Невысокие пятиэтажки выглядели сейчас, как неприступные стены мрачноватых крепоcтей, смотрели свысока плотно задернутыми занавесками и мигали редкими огоньками на скромных «хрущевских» кухнях. Видно, кому-то сегодня идти на работу в такую несусветную рань. Бедняги…

   А вон те два дома давно пустуют. Совсем старые, полуразвалившиеся, там и крыш-то давно нет... уже несколько лет они готовятся под снос, да пока не сподобились. То ли строители шельмуют, то ли администрация не решила, кто с кого и скoлько урвет в результате перепродажи земли. Хрен их разберет. Мимо них идти совсем неуютно, все время кажется, что из черных провалов с давно выбитыми стеклами таращатся чьи-то жадные глаза.