Чистый лист - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 19

— То есть как — женился?! — наконец справилась я с удивлением. — Или она… тоже погибла? — предположила с замиранием сердца.

— Да уж лучше бы погибла, — проворчал Стевич. — Красивая амбициозная девка. Когда Мая обвинили в умышленном уничтожении дирижабля и убийстве отца и братьев ради наследства, она с ним тут же поспешила развестись. Владыка наш на младшего Недича тогда был сердит, никакой титул ему не светил, в лучшем случае каторга, вот он и отменил брак своим указом — имеет право, раз детей нет. Потом-то, конечно, когда разобрались, она пыталась помириться. Ложись. Да прямо так, не надо разуваться.

— Вот же дрянь! — ругнулась я. — Нет, ну надо же такой стервой-то быть, а?! Ну ладно, струсила, это полбеды, но как почуяла упущенную выгоду — так сразу дала задний ход! Хоть бы гордость поимела!

Стевич на это ответил одобрительным взглядом и принялся пристегивать ко мне какой-то аппарат. От него тянулись тонкие проводки с широкими кожаными ремешками на концах вроде тех, какие были на мне в момент первого пробуждения, и тоже с камушками. На локти, на запястья, на щиколотки, а самый широкий — на голову.

— Погоди, а почему — консилиум? — уцепилась я за другую брошенную Гораном фразу. — Почему со мной сплетничать можно?

— Да понимаешь, какое дело… — задумчиво протянул профессор. — Только помолчи пару минут и расслабься. Я хоть и рассеянный ученый, но не в анекдотической степени. Хвала богам, женат и трое спиногрызов подрастают. — В голосе за иронией отчетливо проскользнула нежность. — И я в целом в состоянии предположить, чем может закончиться совместное проживание молодого мужчины и молодой девушки, которые друг другу изначально симпатизируют.

— То есть ты решил побыть сводней? — опешила я.

— Да хоть сводней, хоть хозяйкой борделя, хоть нянькой пополам со жрецом Черешара, если это поможет, — недовольно огрызнулся он. — Помолчи, пожалуйста, попросил же! Честно тебе скажу, мне плевать — получится у вас что-нибудь, нет, я не собираюсь срочно кого-то женить. Просто я вижу, что твое присутствие сказывается на нем благотворно, и вижу, что ты желаешь ему добра и спрашиваешь не просто из любопытства, а из интереса к самому Маю. Так почему бы не дать тебе ту информацию, которая нужна? Вдруг это поможет? Все, можно шевелиться. Но не вставай.

— Знаешь, ты очень, очень фиговый стратег, — прочувствованно проговорила, разглядывая Стевича и пытаясь определиться: то ли смеяться, то ли бояться.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прямо вот так сразу все в лоб говоришь, — пояснила ему. — А вдруг я разочаруюсь, обижусь и потеряю интерес?

— А ты потеряешь? — насмешливо покосился на меня профессор. — Мне-то кажется, наоборот, посчитаешь это вызовом себе и станешь шевелить Мая уже сознательно.

— Еще и проницательный, — хмыкнула я. — А если я от чрезмерного старания все испорчу? Вот так бы все шло тихонько своим чередом, а я начну помогать сознательно — и сделаю хуже.

— Некуда хуже, — отрезал Горан, не отрывая взгляда от каких-то шкал с дрожащими стрелками и вслепую делая пометки в раскрытом блокноте, потом рассеянно добавил: — А если сознательно получается хуже, чем случайно, то образец подлежит выбраковке…

— Чего?! — возмутилась я. — Какой выбраковке?!

— Обыкновенной, с последующей переработкой на компост. Ну сама посуди, если человек может приносить пользу только случайно, а намеренно вредит, зачем он такой нужен? — Стевич перевел на меня взгляд, осмотрел оценивающе и хмыкнул. — Это шутка. Что ты так напряглась?

— Ну, знаешь ли! — ворчливо отозвалась я. Шуточки у него… — Я, может, и экспериментальный гомункул трех дней от роду, но жить хочется. Кто знает, какие у вас тут порядки, права и обязанности. Вдруг ты меня создал — значит, хозяин и можешь делать, что хочешь.

— В Ольбаде нет рабства, — отмахнулся Стевич. — Все, садись. Сейчас аппарат отключу, и займемся твоей головой.

— В каком смысле?

— Вскрою и загляну внутрь, — спокойно ответил мужчина.

— Ха-ха, — угрюмо проговорила я, но дальше требовать объяснений не стала. Я уважаю умение шутить с серьезным лицом, но вот именно сейчас у Горана получалось совсем не смешно. Интересно, у него всегда такой юмор?

— С чего начнем? С интеллекта, памяти, воображения или психологического портрета? — Стевич жестом предложил мне пересесть на стул.

— Да без разницы. Только можно я сначала задам два вопроса? Они короткие.

— Всего два? Слушаю.

— Где находятся спектральные метки у лысых людей?

Горан посмотрел на меня долгим, непонятным взглядом и уточнил:

— И давно тебя этот вопрос беспокоит?

— С тех пор как я узнала, что вот эти цветные пряди — не дань моде и каким-то традициям, — фыркнула в ответ. — Ну так что?

Оказалось, что все не так весело, как я предполагала, а по-научному строго и логично. Цветные волосы я видела из-за индивидуальных особенностей собственного восприятия. На самом же деле эти метки существовали в энергетической оболочке человека, ауре, которую так просто не различить. К традиционным методикам хроматологов эта моя временная способность не имела почти никакого отношения, хотя и стала бы для них неплохим подспорьем.

В общем, лысого человека мое сознание при переводе магических образов в зрительные впечатления, скорее всего, так и оставило бы лысым. То есть никаких цветных пятен на черепе, скучища.

Второй вопрос — о том, кто такой Капитан, — Стевич встретил еще одним задумчивым и заинтересованным взглядом, но никак не прокомментировал собственное отношение, только пояснил, что это персонаж традиционного мадирского театра. В распоряжении драматургов имелся десяток типажей, лишенных личного имени, из приключений которых складывались разнообразные пьесы. Капитан являл собой персонаж героический, трагический или гротескный. Подтянутый суровый офицер, который, в зависимости от желаний автора, мог быть и центральным персонажем пьесы, трагически гибнущим в военной кампании, и романтическим героем, и недалеким солдафоном, рогатым супругом молодой легкомысленной Кокетки.

Прозвали так Недича студенты едва ли не в первую неделю работы, а через луну за глаза именовала вся знакомая с ним часть Зоринки. Вообще-то относились ученики к начинающему преподавателю беззлобно, даже симпатизировали, но… Нельзя отказать в наблюдательности и остроумии тому, кто первым примерил к Маю эту кличку. В самом же деле похож!

Про Мадиру я спрашивать не стала и очень этим гордилась: кое-что уже знала, выходит, не зря читала учебники! Сейчас страна делилась на провинции, сохранившие исторические имена вошедших в состав общего государства земель, и Мадира была одной из них. Мы сейчас находились в столичной провинции Ольбад, которая граничила с Мадирой на юге.

А потом вопросы начал задавать Стевич, и все остальное пришлось отодвинуть на второй план. Но я по этому поводу не расстроилась: самой было интересно узнать, что Горан выудит своими вопросами из моей беспамятной головы.

Выудил в конечном итоге многое. Правда, я поняла смысл далеко не всех вопросов, но кое-что интересное о себе все-таки узнала и окончательно подтвердила некоторые собственные подозрения.

Мы, например, пришли к твердому выводу, что в прошлой жизни я работала с техникой. Я отлично разбиралась в механике, неплохо знала математику, кое-что понимала в металловедении и немного — электричестве, да и вообще отличалась сообразительностью и обладала способностью логически мыслить. Правда, последней не всегда пользовалась.

Еще я выяснила, что необходимый магический иммунитет у меня уже потихоньку вырабатывается, тут предположения Стевича оправдались. Мое состояние менялось именно так, как это происходило у стертых. Я попыталась вытрясти из мужчины руководство, как бы ускорить этот процесс, но ничего по делу он мне сказать не мог: если бы такая методика существовала, ей бы давно уже пользовались для лечения стертых. А так — оставалось только ждать, пока само восстановится. Правда, Горан обмолвился, что я восстанавливаюсь процентов на тридцать быстрее статистической нормы, и предположил, что благодарить за это стоит Мая. Но доказать это пока не мог.